299. Cоциальное служение монаха (2024.03.24)

задают вопрос о том, какое социальное служение могут нести монахи. Во-первых, надо сказать всё-таки, что монахи для того и становятся монахами, чтобы не нести никакого социального служения. Они выходят из общества именно для того, чтобы от него ничего не хотеть и ему ничего не давать. Потому что единственное, что они должны обществу, это чтобы молиться за мир, в смысле за Вселенную, за всех людей. Вот и всё. Но это общий принцип и идеал. В жизни не всё бывает так, и поэтому, если ты всё-таки как-то соприкасаешься с обществом, то изволь тогда ему что-то и давать. Поэтому, скажем, монашеские поселения разного рода, монастыри и тому подобное, которые были среди людей, в том числе, а не только где-то в диких пустынях, они все взаимодействовали с местным населением и старались как-то сделать, чтобы населению было от них неплохо, а по возможности хорошо.

Какую-то помощь оказывали, иногда материальную, медицинскую, конечно же. Иногда и обучали кого-то там грамоте, например. И, конечно, в случае всяких народных бедствий принимали беженцев, как-то старались здесь ухаживать и помогать и так далее. Но на это надо ответить так, что эти вещи, которые монахи в необходимых случаях исполняют, они не являются специфически монашескими. А это, в общем-то, просто христианский долг, что так вести себя прилично с окружающими, с тем, кто находится в беде, насколько это в твоих силах надо помогать и так далее. А в этом монашеского ничего нет. Ну, даже я бы сказал, что такое общечеловеческое, даже не очень даже и христианское. Ну, конечно, христиане тоже должны это делать.

А вот если все-таки спрашивать про специфические монашеские, то есть ли здесь что-нибудь? Ну, специфическое это скорее относится уже к церкви, потому что, монахи существуют в церкви, а не где-то, скажем, в вакууме. И в церкви они несут особое служение, которое святитель Григорий Палама сравнивал со служением пророков в ветхозаветном Израиле. Там тоже пророки не были начальством, чаще всего они даже не были священством. Кто-то был, вот, например, Илья Пророк был священником. Но если даже был, то все равно не был начальником среди священников. То есть первого священника уж точно не было. То есть, в принципе, там и церковная, и светская власть, она была отдельно от пророков.

Но пророки ей указывали путь какой-то, в стратегических случаях особенно. И особенно даже не столько правильный путь указывали, сколько останавливали на неправильном пути, разворачивали с неправильного пути. Вот примерно такая же функция у монахов в церкви. Мы это можем вспомнить и в 1920-е годы, когда именно монахи афонские составили основу старосильнического движения. И хотя среди них не было ни одного епископа, они все-таки смогли худо-бедно как-то восстановить истинную церковь. И потом тоже самое было в Румынии. И не в последнюю очередь именно монашество было формальное, потом больше неформальное, в основе катакомбной церкви в Советском Союзе. Но если брать такие более классические примеры, то как раз можно вспомнить торжество православия 1843 года, где всю эти диалоги и все принципы, на которых оно произошло, задавали две монашеские группы, которые между собой договорились.

Они всегда считались друг друга православными, но в остальном они друг к другу относились довольно едко и обменивались всякими колкостями. Это студиты монахи Святого Фёдора, студита с самого того времени умер, и монахи горы Олимп, отшельники всякие. Самым известным из них был Святой Иоанникий Великий, а патриарх Мефодий, который тогда как раз вместо иконоборческого патриарха был избран, он тоже был из их компании, их, так сказать, креатурой. И вот эти монахи, они решили, что надо принять, так сказать, непростые решения, которые сама императрица Феодора никогда бы не решилась принять. А именно, что надо всех священников, которые были рукоположены эритеками, а других в официальной церкви просто не было, ну вот чтобы, так никаких и не надо, вот других нет, так вот не надо никаких. И чтобы их просто всех вот не изложить, всех и остаться без священников на какое-то время, потом вот по возможности побыстрее, но уж как получится, восполнять другими. То есть не только, чтобы начальников ереси не изложить, это само собой, но чтобы всех, кто в этом участвовал, то есть всё духовенство переменить. И, конечно, это огромное социальное потрясение, и вот императрица Феодора на него пошла.

Правда, в обмен ей тоже сделали такое одолжение, чтобы не анафемастовать её мужа, императора Феофила. И даже возникла легенда, в которой, может быть, есть какая-то извергнуть исторические правды о том, что и Феофил успел покаяться перед смертью. Даже, согласно легенде, он не успел присоединиться к церкви, в любом случае. Но как бы то ни было, вот и Феофила не анафемастовали, а зато всех священников просто извергли ссану по всей империи. То есть это вот какое-то было социальное потрясение. Ну, согласно географии, действительно, всех лишили ссану, согласно реальной жизни, наверное, было как-то всё не так просто. Но, в любом случае, социальное потрясение было, и только монахи могли на нём настоять. Вообще, монахи – это такие люди, которые… Вот этим и опасно, что они могут принимать решения, несовместимые с жизнью, то есть совместимые только с догматикой.

Но потом оказывается, что если эти решения правильны, это, правда, не гарантированно. Вот тут есть свои минусы, потому что монахи могут как-то и ошибиться, как всякие люди. Но если они не ошибаются, то это вот именно то, в чём и было, спасение, и почему никто бы и не мог спасить без монахов. Почему в данном случае они приняли такое жёсткое решение? Они-то сами объяснили, потому что после Седьмого Вселенского Собора, примерно 60 лет назад, было принято решение по экономии, священники все остались, но потом они все повернулись на иконооборчество, и поэтому не надо, надо именно обновлять весь парк, так сказать, духовенство. И вот в данном случае жизнь показала, что монахи были совершенно правы. Иногда, конечно, они могут чего-нибудь хотеть уж совсем такого. Трудно мне привести примеры, чтобы это было как-то массово, но, может быть, такие есть, не знаю.

Когда не массово, таких примеров, конечно, много, но в целом, конечно, именно монашество может увидеть такие решения, которые остальной церковный народ, включая епископов, либо просто не видят и не понимают, либо просто боятся их применить, хотя это необходимо. Поэтому вот в этом и состоит то служение монахов социальное, ну, конечно, прежде, чем церковно-социальное, которое, кроме них, никто не может совершить.