225. О защите монашеской собственности (2022.10.23)

У нас уже очень давно висит вопрос, который надо ответить уже больше полугода. Как монахи защита собственности? Вот здесь вопрос имеет некоторые подразделы, и я на всё отвечу сейчас по возможности. Первая ситуация самая простая. Монах, у которого возникает угроза, у которого огражает отнять его личную собственность. Если она у него есть. Здесь всё просто, святые отцы написали, это один к одному применяется, что надо всё отдавать, не за что не вступаться, не мстить, не пытаться вернуть отнятие, даже если это несправедливо. Причём если несправедливо, то тем больше надо пытаться, потому что когда несправедливо, тогда больше пользуют этой собственности.

Зачем монаху собственность? Для того, чтобы делать какие-то дела для спасения. То есть её надо выгодно продать. С точки зрения того, как купец объяснял Серафим Саровский. То есть от чего больше барышь? Максимальная прибыль от собственности получается, когда у тебя её отнимают, а ты этому радуешься. В принципе, это совершенно выгодная сделка. Но вот это простой случай, а в жизни встречаются менее простые случаи.

Когда собственность принадлежит монашеское общение, а не монаху личному, он, значит, должен её защищать, а просто отдать её не может. И когда собственность принадлежит каким-то мирянам, и, может быть, это касается защиты жизни мирян и так далее, и вышло так, что монах несёт за них какую-то ответственность. Тут я сразу скажу, что надо, прежде всего, избегать просто таких ситуаций, потому что монах должен жить так, чтобы по возможности не брать на себя ответственность ни за каких мирян. Но это принцип. А в жизни ему следовать очень часто не удаётся. Например, монах может быть священником где-то и окормлять общину мирян. Монах может быть и епископом, то есть точно общину мирян. Поэтому, к сожалению, уйти просто следуя принципу от самой проблемы не всегда возможно.

И когда ты делал всё возможное, чтобы уйти, а уйти не удалось, надо решать эту проблему. Поэтому ещё несколько слов об этих двух сложных случаях. Итак, когда что-то принадлежит монашеское общение, это надо защищать. Но так, чтобы способ защиты не отменял смысл существования самой этой общины. Например, во время иконоборчества многие игумены, которым была верена монастырская собственность, сами в монастыре, чтобы её защитить, принимали общение с юридическим патриархом. Тем более, что им говорили, что вы ничего не меняйте, вы хотите почитать свои иконы, почитайте их дальше, как раньше, никто вас не трогает, только отступите в общении с патриархом. И то же самое сейчас, конечно, можно провести в ХХ веке и сейчас в связи с сиргианством. Ну вот те, кто на это шли, они, конечно, сохраняли собственность.

Ну, в случае сиргианства, конечно, они её ненадолго сохраняли. В любом случае, сию минуту на неё сохраняли. Но эта собственность уже была в погибель всей монашеской общине. Поэтому тут, конечно, тоже надо в таких случаях отдавать. Фёдор Студит говорил, что надо уходить из монастырей и так далее. Здесь меня отдельно спросили о подвиге монахов Эсфигмену, который в 1772 году, когда непоминавшие юридического патриарха афонские монастыри, были поставлены перед выбором – либо покинуть обитель, либо начать поминать. Таких монастырей было шесть. И пять, конечно же, начали поминать.

А один, Эсфигменский монастырь, самый северный на Афоне, он вывесил такое знамя православия, сказал, что если вы сюда сунетесь, мы вас всех взорвём вместе с собой. И что монастырь заминирован. На самом деле, это были, конечно, некоторые блефы, потому что реально вроде у них одна граната была. Ей можно было устроить один небольшой взрыв. И кого-нибудь, конечно, взорвать. Но вот, коль скоро там не было точно возможности это исполнить на практике, то можно сказать, что настоящего даже намерения совершить такое коллективное самоубийство, чтобы не отдавать монастырь, там всё-таки не было. Но, конечно, угроза, со стороны же это было всё-таки до конца невозможно проверить в тот момент, угроза, конечно, на грани фола. И совершенно точно, что заниматься вот таким коллективным самоубийством, чтобы не отдавать монастырь, это не является добродетелью монашеской.

Я бы сказал, что обычно, когда варвары приходили, то кто-то оставался, чтобы претерпеть мучения. Это бывало, это описано. Но претерпеть мучения, это всё равно не подразумевало, что он таким образом сохранит монастырь. Монастырь так и так пропадал. И пропадал. Я сейчас имею в виду то, что было в Скиту, например, происходило в Египте в начале шестого века, в Лемме, так сказать, приходили эти язычники, бандиты, фактически. То есть вот сохранять монастырь таким способом всё-таки нельзя. То есть вот эти крайние способы самоубийства не годятся.

И убийства тоже, конечно, не годятся, потому что монахи не должны этим заниматься. Но опять же, если есть какой-то конфликт, есть какие-то войска, которые защищают монастырь, то спасибо им большое. И в этом как раз никогда не было никакого зазора для монахов. Очень много в истории не только русской, но и византийской и всяких других христианских стран ситуаций, где монастыри параллельно исполняли роль крепостей. И там какой-нибудь военный гарнизон. Но важно, что не монахи были этим военным гарнизоном. Гарнизон отдельно, а монахи отдельно. И защищал и исполнял эти функции.

То есть здесь нет ничего плохого. То есть обращаться к защите военных в таких случаях монахи вполне могут. Но, наконец, когда нужно защищать то, что ещё мирянам принадлежит, там бывает, что, скажем, когда речь идёт об монашеское общение, то есть такой вариант, что всех убьют и ладно, он может рассматриваться монахами. Потому что монахи как бы так не очень собираются жить. То есть не для этого они стали монахами, чтобы подольше прожить в мире всем. А вот относительно мирян принимать такое решение нельзя. Даже если это очень православные миряне, уж не говоря о том, что они могут быть и не очень православными и не миряне даже. Но тогда, конечно, к тому, что я сказал сейчас про монашество, возникает ещё и дополнительное соображение.

И тут монахи должны предпринимать какие-то усилия, пытаться с кем-то о чём-то договариваться. Но это всё очень более-менее понятно, как вот епископы поступали, когда спасали ствою паству, и где было в границах допустимого, где за пределами этих границ. Но, наверное, такой вот тонкий момент, могут ли монахи сами браться за оружие. Потому что в этих случаях бывало, что монахи брались за оружие. Правильно это или нет? И вот здесь всё-таки, особенно если монахи в прошлом были военными, им было что вспомнить, они умели это делать, предположим. И вот можно ли браться? Но общий всё-таки ответ заключается в том, чтобы нет.

А если да, тогда что? Вот здесь нет такого ответа из церковного предания. Если я сейчас буду своё понимание рассказывать, я, во-первых, начну выдумывать, во-вторых, я полезу в область, в которой ничего не понимаю. И даже для меня самого мои такие здесь догадки нисколько не авторитетны и, в общем, честно говоря, не интересны. Потому что, конечно, желательно никогда не попадать в такую ситуацию, но если уж попал, то надо молиться Богу в разумлении. И вот совершенно чёткого такого автоматического алгоритма, который надо применить, священное предание нам для него не оставило. Поэтому если кто-то хотел узнать, вот как надо быть, то его должны разочаровать. Так просто это не узнать.