253. Первобытные инстинкты, психические расстройства и наследственность могут ли оправдывать грех？ (2023.05.07)

Задают такой действительно непростой вопрос, который касается монашества очень сильно, но вообще он всего касается. Я его зачитаю. «Если задуматься, все страсти и восходят к первобытным инстинктам, психическим расстройствам или наследственности. Есть искушение, в кавычках, слегка оправдать и себя, и вообще людей. Ведь как можно говорить о вине кого-то, если самого выбор был не очень добровольным, за ним много всего стояло?» Ну, это известный вопрос о том, что есть некая дурная наследственность, и вот как тогда быть с тем, что люди оказываются в неравном положении. Об этом, между прочим, пишет Авдорофей. Вот известна его история, как двух девочек-близнецов в младенчестве разлучили, и одну воспитала монахиня, а другую блудница, и каждая в соответствии со своей. Вот дальше как судить об этих девочках, так сказать?

Вот он говорит, что «я не знаю, как судить». То есть это вообще вопрос, который имеет некоторую нерешаемость. И неудивительно, потому что свободная воля, вот где она на самом деле свободна и так далее, это такая вещь, которая не улавливается рационально вообще никак. И более того, она и рационально тоже никак не улавливается человеком. Если бы было иначе, то мы могли бы судить людей. Вот ответить на этот вопрос в таком смысле, что вот надо так и так, и вот если сделать так и так, то мы все поймем, то это значит просто какой-то алгоритм, которым можно было бы научить компьютер или, по крайней мере, человека, чтобы судить людей. Но вот это нельзя сделать в принципе, а не то, что у нас компьютеры плохие. Если будут хорошие, все равно будет нельзя.

И вот что-то здесь можно, тогда можно сказать, что вообще нет смысла обо всем этом говорить. Тогда просто можно так вот действительно просто отрубить все разговоры. Но в какой-то степени, может быть, так и надо сделать, но когда мы действительно разбираемся с конкретными людьми, так сделать нельзя. Мы все-таки должны до какой-то степени на этот вопрос ответить, понимая, что ответ не окончательный, не исчерпывающий, приблизительный, и в качестве только таких рабочих решений он нам годится. Но вот здесь мы можем очень просто сказать. Вот, например, алкоголизм. Когда человек пьет, он же может в данный момент не напиться. И может он и не напьется в данный момент, а напьется в следующий.

Но почему он это сделает? Потому что все время подпирало это желание. Он сколько-то с ним боролся, потом перестал. А другого оно и не подпирало, который не был алкоголиком. И у большинства людей алкоголизм не является врожденным заболеванием. Есть у кого является, но это исключение. А он приобретенный благодаря каким-то их грехам. Но, может быть, эти грехи в свою очередь тоже повлекли, были вызваны какими-нибудь, например, психическими проблемами.

Это очень часто. И мало ли что там было. Но вот сейчас уже получается, что он и болен, поэтому алкоголизм – это, конечно же, болезнь. Но в то же время в ней есть и грех. Где какая пропорция, нам трудно это понять. А было бы легко, повторю, то мы тогда могли бы и судить людей. Но мы судить людей действительно не можем и не должны. Мы должны судить о том, о чем мы действительно должны.

Это насколько мы можем этому человеку помочь, и насколько мы должны помочь. Но насколько мы можем примерно столько и должны. Это понятно. Но все остальное менее понятно. И вот здесь надо все время соотносить, если мы говорим о монашестве, надо соотносить пользу и вред. Потому что процесс помогания таким людям, он может быть также сопряжен с вредом. И одно дело, вред себе, это тоже надо взвешивать. Другое дело, вред еще кому-то, третьим лицам.

Но самая такая понятная простая ситуация, это из общежития монашеского. Вообще кого-то выбрасывать из монашеского общежития крайне нежелательно, потому что у него гораздо меньше в духовном смысле шансов выжить, чем у просто человека, который никогда в таком общежитии не жил. Но тем не менее, в качестве именно самой крайней меры, это приходится делать иногда. Потому что интересы оставшихся важнее. Если уже никаких нет шансов, что он не будет разлагать всех остальных, то его все-таки надо отсечь, то есть выгнать из общежития. Это, к сожалению, бывает. Но это не связано с судом, потому что в целом никто не произносит над ним окончательного суда. И в каких-то редчайших случаях бывает, что и такие люди раскаиваются, согласно свидетельствам святых отцов.

А самому тут надо понимать, что если ты хочешь помочь утопающему, то чего точно не надо делать, это тонуть рядом с ним из солидарности просто. А по-другому это современное выражение, а у святых отцов это формулируется иначе. Что если ты хочешь помочь, если ты видишь утопающего, то подашь ему твой жезл, но не руку. Тут, я думаю, не надо особо комментировать, это дословно из потеряков. И в IV-V веках сформулировано, и с тех пор не устарело. Поэтому, возвращаясь к тому, с чего начали, то есть к вопросу, ответ будет такой, что общетеоритического ответа нет. Мы не можем понять, грех начинается там, где начинается свободная воля, ее выбор. Но мы никогда со стороны о другом человеке этого понять не сможем.

Это понимает только Бог, поэтому суд только Божий, а без этого судить нельзя. А было бы можно, если бы мы могли это понимать, то мы могли бы судить. Но практически нам не надо отвечать на такой глубокий вопрос. Нам надо отвечать на вопрос, можем ли мы помочь этому человеку. Мы это, в качестве меня лично, например, или в качестве нашей монашеской конгрегации, нашего монашеской общины. Если можем, то как, а в каких-то случаях не можем, потому что вред от попыток такой помощи превосходит шансы на то, что эта помощь будет удачной. Вот здесь надо принимать всякие непростые решения. И начальствующему в монашеской общине особенно неприятны такие моменты, когда он должен принимать это на себя, прежде всего.

Может быть, посоветовавшись с кем-то, но все равно ответственность на нем. Вот так всегда жили, и у святых отцов так это описано, примерно так. Конечно, я думаю, что… Я не стал об этом говорить, но я думаю, что понятно, что когда мы касаемся не алкоголизма, к примеру, который я привел как самый наглядный, а так называемых тяжелых личностных расстройств, описанных, например, Кирнбергом, то там все то же самое. Там тоже тяжелые личностные расстройства – это такие вещи, которые очень к различным нехорошим поступкам и даже преступлениям человека побуждают, но при этом он будет вменяем. Если его экспертиза признает больным соответствующим диагнозом, то она же его признает вменяемым. Потому что, скажем, если такой критерий полицейского за спиной, если человек… Это в американской экспертизе, но аналогично во всех странах у нас тоже, что совершил бы он этот поступок, если бы он понимал, что над ним наблюдают полицейские.

Если он себя действительно не контролирует, он бы совершил, но эти бы… Они себя контролируют, они бы не совершили, просто их вот подпирает. Они бы потом нашли бы момент, чтобы совершить. Поэтому они не освобождаются от уголовной ответственности. Поэтому мы никого не судим, но рассуждаем относительно того, что мы должны делать применительно к этим людям.