24. Последние годы жизни ⧸⧸ Свт. Иосиф Петроградский. Жизнеописание

Последние годы жизни. О жизни митрополита Иосифа в ссылке известно немного. Перед отправкой в ссылку он увиделся на свидание в тюрьме с сестрой Клавдией, которая специально приезжала в Москву навестить брата. В сентябре 1931 года владыка Иосифа был отправлен в Алма-Ату, оттуда в Чимкент, а затем по распоряжению Чимкентского ОГУПУ в село Ренинское Каратасского района. Вероятно, к этому времени относится его рассказ, переданный по воспоминаниям его прихожанки в очерке протоэспрессвитера Михаила Польского. Он жил в хреву со свиньями в плетенном сарае, спал на досках, отделенный от свиней несколькими жертвами. Холод и жару, всякую непогоду и тяжелый воздух он переносил в этих условиях. Однажды змея, держа жертв его потолка, спустилась над его головой.

Эти условия и были очевидно причиной его болезни. Ко времени встречи этой свидетельницы с владыкой 1936 года, он жил уже в других условиях. Ему разрешено было найти квартиру. Заботившийся о нём его тайный постриженник, архимандрит Арсений Борис Григорьевич Корди из Алматы, устроил ему комнату и содержал в адеку материально. Он же заботился о его еде не только в сытости, но и соблюдением диеты, архимандрит Арсений. Дослал ему сперва цитру, затем физгармонию, чтобы для митрополита, большого музыканта, было радостью. Он перекладывал псалмы на музыку и пел. С какого времени Владыке Иосифу было позволено жить в более-менее сносных условиях, не ясно.

В книге Польского говорится, что митрополиту было разрешено жить в Чемкенте. В публикации Антонова со ссылкой на магнитофонную запись беседы с Ниной Алексеевной Китаевой также утверждается, что Владыка жил на окраине Чемкента на Полторатской улице около Арыка, за которым простиралась нераспаханная сеть. В небольшом казахском глинобитном доме он занимал комнату с верхним светом, обставленную очень скромно. В ней стоял грубо сколоченный стол топчан, на котором спал митрополит, и пара стульев. Вставал Владыка в шесть утра, и каждое утро один служил за аналоем, на который ставил небольшую резную складень. Кончив службу, он шел на базар за покупками, завтракал, немного отдыхал и садился читать. Книги ему присылали или давали местные сыльные. Часто из России приходили с оказией посылки или деньги, поэтому митрополит жил не нуждаясь.

Вести хозяйство Владыке помогала его землячка, монахиня, бывшая учительница из Устежны, Коронатова Мария Ивановна, с которой Владыка дружила с детства. В Устежне до сих пор сохранилось предание о трогательной истории этой дружбы. Ваня Петровых и Маша Коронатова были самыми неразлучными друзьями с детства. Но что-то произошло накануне отъезда Вани на учебу, и они поссорились. При расставании Ваня якобы сказал, что когда он станет священником, то Маша еще поцелует ему руку, на что Маша ответила «Ни за что». Как было на самом деле, неизвестно, но в первых записях в дневнике Владыки Иосифа «В объятиях отчих», где он пишет о трудностях и борьбе, претерпеваемой перед монашеским постригом, есть упоминание о том, что у него была невеста Эм. Вполне вероятно, что это была Мария Коронатова. Мария Ивановна помогала Владыке еще во время его ссылки в Никола-Маденовском монастыре.

Из ее письма в ПКК от 7 августа 1931 года известно, что в 1930 году из-за вздорожания жизни в Усть-Ужне она переехала в Модно. где до получения комнаты в сельсовете жила у митрополита Иосифа, которого, по ее словам, она знала еще мальчиком, а ее отец помог ему в свое время получить образование. Мария Ивановна пользовалась столом митрополита Иосифа, готовила ему еду, стирала. Через четыре месяца после ареста митрополита 7 января 1931 года она была арестована и заключена в тюрьму. Через три месяца ей дали вольную ссылку в Западную Сибирь. Сначала направили в Новосибирск, Оттуда в Томск, в переселенческий лагерь. В письме на имя Пешкова Мария Ивановна пишет. Вскоре меня вызвали и велели представить мои бумаги.

Но вот беда, моих бумаг нет. Я ходила в управление ППО КПУ, где мне обещали сделать запрос. Вот уже живу здесь три месяца. Под стилкой и одеялом служит мне мое пальто ватное. В головах дорожная маленькая подушечка. Тёплая одежда я не имею. Пенсии лишили. Что-нибудь заработать не могу.

Я сейчас остаю старостью барака и получаю 750 граммов хлеба. Вот и весь мой заработок. Лучшие годы прошли в учительском труде. Сейчас на здоровье очень отозвалась дорога к пересыльным домзакам. Меня арестовали 7 января 1931 года в городе Усть-Ужнен-Ленинградской области. Сейчас живу в городе Томске-1, в переселенческом лагере, барак №7. Пожалуйста, будьте добры, помогите мне достать мое дело, или вернее копию с него из Усть-Ужненского ОГПУ. Я заслуженное наказание перенесу с терпением и, быть может, найду работу по своей специальности.

Научите меня, к кому обратиться и в чем состоит вольная высылка. Помогите, если можете. Вероятно, по ходатайству Пешковой дело Кранатовое было найдено, и ее вольная высылка определена. По крайней мере, известно, что в 1933 году Мария Ивановна уже пребывала в Казахстане. По свидетельству семьи Протерея Григория Синицкого, в Сыльном углу Средней Азии они познакомились со многими замечательными людьми. единомышленниками, и прежде всего это были митрополит Иосиф Петровых и его заботница Мария Ивановна Коронатова, с которыми Синицкие подружились в Ауле и Аате. После переезда в Самарканд в 1934 году Синицкие переписывались с Владыкой и Марией Ивановной. Более того, через Синицких митрополит Иосиф осуществлял переписку с другими архиереями.

В 1937 году Коронатова была арестована и в ноябре приговорена к 10 годам лагерей. Срок отбывала с сельскохозяйственной колонией №9 на станции Чулмаган Туркестанской Сибирской железной дороги. В семье Синицких сохранилось ее пасхальное послание 1936 года и письма из колонии с 1940 по 1942 года. По всей видимости, она умерла в 1942 году, так как в последних письмах писала о своем тяжелом болезненном состоянии. 9 июля 1932 года Владыка Иосиф был арестован в селе Ленинское и отправлен в Чункент. По аресту у него был произведен обыск и изъяты письма и другие документы. Поводом к обыску и аресту послужил приезд к митрополиту некой Пороскевой Николаевной из Ленинграда. В своих показаниях Владыка отмечал, что эта женщина ему была мало знакома и заехала к нему по пути в Ташкент по просьбе его знакомых передать необходимые ему посылки, лекарства, минеральную воду, виноградный сок и легкие вина, в которых Владыка нуждался по рекомендации врача после перенесенного воспаления брюшины.

Следует отметить обширность связи и переписки митрополита. Около двух десятков писем, только обнаруженных при аресте, было перевезено ему злополучной посетительницей. И это, конечно, исключительно легальная переписка, состоящая, по словам митрополита, лишь из сообщений о посылках, просьбах о молитве, справках о здоровье и иногда чисто духовных вопросов, которые задавались в основном монашествующими. Из нескольких десятков адресов в его записной книжке, по которой митрополит Иосиф вынужден был тогда же на допросе давать объяснение, лишь три принадлежали его родственникам. остальные – духовенству, монашествующим, ими рядом из Ростова, Ленинграда, Москвы, Усть-Ужный, Новгорода, Ташкента, Алматы и других мест. Среди них были и малознакомые, и даже незнакомые митрополиту люди, в том числе и ссыльные, которые тем или иным образом, узнав о его положении, старались ему помочь и присылали продуктовые посылки и деньги. На допросе 11 июля 1932 года Владыка Иосиф подчеркивал, что никаких писем и словесных поручений он приехавшей женщине не давал, кроме благодарности и поклонов за привезенные ей письма, собирался отвечать по почте. Ещё раз подтверждаю и готов заверить, какое угодно клятвую, что с привёзшей мне эти письма и посылки Пороскевой Николаевной я не посылал никому решительно ни единой строчки.

Слух, будто с неё отправлена мною чуть ли не целая экипа писем и бумаг и сущая клевета, быть может вызванная тем, что в обратный путь она везла кошель с дорожными сухарями и своими дорожными принадлежностями. Я готов на какую угодно ответственность, вплоть до расстрела, если мне покажут и докажут хоть одну строчку, посланную мной, с нею где-нибудь обнаруженную при обыске. Очевидно, что митрополит должен был соблюдать величайшую осторожность переписки, зная, с каким пристальным вниманием следят власти за каждым его шагом. С самого дня моего ареста перед последней посылкой 12 сентября 1930 года, я твердо и окончательно решила взять себя в руки и не давать совершенно ни малейшего повода и основания обвинять меня в церковной, как называют, «контрреволюции». Если прежде я действительно позволяла себе в этом отношении некоторые неосторожности, касаясь письмах, посылаемых иногда и не по почту, чисто, правда, церковных дел и вопросов, то теперь ни в одном моем письме не найдется строки, могущей послужить мне обвинением. И мои знакомые, посылающие мне посылки и письма, без посылок я вообще существовать бы не мог, не имея никакого заработка и не имея возможности приобретать необходимые продукты. Зная, за что я так много страдала, научились быть осторожнее и, щадя меня, не касаются совершенно опасных в моем положении вопросов. И вся наша переписка состоит исключительно из сообщений о посылках.

просьбах о молитве и благословении, справок о здоровье и тому подобное, с одной стороны, и в моих ответах о получении посылок, о новых просьбах, то одного, то другого необходимого в жизни предмета и тому подобное, с моей стороны. Вероятно, эта осторожность помогла в данном случае митрополиту Иосифу. Понятно, что общение по церковным вопросам велось через доверенных людей, а не через почту и случайных знакомых. И поэтому в том числе и брошенных им в печку. Власти на этот раз, вероятно, не нашли ничего предусудительного. Владыка был освобожден, но оставлен в Чемкенте на оставшийся срок ссылки. В октябре 1933 года он направил письмо в политический Красный Крест с просьбой ходатайствовать о его досрочном освобождении по состоянию здоровья и престарелости или же позволение отбывать ссылку в Вологодской области поближе к родственникам в Усть-Ужне. Однако вскоре после получения ответа о том, что его ходатайство дан ход, Владыка был арестован и под стражей отправлен в город Аулия-Атта, откуда его должны были везти еще дальше на грузовике за 125 ферст в Нижний Талас, глухое место в голубой степи, населенное лишь враждебно настроенными и не говорящими по-русски казахами.

Из-за осени распуститься отправка задержалась, и владыка был помещен в тюрьму, где его продержали 17 дней среди воров и бандитов, выдавая в день по 100 грамм хлеба и кружки сырой воды. Затем его выпустили, позволив до отправки в Нижний Талас проживать на водной квартире в Алю-Атта по адресу Парковая улица, дом 9. Оттуда 19 декабря 1933 года митрополит Иосиф отправил новое письмо на имя Пешковой, описывая свое бедственное положение и повторяя свою просьбу. Вологду было очевидно отказано, и единственное, что удалось добиться Пешковой, это спасти Владыку от гибельной высылки в Нижний Талас. Письмо от 13 марта 1934 года, где Владыка благодарит ПКК за присланную посылку, отправлено им из Аулеата по адресу Рвимская улица, дом 24. 9 апреля 1935 года митрополит Иосиф был освобожден из ссылки, но оставлен на проживание в городе Мерзаяни, бывшем Алюатто, без права выезда из Казахстана по адресу Уруимская улица, дом 43. По данным некоторых публикаций, владыка Иосиф работал бухгалтером на медном кабинете, однако это не подтверждается ни официальными досточниками, ни воспоминаниями автора этого очерка. С какого времени митрополит Иосиф совершал тайное богослужение, точно неизвестно.

В книге пресс-фиттера Михаила Польского приводится рассказ участницы катакомбных богослужений в тайной подземной церкви в Алма-Ате в 1936-1937 годах. Вырытая в земле церковь была в квартире дома архимандрита Арсения. В передней был люк, покрытый ковром. Снималась крышка, и под ней лестницовая церковь. В подвале в одном углу было отверстие в земле, заваленное камнями. Камни отнимались, и совсем согнувшись, нужно было проползти три шага, а там был вход в крошечный храм. Много образов горели лампады. Митрополит Иосиф очень высокого роста, и все же два раза при мне тайно приезжал сюда и проникал в воду церковь.

Создавалось особое настроение, но не искрую, что страх был быть обнаруженным во время богослужения, особенно в ночное время трудно было побороть. Когда большая цепная собака поднимала лай во дворе, хотя и глухо, но все же было слышно под землей, то все ожидали укрика и листука ГПУ. Весь 1936 год и до сентября 1937 года все обходилось благополучно. Мой сын пел здесь с одной монахиней. 26 августа приехал митрополит Иосиф и удостоил нас посещения по случаю Дня Моего Ангела. Какой это чудесный, смиренный, непоколебимый молитвенник! Это отражалось в его облике и в глазах, как в зеркале, очень высокого роста, с большой белой бородой и необыкновенно добрым лицом. Он не мог не притягивать к себе и хотелось бы никогда с ним не расставаться.

Монашеское одеяние его было подобрано так же, как и волосы, иначе его сразу арестовали бы еще на улице. В то время тайные катакомбные богослужения совершались по всей стране. О катакомбных богослужениях и эсюфлян в Петроградской епархии писал их непосредственный участник, профессор Иван Михайлович Андреев, оказавшийся в миграции после войны. Еще с 1928 года начались в Петрограде отдельные тайные богослужения по домам. После 1930 года количество тайных богослужений значительно увеличилось, а с 1937 года можно считать катакомбную православную церковь вполне оформленной. В остальной России, особенно в Сибири, катакомбные церкви создались несколько раньше. В Москве катакомбных богослужений было недостаточно, и многие москвичи окормлялись в Петрограде. Никакого административного центра и управления катакомбными церквами не было.

Духовными руководителями считались митрополит Кирилл и митрополит Иосиф. Главой церкви признавался законный местоблюститель Патриаршего престола митрополит Петр Крутицкий, а после его смерти митрополит Иосиф. В 1929-1930-х годах в Соловецком концлагере, где оказались вместе несколько эвсюфрианских епископов — Максим Серпуховский, Вектор Викарий Вятский, Иларион Викарий Смоленский и Нектарий Трезвинский — были тайной хератония. появились тайные епископы и огромное количество тайных священников. Мне лично известна лишь Петроградская область и происходившие в ней тайные катакомбные богослужения за период с 1937 по 1941 года включительно. Затем мне пришлось встретиться с участниками катакомбных богослужений в 1942-1945 годах из разных мест России. После 1945 года у меня сведений мало. В Петрограде, Петроградской области с 1937 по 1941 год было чрезвычайно много катакомбных богослужений, где только эти богослужения не происходили.

на квартирах некоторых академиков, профессоров военно-медицинской академии и Петроградского университета, в помещении морского техникума, в школе подводного плавания, в школе взрослых водного транспорта, в помещениях больницы, в некоторых учреждениях, куда вход был только по пропускам. Очень интенсивно шли тайные богослужения в пригородах Петрограда и более отдаленных от него местечках. в Шувалово, Озерках, деревне Юки, под Левашово, на станции Поповка, в Колпино, Саблино, Чудово, Малая Вишера, Окуловка, на станции в Сочи, в детской колонии имени Ушинского, в Гачине, на квартире Почитателя и знаменитой подвижницы Матушки Марии, в Елизаветино, Волосово, Аранинбауме, Мартышкино, Стрельне, где подвязался замечательный священник Отец Исмаил, Рождественский и многих других местах. Накануне войны участница вышеописанных богослужений митрополита Иосифа в катакомбной церкви в Алма-Ате посещала тайные богослужения в Москве и позднее вспоминала. Возвратившись в Москву после трехлетнего моего добровольного пребывания в ссылке вместе с сыном, Я узнала очень скоро о существовании и здесь тайных иусифрянских церквей, то есть не о церквях, а о богослужениях в тайных комнатах, где собирались иногда по 20-25 человек. Служение шло шепотом, со строгим контролем молящихся, ввиду возможности предательства. Приходили обычно на рассвете по условному знаку. Большую часть осторожно стучали в водосточную трубу и окна, где кто-нибудь стоял, прислушиваясь.

Один старый монах-священник, отец Александр Гумановский, самотверженно ездил всюду, куда его звали, и даже в больницах умудрял его Господь приобщать больных. Сидя около них, как посетитель, он исповедовал и затем, как бы подавая лекарство или питьё, приобщал. До прихода немцев в Можайск в 1941 году я жила тихо в этом городе и ездила на тайное богослужение в Москву. Были ли какие-то связи у тайных вселенских общин с митрополитом Иосифом? Вероятно, ответ на этот вопрос можно найти в архивах карательных органов, до сих пор остающихся малодоступными исследователям. Известно, что митрополит Иосиф вел переписку как правило, не прямо по пути, а через доверенных лиц. Также известно, что при последнем аресте у митрополита была изъята переписка 121 лист. Но имена адресатов в содержании этих писем, как и весь этот бесценный исторический документ, который мог бы не только осветить последние годы жизни митрополита Иосифа, но и в целом лучше понять ход церковных событий в 1930-х годах, вероятно, погребен в недрах архива КНБ Казахстана.

Совсем недавно были опубликованы протоколы двух допросов митрополита Иосифа из следственного дела 1937 года, находящегося в этом архиве. При всей своей специфике даже эти документы содержат свидетельство об обширных связях митрополита Иосифа с клириками и паствы разных епархий. Так Владыка говорит о посещении его духовенством, о привезенных монахиней Анастасией Куликовой письмах от священников Измаила и Михаила Рождественских. в которых они, по его словам, подтвердили свою верность мне и просили помочь в духовном общении со мною. Владыка упоминает также о приезде к нему некого Иеродиакона из Курской области, который являлся посланцем объединившегося там против Сергия духовенства и просил помочь им с советом в том, как и чем доказывается правота отделения от Сергия. показывает также и о приезде и романаха и священника из Вятской епархии, которые сообщали о настроениях в их епархии и подчеркивали, что взоры многих верующих обращаются к митрополиту Иосифу и что они просят вступить с ним в более деятельные отношения. Митрополит Иосиф поддерживал также связь со многими ссыльными архиереями. Составитель жития митрополита Кирилла Казанского, Жураковский, пишет о том, что переписка между ссыльными архиереями велась конспиративно.

Жизнь научила их не особенно доверять почтовым отделениям, поэтому помимо условных слов и сокращений применялась и система конспиративных адресов. Митрополит Иосифу наиболее важная почта приходила через священника Ветчинкина, проживавшего в Ташкенте, и через отца Григория Синицкого и его дочь Фаину, проживавшую в Самарканде. Иногда, когда и почте нельзя было довериться, письма доставляли доверенные монахи и монахини. Со ссылкой на тот же ведомственный архив Журавский указывает, что митрополит Иосиф вел переписку с архиепископом Херсонским Прокопием Титовым и архиепископом Серафимом Самайловичем. а с января 1937 года установил переписку и с митрополитом Кириллом, сосланным в 1935 году также в Казахстан, в поселок Яны-Курган. На допросе 14 июля 1937 года митрополит Иосиф показывает, что с митрополитом Кириллом он лично знаком не был и видел его единственный раз в жизни в 1909 году, но в январе 1937 года он направил к нему с архимандритом Арсением письмо, в котором свидетельствовал Владги свое глубочайшее почтение, говорил, что преклоняюсь перед его мужественным состоянием в его борьбе за церковные интересы. Это было с моей стороны пробным камнем для выяснения отношения митрополита Кирилла ко мне и установившейся за мной репутацией главаря особого церковного движения. От митрополита Кирилла Арсений привез ответ, который вполне удовлетворил меня.

В дальнейшем переписка велась через священников Витчинкина и Григория Синицкого. Архимандрит Арсений во время встречи с митрополитом Кириллом передал ему фотографию владыки Иосифа и высказался о желательности встречи и беседы двух иерархов. Эта встреча была особенно необходима в связи с тем, что вновь обострился вопрос о местоблепстительстве, поскольку в конце 1936 года было официально объявлено о смерти патриаршего местоблепстителя митрополита Петра Крутицкого. Несмотря на то, что тот продолжал томиться в одиночном в тюремном заключении и был расстрелян только 10 октября 1937 года. После этого сообщения митрополит Сергий объявил себя местоблюстителем, однако он не имел на то никаких канонических прав. Более того, со смертью местоблюстителя окончались и его заместительские права, и он должен был передать церковную власть митрополиту Кириллу. В мае 1926 года в письме митрополиту Агафангелу митрополит Сергий писал «Если почему-либо митрополит Петр оставит должность местоплюстителя, наши взоры, естественно, обратятся к кандидатам, указанным в завещании, то есть к митрополиту Кириллу, а потом и к вашему высокопресвященству». Ссылаясь на документы следственного дела из Ченкенского архива, Журавский пишет «Сыльные архиереи высказались за то, чтобы главой Русской Православной Церкви признать митрополита Кирилла, как последнего из оставшихся в живых кандидата и вместоблюстителя Патриаршего престола, на которого указывали в своих завещательных распоряжениях и Святейший Патриарх Тихон, и митрополит Петр Крутицкий.

С этим решением согласился и митрополит Иосиф, хотя именно он являлся возглавителем движения, имеющего наиболее наибольшее число последователей. Все происходило в первом месяце 1937 года. Становление общения между митрополитами Кириллом и Иосифом, и даже признание последним главенством митрополита Кирилла, факты немаловажны для истории Русской Церкви. В некоторых публикациях можно встретить утверждение о том, что поскольку митрополит Иосиф имел крайне строгое мнение о сиргианском отступлении, то мягкая позиция митрополита Кирилла была совершенно неприемлема ни для него, ни для его сторонников, многие из которых обвиняли и самого митрополита Кирилла в отступлении иериси. Однако в церковном предании оба эти иерарха остались бескомпромиссными обречителями сирианского заблуждения, духовными руководителями, ушедшие в катакомбы русской церкви. С конца 1930-х годов они почитались святыми мучениками и в катакомбной церкви на родине, и в русской зарубежной церкви. В их единовременной мученической кончине, весь которой каким-то чудесным образом стало известно Церкви, видели промыслительные указания их духовного единения и единомыслия. Обнаруженные в последнее время документы из ведомственных архивов полностью подтвердили это церковное предание.

С именем митрополита Иосифа, отмечает Журавский, обычно связывают руководство наиболее непримиримых иерархов. доходивших до признания неблагодатности таинств клириков, находившихся в церковном общении с митрополитом Сергием. Но к концу 30-х годов для представителей всех направлений этого неповиновенческого движения стало очевидным, что разница в их взглядах в действительности есть разница в религиозном темпераменте. В этом отношении весьма характерно письмо митрополита Кирилла священнику Евлампию Эдемскому Своиземцеву, которое приведено другим современным церковным историкам, диаконом Александром Мазыриным, в его основательной научной работе о митрополите Кирилле. В этом письме в ответ на сообщение отца Евлампия о вступлении в общение с епископом Нектарием Трезвинским, отрицавшим благодатность Сергеевского духовенства, митрополит Кирилл писал, Думаю, что в вашем положении и я поступил бы так же. Пусть есть некоторая разница в степени, какой определяется воздержание ваше и его от объединения с митрополитом Сергием, но воздержание такое признается необходимым и вновь привавшим поселенцам. По существу это звук одного и того же клавиши, но у одних с некоторым нажимом на педаль, у других без него. Диез стоящий при ноте и прекрасного.

не может производить какофонию, особенно ввиду все более усиливающейся тугости на ухо Валаамского. Он именинник 28 июня. И прекрасный, очевидно, никто иной, как митрополит Иосиф по наименованию прекрасным ветхозаветного патриарха Иосифа, отмечает далее дьякон Александр Мазерин. Как видно, митрополит Кирилл со своей стороны не оставил преград для установления общения с ним и его последователями Иосифлянами. Впоследствии, благодаря такой позиции святителя Кирилла, братское общение двух митрополитов действительно было установлено. Но для этого и митрополит Иосифу с его сторонниками необходимо было сделать свои шаги навстречу священномученику Кириллу, не требуя в свою очередь от него постановки диеза и нажима на педаль. У церковной позиции митрополита Кирилла в 1937 году лучше всего свидетельствует одно из его последних писем, изъятых при последнем аресте и обнаруженных недавно в последнем деле в Чемкенском архиве. Это черновик письма митрополита Киелла и ромонаху Леониду о 23 марта 1937 года.

В комментариях он не нуждается. «По поводу ваших недоумений относительно сергианства могу сказать, что те же самые вопросы и в такой же почти форме были обращены ко мне из Казани 10 лет тому назад. И тогда я отвечала на них утвердительно, потому что считала все сделанное митрополитом Сергием ошибкой, которую он сам осознает и пожелает исправить. К тому же среди рядовой паствы нашей было множество людей, не разбиравшихся в происшедшем, и нельзя было требовать от них решительного и деятельного осуждения о событиях. С тех пор много воды утекло. Ожидания, что митрополит Сергий исправит свои ошибки, не оправдались. Но для прежде несознательных членов церкви было довольно времени, побуждений и возможности разобраться в происходящем. И очень многие разобрались и поняли, что митрополит Сергий отходит от православной церкви, какую завещал нам хранить святой патриарх Тихон.

И, следовательно, для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу сирианства. Спасутся ли пребывающие в сирианстве верующие, мы не можем знать, потому что дело спасения вечного есть дело милости и благодати Божией. Но для видящих и чувствующих неправду сергианства, каковы ваши вопросы, было бы непростительным лукавством закрывать глаза на эту неправду и там искать удовлетворение духовных своих нужд, потребностей с совестью, сомнящуюся в возможности такого удовлетворения. Всё, что не от веры, — грех. Ложь нельзя исправить ложью. И, стало быть, нельзя предпочитать Григорьевство, сергианство. С митрополитом Иосифом я нахожусь в братском общении.

Благодарно оцениваю то, что с его именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи митрополита Сергия. и дано было всем предостережение в грядущей опасности. С православными предстоятелями сей епархии находился в постоянном общении епископ Виктор при своей жизни. У них же и искали и находили руководство после смерти епископа Виктора послушной ему верующая вятская епархия. Во время следствия на допросе 20 августа 1937 года митрополит Кирилл на вопрос, что он писал о митрополите Иосифе, ответил «Да, я в этом письме писал о том, что считаю митрополита Иосифа Петровых своим единомышленником».