2. Предисловие к главам св. Филофея Синайского ⧸⧸ Предпутия прп. Василия Поляномерульского

Преподобный Василий Полян Мирульский, предисловие главам Блаженного Филофея Синайского. Несть наша брань крови и плоти, но к началам и ко властям и к миродержителям тьмы века сего, к духовом злобе поднебесном. Воины земного царя носят меч, будучи готовы и искусны на борьбу с врагами. Носят же такой меч и не воины, по одному лишь обычаю, а не для приготовления к борьбе, и не зная даже, как должно противоборствовать врагам. Сказанное по всему, есть совершенное подобие и нашей духовной брани, о которой ныне предлагается слово. Ибо всякий, отрекающийся от мира и становящийся монахом, принимает вместе с тем и меч духовный, как воин Христов, и выходит на брань против духов злобы. К нему-то и обращены слова в час пострижения «Приими, брат, меч духовный, который есть Слово Божие, нося его в устах твоих уме и сердце. Говори непрестанно «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

Но, о, время наше, как многие, не говоря уже все, носят этот меч по одному только обычаю, а не как необходимый для брания. не научившись, как следует с ним обращаться перед лицом врагов и пожигать их, как пламенем, употребляют его просто и грубо и бездейственно, то есть вычитывая за одну славу псалтыри одну вервицу, одну сотню четок, а за кофизму вычитывая три, ограничивают этим внешнее моление. Многие же, совершенно отложив этот глагол Божию, лучше сказать, пламенное оружие, охраняющее врата сердца, довольствуются одним псалмопением, канонами и тропарями, преданными Церковью, думая, что эта пятисловная молитва вменена за правило только простым и некнижным монахам. Опровергая и исправляя такое их неправильное мнение, святой Симеон, архиепископ Солунский, преподаёт и узаконивает всем архиереям, архимандритам, игуменам, иеромонахам, иереям, диаконам, монахам и мирским людям всякого звания и занятия вместо всякого правила, как своё дыхание и жизнь, выполнять эту святую молитву Иисусову в уме и устах на каждый час и время. если даже они и не могут познавать её художного действия, ибо то есть дело, по его словам, одних монахов, отрекшихся от мира. Если же и повелевает Василий Великий неученому монаху сейу молитву Иисусову совершать правило, ограничиваясь численным её произношением и нехудожно, то это следует понимать так, что он узаконивает это как необученным, так и мирским с тем, чтобы и они все по мере своих сил словословили Бога, а не пребывали праздными. Кто носит меч свой или слово разумно по внутреннему вниманию, тот знает время, когда обращать его на врага и молиться на прелоги злые из страсти и помыслы или за грехи свои. Если же иногда по каким-либо обстоятельствам или по невниманию поползнется словом или гневом, а иногда и похотью, и вячеславьем, и мнением, и тому подобное, и по этой причине будет укоряем своей совестью, то, не принося ее обличение, обращается к Богу, каясь и молясь от сердца и ума, ища помилования.

Всё правило такового бывает в одном покаянии и внимании сердечном, по примеру той вдовицы, которая не отступала от судьи день и ночь, прося отмщения своему сопернику. И это и есть порядок умного делания, подобающего страстным. Пусть никто не приходит смущение от этого слова, что обреваемым таким грехами можно при помощи Божьей обучаться умному деланию. Представь себе пять состояний, действующих по страсти. А. Впадая в гнев и досаду, оставаться всегда злобствующим на оскорбившего. Б. Будучи опечаленным, помнить зло в течение многих дней.

В. Гневаться одну неделю. Г. Один только день помнить. И. Д. Враждуя, досаждая, смущая, смущаясь, в тот же час измениться. Вот сколько различных устроений, однако все они находятся под адом до тех пор, пока действует страсть, как сказал святой Дорофей.

И таким не должно касаться умного делания, ибо они подобны человеку, который, будучи ранен стрелою от врага своего, берет ее собственными руками и вонзает в свое сердце. О них сказал богослов, делающий грех от дьявола есть. Возьми и пять других состояний. А. Оскорбившегося и скорбящего не потому, что потерпел досаждение, но потому, что не перетерпел его. Б. Поучающегося всегда терпению, но в конце концов побеждающегося увлечением. В.

Нехотящего отвечать злом за зло, но увлекающегося силой привычки. Г. Старающегося отнюдь не произносить зла, но скорбящего о полученной обиде, упрекающего себя и кающегося в этом. И Д. Не скорбящего о полученной обиде, но и не радующегося ей. Эти все суть сопротивляющейся страсти, так как произволением борются со страстью, не хотят действовать по ней, но искорбят и подвязаются. Таковы подобны находящемуся под обстрелом врага, но обличенному в броню и неуязвимому, говорит тот же святой Дорофей. Им, во всяком случае, можно и должно обучаться умному деланию, потому что они очищаются вседневной благодатью Христовую через умную молитву и ежечасное покаяние.

И о них сказал Тайновидец. «Если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды». Известно и то, что эта священная молитва Иисусова для многих в древности и ныне являлась камнем преткновения и соблазна. И хотя многие, может быть даже и все, молятся этой молитвой просто и внешне, и никто против этого не восстает, Однако художного её действия, то есть блюдения сердца умом в молитве, мало кто знает. И самому Григорию Синаиту сопротивлялись начала самые словеснейшие отцы горы Афонской, когда он начал учить их этому. И если эти отцы, удалившиеся из городов, так притыкались об это делание, то что же сказать о сдружившихся с миром монахах? Однако желающему спасти свою душу, должно повиноваться Священному Писанию и учению Святых Отец, а не плацким человекам.

Ведь не в каком-нибудь углу, но среди самого царствующего Града процвело это священное умное делание, и не у одних только простых монахов, но даже сами патриархи константинопольские были делателями и учителями его. имею в виду Иоанна Златоуста, Фотия, Каллиста, бывших один за другим преемниками Патриаршего престола, о которых пишет святой Симеон Солунский, что они сочинили целые книги об одном этом делании умной молитвы, проникнутые глубокой мудростью и искусством. Впрочем, не следует удивляться тому, что теперь об этом учении и Писании даже и одного слова не произносится среди монахов. Каждый ведь может, если только пожелает, монах или мирянин, петь псалмы и каноны, преданные Святой Церкви Святыми Отцами для общего моления. Господа же Иисуса Христа никто не может умом назвать, как только Духом Святым по апостолу. Поэтому святые отцы, будучи делателями и учителями умного делания, уподобляют внешнее пение малому отроку, молитву же умную мужу совершенному. И как для отрока нет ничего укоризненного в том, что он по времени хочет быть мужем и старцем, так и внешнему пению и молению по немощи младенчества нашего от Бога нам данному, нет укора и поношения, если кто-либо обращает все усердие на умную молитву и весьма мало поет псалмов, канонов и тропарей, надеясь через умную молитву обрести разумное пение, от которого опять выстекает на зрительную молитву, по сравнению с которой пение ему кажется отроком перед Мужем Совершенным. И опять уделив немного времени пению, больше уделяет молитве, да и не может снова таковой много петь, ибо внешне поющие и не постигающие чувством того, что поют, те могут петь много, говорит святой Григорий Синаит.

По этой-то причине он уподобляет пение Деницы, утренней звезде, молитву же «Умную солнцу». И как Деница, видимо, бывает какой-нибудь час или два, солнце же весь день сияет, так должно разуметь и о пении и молитве. И не говори мне, что многие из святых придерживались многого пения, но разумей и веруй, что те же отцы предписывают нам непременно от пения восходить к молитве. Таковым был и святой Григорий Синаид, который сначала, по неведению лучшего, придерживался одного пения. Будучи же наставлен одним жителем острова Крит, заменил многое пение умной молитвою, и на опыте, познав, что не бывает такого быстрого и легкого успеха от пения, как от молитвы, повелел всем иметь все старание о молитве, петь же немного из-за уныния. Впредь и ты, без всякого сомнения, поступай так же, чтобы и тебе не было сказано запротивление твое словами апостола, который говорит, Благоволение убо моего сердца и молитва «Я же к Богу» по Израиле есть во спасение. Свидетельствуюбо им, яко ревность Божию имут, но не по разуму, неразумеющиебо Божие правды и свою правду ищущие поставите, правде Божией не повинушеся. Что же говорит Писание?

«Близ Тебя слово в устах Твоих и в сердце Твоем, если исповедуешь устами Твоими Господа Иисуса, спасешься, ибо всякий, кто призывает имя Господня, спасется». Все же это слово, исповедание и призывание следует понимать как пребывание внутри Тебя Христа, вселившегося через Святое Крещение. И ты должен непрестанно призывать и говорить, и исповедовать его иногда сердцем, иногда же устами, говоря «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Будь же внимателен человек к себе и к твоему упорству, да не пошлет на тебя Бог за это дух ожесточения. очами не видеть и ушами не слышать, как свидетельствует против тебя Священное Писание, подобно тому, как свидетельствовал Илья на Израиле к Богу, Которому и ты сопротивляешься. Не надейся же и не верь, что успеешь достигнуть чего-либо духовного, если не покоришься призывать Иисуса Христа на каждый злой помысл и на всю силу вражую, как говорит святой Исихий, Не найдешь крепчайшего оружия на врагов ни на небе, ни на земле, кроме имени Христова. И невозможно тебе избежать горького напоения злыми помыслами или перестать вкушать хлеб из отрубей до тех пор, пока не поревнуешь вкушать чистого хлеба. шедшего с неба, кушающие которой не будут алкать вовеки, получая веселье и радость, а не страх, или неразумное утешение, или, что тоже, радостное самомнение.

Ибо, как закон, не будучи в силах сам по себе сделать человека безгрешным, отсылал всех ко Христу и к Нему сам стремился, как бы умаляя тем свое значение, Так и внешнее пение, сообщив Делателю первоначальное обучение, передает его Христу, то есть умной молитве Иисусовой, как не имеющий сил сам собой возвести его в духовное действие, хотя при этом самое то пение из-за молитвы сокращается и отходит на второе место. Если же и не все хотят обратиться от пения ко Христу, то нет в этом вины самого пения, как нет и вины закона в противлении иудеев. Но виною тому один только их плотской ум и неведение силы, сокровенные в Священном Писании. Ибо они думают, что растягивать сладкие глаза и сливать языком красивые слова – это есть начало и конец молитвы. Они не поняли сказанного Господом, «яко верою в мя реки очрево его истекут, воды живые». Всякий крещающийся принимает свыше эту воду таинственно, в глубине своего сердца, и о ней пишется в житье святого Игнатия Богоносца, когда неверные разрезали сердце его, говоря, как он носит Бога своего в сердце своем. и нашли внутри сердца золотом написанные слова «Иисус Христос». Это же было знамением в посрамление неверных и для уверения всех верных в том, что всякий во святом крещении принимает внутрь себя Христа.

Потому-то совершеннейшие и глубочайшие в дарованиях духовных святые отцы прежде всего повелевают нам очищаться от страстей умным и сердечным призыванием имени Иисуса Христа на всякие злые помыслы, брань и прилог вражей, и это есть моление, произносимое чувством, а не просто только по обычаю, каково и не грешно назвать и мертвым. Положивши нам твердое начало таковому разумному вниманию и молению, блаженные отцы поучают нас пребывать в нем до смерти, сражаясь с врагами и страстями своими. И хотя бы и тысячу ран принимали бы мы каждый день, мы не должны никогда прекращать этого живоносного делания, то есть призывания Иисуса Христа, живущего в сердцах наших, как уже и было об этом сказано выше. И таким образом, если усмотрит Бог в том пользу нашу, возводит кого хочет и знает через таковое доброе начало и на зрительную умную молитву. Некоторые же, которых следует назвать легкомысленными, слыша, что через эту делательную умную молитву достигается скорейшее преуспеяние, стремятся преждевременно достичь зрительную молитву, полагая, что она находится в руках желающих. Другие же, узнав, что зрительные молитвы не все удостаиваются, но только немногие, ослабевают, а иногда и совершенно не родят уделательной умной молитве, без которой никто не может избежать действия страстей и приятия лукавых помыслов, за которые будут истязаны в час смерти и дадут ответ на страшном суде. Таковые должны понимать, что мы отнюдь не осудимся за зрительную молитву, если не удостоимся ее понемощи нашей. Об умном же и сердечном хранении, каковым можно, противостать дьяволу и злым помыслам, побеждая их не Своею силою, а страшным именем Христовым, должны будем воздать ответ Богу.

Ибо, нося Христа внутри себя по дару святого крещения, не умеем, вернее же сказать, не хотим научиться, как призывать Его на помощь в час брания. И за это именно укоряет нас апостол, говоря, Не весть ли яко Иисус Христос в вас есть? Неужели еще неопытные, не обученные действовать умом в сердце Имя Христово? И хотя многие из древних, а не только нынешние, умерли, не сподобившись при жизни зрительной молитвы, Это не должно вызывать сомнения, ибо нет места неправде у Бога, и Он во всяком случае за труды их, которыми они потрудились, идя истинным отеческим путем делательной молитвы, дает им в час смерти или по смерти действие зрительной молитвы, с которой они, как пламень огненный, проходят воздушное мытарство, по слову святого Исихи. И получают они жребия свои с теми святыми, которые, по апостолу, не приявшись здесь обетования, трудились всю жизнь свою во уповании. изложив всё это с указанием свидетельства Священного Писания о единой делательной и подобающей ещё страстном умной молитве, скажем, по необходимости и обывающей при этом прелести. Прежде всего, говорит святой патриарх Калист, приходит теплота от почек, как бы опоясывая их, и она кажется прелестью, но это не прелесть, а естественное действие, порождаемое свойством подвига. Если же кто-нибудь думает, что это теплота от благодати, то это воистину прелесть.

Но какова бы она ни была, подвязающийся должен не принимать её, но отгонять. Приходит и другая теплота от сердца, и если ум снисходит в блудные помыслы, это несомненная прелесть. Если же всё тело от сердца растепливается, ум же чист и бесстрастен и как бы прилепился во внутреннейшей глубине сердца, то это есть поистине действие благодати, а не прелести. Видя это, следует с самого начала обучать ум в час молитвы, чтобы он находился вверху сердца и зрел глубину его, а не был бы наполовину сбоку или на конце снизу. Причина же, по которой следует так поступать, такова. Когда ум стоит сверху сердца и внутри его действует молитва, тогда, как царь, сидящий на высоте, взирает совершенно свободно на всё присмыкающееся внизу злые помыслы и разбивает их о камень имени Христова, как вторых вавилонских младенцев. Притом же, будучи столь удален от чресла, может во всяком случае избежать похотного Женя, существующего в естестве нашем через преступление Адама. Если же кто начинает творить внимание в молитве на половине сердца от Персий, то или от случающегося оскудения теплоты сердечной, или же по изнеможению ума и притуплению зрения под влиянием частого действия молитвы, или по причине возведенной врагом брани, ум сам по себе не спадает к чреслам и смешивается с похотную теплотою, хотя и невольно, по причине сближения с нею при совершении молитвы на половине сердца.

Некоторые же, по наивной нерассудительности, или лучше сказать, не зная, что такое верх или середина сердца, и что такое половина и конец его, начинают творить молитву снизу, на конце сердца, при чреслах, и таким образом, касаясь умом частью сердца и частью чресел, По собственной вине вызывают прелесть, как обаятели змею, ибо невозможно избежать общения с врагом тем, кто таким образом держит внимание. Другие же, страдая окончательным неразумием и грубостью, не знают даже самого места сердечного, находящегося под левым соссом и боком, но полагая его среди пупа черевного. Дерзают, увы, их прелести, там совершать умом молитву. Научаясь из этих примеров, следует, как сказано, совершать умом внимание и молитву внутри сердца сверху от сосца, а не наполовине от персей и тем более не снизу от чересыл. Также необходимо распознавать умным чувством и теплоту в молитве, какая изливается в сердце от Бога, как мера благовонной через святое крещение, и какая превзошла к нам от преступления прародителей, и какая возбуждается дьяволом. Первая теплота только в самом сердце с молитвою начинается и в сердце же оканчивается с молитвою, подавая Душе удостоверения и плоды духовные. Вторая же имеет начало и конец в почках, принося Душе жесткость, студенность и смущение. Третье, возникая от смешения с похотным сжением, распаляет сердце и члены блудным сладострастием, пленяя ум в скверные помыслы и привлекая к блудному совокуплению, что каждый тщательный делатель может скоро заметить и распознать.

И хотя враг, — говорит Григорий Синаид, — внутрь чресл и покушается по своему желанию призрачно представлять духовное, вместо теплоты духовной наводя свое сжение, вместо веселья возбуждая радость бессмысленную и сласть мокротную, и побуждает принимать обольщение как действительную благодать, но время, опыт и чувства научают его распознавать. Если же Прелесть познаётся временем, опытом и чувством, то не следует страшиться или сомневаться, призывая Бога, говорит тот же Святой. Если же некоторые и своротились, повредившись в уме, то знаешь, что они потерпели это от высокоумия и самочиния. Не для устрашения или отогнания нашего от священного делания умной молитвы написали святые отцы много о прелести под различными видами и предлогами постигающих делателей, но в предостережение нашей и для распознания прелести и лукавого действия сатаны, и ради этого и повелевают всем, борющимся со страстями, держаться непадательного пути царского. живя в пустыне вдвоем или втроем, где, имея брат брата добрым советником и исследуя день и ночь священное Писание, могут, благодатью Христовую, непрестанно обучаться этому умному деланию. Некоторым же из многих неизвестно, откуда пришло в голову, будто бы нынешним монахам уже не подаются действия Святого Духа, как прежним. Уже прошли, говорят, те времена. Но это только преткновение так говорящих, ибо так сказали святые Отцы о знамениях и чудесах, ради которых бывает некоторое умоление веры по Слову Христа, блаженные невидевшие и веровавшие, а не о прекращении действий Святаго Духа.

Эти дары всякому верному, несомненно, подаются в Святом Крещении и неистребимо в нас пребывают, если даже мы не чувствуем их, будучи умершлены грехами. И должны мы соблюдением заповедей и призыванием Иисуса Христа, живущего в сердцах наших, воспринять сие дарование и видеть умом сказанные нами прежде, что закон духовный мы носим написанным на скрижале сердец наших, сподобляясь непосредственно по образу херувимов беседовать со Христом чистую сердечную молитву. Поэтому несправедливо, выдумывая извинения грехам, обвинять время или Бога в оскудении действия Святаго Духа. Но, возложив всю вину на трех злейших исполинов, не веря лености и небрежения, перестанем лгать и, держась истины, приступим без сомнения к обучению умного делания, отвергнув от себя и еще трех главнейших противников — самолюбие, сребролюбие и тщеславие. вместе с которыми и другие страсти можем истребить из наших душ. Прежде же всех в теле подвязающегося и внимающего в молитве начинаются некоторые движения, как бы взыграния под кожей, и они некоторыми принимаются за прелесть. Появляется теплота от почек, как бы опоясывая, и она также принимается за прелесть, но это не прелесть, а естественное действие, порождаемое свойством подвига. Если же кто-нибудь прославляет эту теплоту как благодатную, а не естественную, то это, несомненно, прелесть.

Но какова бы она ни была, подвязающаяся не должен её принимать, но отгонять и отметать. Приходит и другая теплота от сердца. Если ум при этом снисходит в блудные помыслы, это прелесть воистину. Когда же всё тело от сердца растепливается, ум же остаётся чист и бесстрастен и как бы прилеплен во внутреннейшей глубине сердца, то это есть, несомненно, действие благодати, а не прелести. Иногда же у испытывающих такое состояние появляется и пот от обильной теплоты, бывающей в теле. И когда подвижется от сердца святое действие, взимающее как бы лист некий от сердца и движущий ум от внутренних, как бы припнувший к самому тому Божественному действу, чтобы выпиять часто «Иисусе мой, Иисусе мой», так именно в отверзении сердца только это выпьёт ум «Иисусе мой». и не может всё произнести ум, то есть «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» о частых отверзениях сердца, но только «Иисусе мой». Те же, которые говорят, что в таком устроении совершают всю молитву, прилещаются, ибо когда ум прилепится, как уже сказано, Божественному действованию, войдя во внутреннейшее сердце, не может взывать больше, как только «Иисусе мой».

Тогда подлинно от этой святой молитвы рождается в сердце и благоговейный страх, когда нисходит великое утешение в душу от святого действования. И тогда скачет и истекает сладостная слеза от сердца, и сладостное течет из очей, и это есть радость и печаль. Скипает же тогда сердце от многого оного священнодейства, и бывает все тело распалено, и ум благоговейным страхи вызывает «Господи, помилуй!» И, как ельей в полном сосуде, сильно разогреваемый огнем, от многого кипения льется через край, так бывает и в сердце, когда оно возгреется от божественного действия. изливая теплоту и на тело, и делает его распаленным, и тогда переживающий это чувствует, как все внутренности его готовы выскочить вон. Совершаются и другие некоторые чудесные тайны с имеющим указанное устроение. Бывают иногда и свет, с помощью которого Делатель созерцает внутри себя просвещение, озаряющее его, как солнце, источающее от сердца свет. Бывают внутри сердца и другие таинства, но не могу их описать. Видит ум все творение, и ужасаемый движением святого действа и созерцанием божественных таинств высылает из глубины сердца словословия, которых не могу изобразить писанием.

Весь человек становится тогда обоженным этим божественным движением, вне всего вещественного и чувственного, и как бы охваченным неудержимой радостью, подобно напоенному вином. И после ум восхищается в божественное видение и видит страшные таинства, о которых не могу писать подробно. И видит ум видение божественное, видит и наслаждение праведных райские красоты. И еще выше ум видит на небе страшные и преславные таинства. И поскольку возвышается человек от прелогов бесовских, постольку видит еще больше из того, что дает ему Дух, которому слава вовеки. Аминь.