221. Об оценивании и осуждении (2022.09.25)
Постоянный вопрос, но я отвечу сейчас на него в таком монашеском аспекте, потому что там есть своя специфика. Вопрос такой. Чем отличается осуждение от плохого, от необходимого дела оценивать окружающих, в том числе их способности, здраво, и не наносить тем самым вреда себе и другим? Здесь очевидно, что христианин должен оценивать какие-то возможные последствия человека, потому что иначе он и себе лишний вред принесет, самое главное, другим. Да, и, например, последствия оцениваются по рождению Ехиднина, например, в Евангелии. И, с другой стороны, надо вот и не осуждать. Здесь есть некое противоречие, которое надо как-то решать, причем есть разные виды его решений, которые так более-менее приемлемы или крайне рекомендуются для христиан. Но для монаха можно другое правило ввести, которое для мирян нельзя рекомендовать, особенно так как миряне воспитывают детей, еще кого-то, но монахи почти никого не воспитывают, кроме других монахов, поэтому они могут себе позволить более жесткие методы.
Он заключается в том, что надо все смотреть симметрично, то есть не только никого не осуждать, но также никого и не одобрять. То есть, поскольку, когда мы говорим что-то хорошее, то мы все равно судим, если мы всерьез. Просто наш суд в данном случае принял, вынес соправдательный приговор или даже, наоборот, решил его как-то наградить. Но кто мы такие, чтобы судить? Поэтому мы не только осуждать не можем, но и оправдываться или поощрять. Поэтому тут с монашеской точки зрения должно быть в основе такое ровное отношение ко всем. То есть все люди прекрасны где-то по внутренней своей сути, с которой невозможно соприкасаться и, что называется, все люди сложны по своей поверхности, с которой невозможно соприкасаться, а всех надо держаться подальше. Вот, собственно, монашеский подход, то есть амбрусси общинского какое-то выражения, что «и всем мое почтение».
Поэтому монах все время понимает, что он не взаимодействует с человеком целиком, он взаимодействует только с отдельными функциями человека в этом мире, которыми он вот так довелось столкнуться. Поэтому он человека не осуждает и не одобряет. Но с точки зрения Мирянина это бы означало, что ему вообще нет дела до этого человека, но, в общем, действительно, в каком-то смысле и нет дела. Но это невозможная в педагогике, повторю, установка, потому что педагогике должно быть дело до человека, или психотерапии тоже невозможно. Но для монаха, когда он функционирует в своем качестве монаха, это как раз и неправильный подход. Но тогда просто поскольку перед тобой не бывает вообще ни одного человека, а бывают только какие-то функции отдельные, то ты вполне можешь о них судить как угодно, что они хорошие, а функции плохие. И есть носители этих функций, которые сами по себе являются таким безразличным субстратом. То есть теоретически мы знаем, что это люди там целые, но так как мы практически о них ничего не знаем, знать не можем, то, в общем-то, нас даже не интересует.
Поэтому у монаха есть перед глазами только один всецелый человек. Это он сам. И Бог. И больше ни одного человека нет вообще. Поэтому монаху проще всего это выполнить. Другое дело, что монах не может заниматься, по крайней мере, без какого-то противоречия с монашеством, никакими функциями воспитания кого-то, в общем-то, и другого монаха тоже. Ну здесь еще какие-то оговорки, как это можно с такими оговорками принять. Уж тем более монахи не годятся для воспитания детей, монахи не годятся в качестве психотерапевтов, и монахи не годятся в качестве пастыря для мирян.
Вот очень важно, потому что полноценного пастыря для мирян из монаха, который так организует свою жизнь более-менее по-монашески, получиться не может. Другое дело, что некоторые миряне просто получают какую-то пользу от монахов, если они хорошо, если эти монахи по-монашески хорошо живут, и просто уже через них как-то Бог устраивает так, что эти сами монахи не понимают, что Он устраивает. Вот таким образом уже в мистическом плане от монаха-миряна может быть польза, и обычно бывает. Но в каком-то человеческом плане бывает скорее вред, чем польза. Вот.