234. Монах и люди (2022.12.25)
Задают вопрос наконец-то такого монашеского содержания. Как понимать слова Варсонофия и Иоанна, подвижников из Газы, вот где сектор Газа, начала шестого века, следующие слова? «Отсекать волю свою, пребывая с людьми, значит умереть для них и быть с ними как бы несуществующим». Это одна из формулировок, которая очень точно говорит о монашеском отношении к людям. И она, конечно, расходится с гуманизмом. А как же любить людей? Надо для них умереть, чтобы тебя не было. В этом смысле очень хорошо всё это понял египетский крестьянин в известном рассказе про святого Антония, у которого у крестьянина умер сын, и он понимал, что Антоний может его воскресить, но невжесть этого не сделает маленького мальчика, и он тогда решил Антонию обмануть.
Положил этого сына на пороге келия Антоний, когда Антоний вышел по нужде и споткнулся, а мальчик, он его обругал, что ты здесь лежишь, иди домой. Мальчик встал и пошёл домой. Так что хитрость этого крестьянина удалась. Независимо от степени историчности этого рассказа, смысл его важный. То есть монашество не заключается в том, чтобы людям помогать. Оно не заключается в том, чтобы как-то там деятельно любить. Вот что некоторые считают смыслом христианства. Оно не заключается даже в том, чтобы вообще знать об их существовании.
Потому что вот действительно надо для всех умереть. Но когда ты умираешь для мира, тогда ты становишься по-настоящему полезен. Прежде всего, конечно, в смысле того, что молитва твоя начинает что-то значить, что гораздо важнее для людей. Но вот тоже это не является целью монашеской жизни, даже в малой степени, ни в какой. То есть если мы говорим не о том, чем утилитарно полезны монахи для общества, это нас, в принципе, не волнует, если мы сами монахи. Нас интересует, для чего нам самим быть монахами. И вот, конечно, отвечая на этот вопрос, я сейчас не буду на него отвечать, разумеется, надо иметь в виду, что относительно людей нас просто должно не быть. Не просто говорю «не должно быть», должно не быть.
И поэтому у нас нет, в принципе, никакого интереса к тому, чтобы победила справедливость, к тому, чтобы улучшить мир, к тому, чтобы что-то там у кого-то стало лучше. Но просто для того, чтобы иметь собственный душевный мир, мы вот что-то такое делаем, и это так вот устроено Богом, а не нами. Мы ничего не устраиваем. Что людям действительно от этого становится лучше. Но главное, для чего эти слова сказаны, что не должно быть никаких лишних ориентиров, которые сбивают, которые монахи берут не от монахов, даже пусть от каких-то христиан, даже пусть от Анна Златоуста, условно говоря, который учит мирян делать добрые дела, и учит хорошо. Но он учит мирян, и это для мирян, а для монахов это не подходит. Для монахов доброе дело только одно, чтобы как можно меньше о тебе знали люди, и ты о людях. Ну, я так говорю, если монах, скажем, работает епископом, то это приходит противоречие с его служением, понятно.
И много других противоречий при монахе, даже если он в жизни монах, а даже если он не епископ. Но принципы никуда не деваются. Если ты потеряешь свои принципы, ты потеряешь монашество, потеряешь себя тем самым, потому что это одно и то же. А не потеряв принципа, но отступая от принципов практической жизни, так сказать, по экономии, это означает просто обращаться с принципами разумно. Поэтому любые слова правильные бывают правильными только тогда, пока они разумные. Но если без них, то и совсем не о чем говорить, и ничего хорошего не будет. Так что вот надо помнить эти слова, в которых о смерти для мира как раз видно противоположность монашества, ну а в принципе, конечно, и христианства с целями мирских людей и гуманизма.