269. Размышление как одно из пяти занятий монаха (2023.08.27)

Такой, можно сказать, монашеский вопрос задаёт. Я его перефразирую следующим образом. Можно ли монаху думать? Потому что есть широко распространённое заблуждение, что нельзя вообще. И в некотором смысле это не заблуждение, конечно, а правда. Но о чём точнее спрашивают, я вместе с ответами на вопрос дам понять. Спрашивают, вообще говоря, о рассуждении о одном из пяти занятий. Вся жизнь монаха должна проходить в пяти занятиях, которые перечислены у Евагрия.

Это молитва, псалмопения, рукоделие, рассуждение и чтение. Вот тут, может быть, не все понимают некоторые вещи, поэтому сейчас ещё про них немножко скажу, что под молитвой подразумевается только внутренняя молитва, потому что другая молитва – это псалмопения, и вот поэтому это разные занятия. Но внутренняя молитва здесь имеется в виду не только как занятие, которое должно сопровождать прочие занятия, но, например, рукоделие. Во время рукоделия, конечно, надо совершать внутреннюю молитву. Но и как то, на что исключительно тратится некоторое время в течение суток, посвящается только вот Иисусовой молитве. Что касается рукоделия, то, конечно, к нему можно отнестись и те работы, которые занимает мозг, тем более что смысл любого рукоделия, как тоже объясняет Евагрий, заключается в том, чтобы ум меньше блуждал. Он от этого не перестаёт блуждать, но меньше блуждает, потому что, как якорем, это я перефразирую Евагрия, якорем привязывается к тому, что нужно хотя бы для того, чтобы плести корзины. Но бывают, конечно, ещё и другие занятия, которые требуют ещё большего пригваждения ума, и он от этого меньше скитается.

Это главная задача, для чего монаху рукоделие. Монаху… Целью монашеской жизни не является что-то оставить после себя, что-то сделать побольше корзин или построить побольше монастырей и так далее, а для него целью является просто занять свой ум, чтобы он меньше блуждал. Вот это самое главное. Ну вот, и про чтение сейчас говорить не буду, но и рассуждение. Вот что это за мысли такие? Естественно, рассуждать надо о том, что полезно для спасения души. В общетеоритическом и особенно практическом применительно ко мне лично, к самому себе.

И вот это можно делать, конечно, не во время занятия рукоделием, но можно, в общем-то, и просто какое-то время суток этому посвящать. Ну, то есть, скажем, куда ты идёшь по дороге, можешь об этом подумать, например. Ну, конечно, это не должно быть за счёт псалмопения, молитвы, как специально отведённого на это занятие времени. Но вот такое обязательное осмысление, такая работа над опытом и ошибками, не только над ошибками, конечно, она является обязательным монашеским занятием. И, конечно, сверяться надо с нашими аскетическими поучениями, которые сформулированы вот у того же Ивагрия и других отцов 4-го, 5-го и всех последующих веков. И поэтому чтение с размышлением очень тесно связано. И, собственно говоря, когда ты читаешь, ты так же и размышляешь, иначе ты мало что поймёшь. Но не всегда это удаётся.

Бывает, ты читаешь впрок просто, чтобы запомнить то, что ты не понимаешь. А потом вот тут такое полезное тоже дело, которое также связано и с молитвой. Про молитвы есть поучение Антония Великого, которое на копском языке дошло, скорее всего, лет на полтора-сто позже, чем Антония Великина. Оно очень хорошее, что мы не должны быть подобной лошади, которая съест еду, и через неё всё насквозь сразу пройдёт. А мы должны быть подобны овце, жвачному животному, которое отрыгает из желудка и потом заново живёт. Вот так же мы должны со словом Божьим, с молитвой, с прочитанным. Это относится и к размышлению. То есть вот мы набрали в свою память чего-то, и потом мы это отрыгаем обратно в рот и пережёвываем.

И вот это… То есть мы не как лошадь, а именно как жвачное животное должны быть. Это вот именно то хорошее буквально руминирование, то есть такое пережёвывание, к которому мы призваны, к которому и молитва построена, и размышления. И, собственно, чтение имеет пользу только тогда, когда мы что-то запоминаем, то есть даёт пищу размышлению. То есть вот, пожалуйста, связь чтения с размышлением. Но, конечно, наши мирские привычки нас к другому, другого рода руминированию располагают. То, что психологи называют руминированием, это вообще-то несчастная вещь. То есть тебя что-то задело, и ты не можешь никак перестать.

Это бывает какая-то ссора с кем-то или какие-то просто недоброжелательные объяснения. Вот он мне сказал. Или какая-то… Вот я ему скажу там, вот, в следующий раз что-нибудь. Вот я вот не сказала, как надо было сказать. Вот это всё, конечно, безумие. Кстати, в святоатических поучениях с древних времён эти примеры приводятся, как то, чего делать не надо. Но также это касается и просто каких-то размышлений о чём-то совершенно неуместном.

Причём это, может быть, просто какие-то яркие картинки, которые запомнились. Кстати, одна из причин, почему монаху не надо смотреть кино, уж там запоминаются картинки. То есть это труднее выбросить из себя. Конечно, тренированный человек сумеет, но кто нетренированный, и кому это вот как-то жизненно неважно, тому тренироваться… Тому легче не начинать тренироваться, а просто не смотреть это кино. Вот я не смотрю. А также это бывают и просто какие-то яркие информационные поводы, которые помнишь. Ну там, если это что-то такое важное, то просто надо всякое воспоминание об этом и о хорошем, о плохом превратить в молитву.

Эта молитва, может быть, о здравии, о чём-то, чтобы хорошее что-то произошло. Ну, в своём понимании. Понимаешь, на самом-то деле это будет воля Божья. Мы говорим всё-таки Богу, это будет воля твоя, а не это будет моя. Или о покоении, если речь идёт о смерти каких-то людей. То есть так, чтобы бестолково вспоминать просто для воспоминаний, чтобы такого не было. Тогда получится, что каждое воспоминание как-то нас располагает в памяти Божьей к молитве, и тогда от дурного руминирования мы будем избегать. Но прежде всего всё-таки всегда наша…

Даже если какие-то меры пресечения плохого, они требуют того, чтобы научиться как-то избежать плохое, пресечь, то всё-таки самый главный метод – это научение хорошему. Потому что, когда есть хорошее, то плохому трудно пролезть. Возможно, и оно обязательно пролезет, но ему труднее и его меньше.