3. О самочинии

Мне часто задают вопрос, совсем сказанный, но совершенно уместен, что не учу ли я самоочению, что нет ли в этом нетрадиционном монашестве гордости, тщеславия и, прежде всего, самоочения, которое, как известно, является чуть ли не главным врагом христианской монашеской жизни. На это я честно отвечаю, что, конечно же, есть. Но, ответив так, я напомню одно соображение Игнатия Брянчанинова о том, что добродетели новоначальных являются всегда загрязнёнными, осквернёнными именно самоочением, тщеславием и гордостью. Но в то же время это не является основанием для того, чтобы новоначальные вообще не совершали никаких добродетелей. Но из этого следует неизбежный вывод, это я продолжаю пересказывать Игнатию Брянчанинову, что преуспеяние происходит медленно. И вот как же ускорить это монашеское преуспеяние? Есть самый радикальный способ, о котором знают все – это стать учеником великого старца. Ничего более скорого для преуспеяния природа не знает, так сказать.

Но я не буду сейчас повторять многим понятные вещи, что старцев нет. Обращу внимание вот на что. Когда старцев нет, то их выдумывают. И есть очень важный психологический механизм, который заставляет людей вообще, и монахов в частности, выдумывать себе старцев. Потому что хочется считать себя принадлежащими к избранному кругу. И если я таковым себя считаю, то я как бы даже по-христиански снисходительно отнесусь к каким-нибудь известным мне недостаткам того или иного модного старца, про которого кто-то что-то говорит, что он старец, и буду его считать своим старцем. И вот такое тщеславие, которое даже может быть не тщеславие и не гордость, а здесь в глубине какая-то просто боязнь остаться с реальностью наедине и заниматься чем-то действительно ведущим к своему спасению, может вести к тому, что за старцев принимают тех, кто совершенно таковыми не является. Это первое и наиболее грубое заблуждение на этом пути.

Второе есть тоже довольно грубое, хотя не столь, и тоже распространенное. Это представление о том, что просто можно прийти в какой-нибудь монастырь, где установлено течение жизни, где много народу, может быть, или немного, но он старый, и тогда будешь спасаться за счет принадлежности к монастырю. Это звучит похоже на первый случай, тем не менее, потому что все равно это место для коллективной гордости. Коллективная гордость – это не средство для спасения. Более того, еще раннее монашество вывело правило «не живи в славном месте». То есть, если ты живешь в каком-то месте, монастыре, которое имеет совершенно заслуженную славу из-за своих былых каких-то насельников, основателей или в каких-то поколениях учеников, то это не означает, что сейчас там жить полезно. Скорее всего, через несколько поколений этот монастырь, если даже и стал преуспевающим в материальном плане, если стал модным среди мирян, вот это особенно плохой признак, если туда паломники всякие идут, то значит, скорее всего, что жить там вредно для души. И поэтому вредно и через коллективную гордость, и через то, что там нет на самом деле никакого духовного руководства, а замена его просто работами по обслуживанию монастыря.

И тогда уже лучше всё-таки самому думать о своём спасении, чем передоверять это течению монастырской жизни, которая совершенно другие цели имеет. Я бы сказал, что это цели того или иного бизнеса. Не важно, каждый понимает, наверное, кто меня слушает, про как живут в подобном монастыре. И вот приходится заниматься самому. И поэтому, да, я не спорю, что этот путь плох тем, что он действительно даёт очень много места самочинию, но я просто хочу сказать, что это наименьшее зло. Во многих случаях нам приходится выбирать наименьшее зло, и именно в этом проявляется духовное рассуждение. Ну и, наконец, говоря о самочинии, надо сказать о смысле свободы и смирения. Потому что самочиние – это та страсть, которая противоположна добродетели смирения.

Но что такое смирение? Человек, который в условиях концлагеря превратился в животное, предположим, потому что он полностью потерял свои человеческие способности и человеческий образ. Что, он смирился? Наверное, мы скажем, что нет. Но в таком случае надо понимать, что и в плохих монастырях. Те, кто превратились пусть не в животное, но просто в какие-то автоматы, которые функционируют в этих условиях, те тоже не смирились, а они просто стали инвалидами. Да, это, можно сказать, психическое заболевание у них усилилось, но это не смирение. Смирение предполагает отсечение своей воли постоянное.

Это значит, что она не отсекается так, чтобы ее больше не было, а так, что она именно всегда есть и просто постоянно делает выбор в пользу воли Божьей. И если бы это было иначе, то для нашего спасения тоже была бы в целом воля наша не нужна, а она нужна. И вот смирение постоянно употребляется, именно смирение постоянно употребляется в нашей воле. Должен быть и я, который является субъектом этой воли, который молится, который понимает, зачем ему нужен Бог, зачем он должен спасаться, что это такое для него. И без этого просто не будет чего отсекать, невозможно никакое и смирение. И так я повторю, что смирение – это действие, которое предполагает свободный выбор. Должен быть тот, кто выбирает, и у него этот выбор должен быть. У человека, который в условиях конслагеря или специфического монастыря превратился фактически в автомат или животное, у него этого выбора уже нет, и это состояние ничем, кроме болезни, назвать нельзя.

И понимая, что сложности, связанные с самоощением, неизбежны, надо не уклоняться от того, чтобы самому делать какой-то выбор. То есть, когда ты думаешь, что ты его не делаешь, ты же все равно его делаешь. Когда ты, например, отдаешь себя в послушание какому-то старцу из соображений тех, о которых я только что сказал, или поступаешь в какой-то монастырь неудачный, это ведь ты разменял свою свободу на то или иное чувство спокойства и комфорта, которое дает удовлетворение вот этого желания принадлежать какой-то общности. Но желание принадлежать какой-либо общности, оно в принципе не монашеское. И поэтому, если мы хотим монашества и смирения, то приходится смотреть на другие вещи, и приходится давать себе отчет вполне трезво и честно, что да, самоощение, да, с этим приходится бороться, да, бороться с этим крайне сложно, но необходимо, да, быстро ничего не получится, но другого пути нет. Спасибо за субтитры Алексею Дубровскому!