2. Кубикуларию Иоанну о любви ⧸⧸ Прп. Максим Исповедник. Письма

Преподобный Максим Исповедник, письмо. Письмо второе. Кубикуларию Иоанну о любви. Что вы, Богохранимые, питаете по благодати святую любовь к Богу и ближним, с надлежащим о ней попечением, узнал я по собственному опыту и присутствуя, и не в меньшей степени отсутствуя, если только не больше. а дать испытать такое и есть и называется свойством Божественной Любви. Значит, есть в Вас и та безмерная и безграничная Божественная Добродетель, что не только благотворит присутствующим, но и отсутствующих ободряет, даже если они и удалились в пространственно большое расстояние. А что Любовь Ваша все возрастает, узнаю от каждого, кто сюда прибывает, и да и из драгоценных Ваших писем, как бы в зеркале отображающих красоту, осеивающей вас Божией благодатью. Отчего радуюсь и веселюсь не без причины, и благодаря за вас, Бога, Подателя благ непрестанно возглашаю со Святым Апостолом.

Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший вас всяким духовным благословением в небесах. И я знаю с полной уверенностью, что в Духе святая ваша Душа неразрывно скреплена любовью с моей жалкой душой и соединена с ней дружеской связью по закону благодати, по которому вы незримо привлекаете меня к себе и радуете вашей радостью, затмевая позор моих грехов близостью собственных добродетелей. Ведь воистину нет ничего богоподобнее божественной любви, ничего нет таинственней, и ничто так не возвышает людей к обожжению потому что она соединяет в себе все блага, какие слова правды числят в добродетелях, и далеко отстоит от всего, что считается пороком, будучи исполнением закона и пророков. Им ведь наследует тайна божественной любви, превращающая нас из людей в богов и сокращающая отдельные заповеди до одного всеобъемлющего слова, в котором они все по благоволению единообразно заключаются и из которого разнообразно исходят по устроению. Ибо каким благом не обладает любовь? Неужели верой, первым основанием благочестия, тверже удостоверяющей верующего в существовании Бога и Божественного, нежели глаз, воспринимающий внешность чувственных предметов и сообщающий видящим впечатления от них? Неужели надежды, создающие себе истинное, сущее благо и содержащие больше, нежели рука, ухватившая самую толстую, осязаемую вещь? Разве не дает любовь насладиться тем, во что мы верим и на что надеемся, потому что благодаря ей будущее уже как бы присутствует в душе?

Неужели не обладает любовь смирением первоосновой добродетелей? в котором мы познаем самих себя и делаемся способными отсечь суетную опухоль высокомерия? Неужели крутостью, которая с одинаковым пренебрежением относится и к порицанию, и к похвале, и делает безобидными эти два противоположных зла – славу и бесславие? Неужели не злобием, которое, даже когда мы страдаем, не допускает в нас перемены по отношению к обидчикам и враждебного к ним расположениям? Неужели состраданием, по которому мы с готовностью разделяем несчастья других и не можем не видеть в них родных нам братьев? Неужели воздержанием, или стойкостью, или терпением, или добротой, или миром и радостью, благодаря которым мы с легкостью усмиряем гнев и жадные желания, бурлящим пламенем жгущие душу? Да попросту сказать всех духовных благ завершения – любовь, которая, ходящих ее путями верно, неукоснительно и стойко ведет и приводит к Богу, Высшему из благ и источнику всякого блага. Вера же есть основание идущим ей вслед, то есть надежде и любви, и неколебимо устанавливает истину.

Надежда же есть сила двух других, то есть любви и веры, что достойна веры и что нужно любить, и научающая к этому двигаться через нее же. А любовь – исполнение обеих, вся полностью охватывающая последнюю цель и останавливающая веру и надежду в движении к ней. Во что верит вера и на что надеется надежда, тем любовь дает уже в настоящем насладиться. Лишь она одна, по правде говоря, что человек создан по образу Творца, мудро подчиняя нашу волю разуму, а не склоняя разум к ней, и увещевает волю следовать природе, ничуть не восставая против нее. Именно так можем мы обрести с Богом и другими людьми одну волю и одно желание, как имеем уже одну природу, и никакого с Богом и друг другом не иметь разлучения, если изберем себе за основу закон по которому сознательно возобновим в себе закон природы. Невозможно же, чтобы могли между собой согласить свои стремления люди, прежде не сочетавшиеся единомыслием Богу. Ведь обманувший человека дьявол зловредной хитростью, прельстив его через себелюбие и наслаждение, сначала разлучил его волю с Богом и с другими людьми. и извращением прямоты расчленил и рассек природу на множество мнений и фантазий, а со временем возвел в закон искание и нахождение всяческих видов зла, направляя на это и наши силы.

И для постоянства зла дал ему опору в несогласии и стремлении всех людей, после чего сразу склонил человека обратить природное движение и устремиться вместо разрешенного к недозволенному. Он коварно заманил его в три главные и начальные виды зла, порождающие, попросту говоря, все пороки, а именно неведение, себелюбие и властолюбие, сцепленные друг с другом и взаимно друг друга поддерживающие. Ибо из неведения Бога возникает себелюбие, из него – стремление к власти над сродными. На это и возразить нечего. Причем человек создает в себе эти пороки злоупотреблением собственными силами – умом, страстным желанием и яростью. А должно разумом вместо неведения стремиться единственно к Богу по исканию воли. Желанием, очистившись от страсти себелюбия, поспешать с охотой к одному Богу. Яростью же, отделенной от желания властвовать, бороться ради достижения одного Бога.

и так сотворить себе Божественную и Блаженную Любовь из этого всего происходящую и все это осуществляющую, которое Боголюбивого соединяет с Богом и делает Богом. Раз по собственному желанию человека и по дьявольскому обману случилось такое зло с человеком, Бог, и создавший нашу природу и мудро исцеляющий ее, если она страдает от порока По своей любви к нам уничижил себя самого, приняв образ раба. И без изменения соединил с собою по ипостаси нашу природу, настолько став весь ради нас одним из нас и нам подобным человеком, что неверующим даже и Богом не казался, хоть и Богом настолько пребыл, что верным преподал тайное слово благочестия и истины, дабы разрушить дела дьявола, и вернул природе нетронутые силы, возобновив силу любви и соединения людей с собой и друг с другом. Эту противницу себелюбие, которая есть мать и первого греха, и первого сотворения дьявольского, и проистекающих из нее страстей. А кто соделал себя достойным Богом, уничтожил ее любовью, тот с нею вместе погубил и все разнообразие грехов, не имеющих кроме нее ни иного основания, ни причины бытия. Ведь такой человек не ведает превозношения, порока составного и странного, свидетельствующего о богопротивном самодовольстве. Не знает он и любви к неустойчивой славе, которая ею кичащихся увлекает в своем падении. Добровольным же благожелательством и сочувствием к сродным истощает в себе зависть.

которое сначала по справедливости истощает предающихся ей, а гнев, кровожадность, злобную раздражительность, коварство, притворство, насмешничество, злобу и жадность, да и все пороки, которыми единый человек разделен на части, он в себе искоренил. Ведь с удалением себя-любия, начало, как я сказал, и матери, удаляются обычно и все пороки, из него рождающиеся и за ним следующие. А раз его нет, то никакой вид порока или хотя бы след его не может существовать. И вместо них являются все виды добродетели, составляющие силу любви, которые соединяет разделенное и воссоздает человека в единстве смысла и образа бытия. уравнивая и сглаживая во всех людях всякое неравенство и различие, привнесенное волей, и должным образом приводя к тому похвальному неравенству, в котором каждый доброжелательно привлекает к себе ближнего и ценит его выше себя в той же степени, в какой раньше его отталкивал и стремился сам возвыситься. а себя самого добровольно от себя отделяет разобщением с теми логосами и свойствами, которые в нем по произволу мыслится отдельными и приводят к единой простоте и одинаковости, в которой никто никоим образом и ни в какой мере не отделен от общего, но каждый каждому и все всем и более Богу, нежели друг другу являются единым и всем сияют единейшей природой и волей причина их бытия и в ней мыслимый Бог. С ним вкупе созерцаться и к нему возводиться, как к виновнику и создателю, есть логос существования сущего, который мы должны со всем чанием соблюдать невредимым и незамутненным и очищать от восстающих на него страстей, сознательным рвением в добродетелях и сопряженных с ними тяготах. Наверное, именно это и совершил великий Авраам, возвратив себя природному логосу бытия, или логос себе, и таким образом предавшись Богу и Бога приняв.

Пусть и так, и так будет сказано, раз истина и в тех, и в этих словах усматривается. Удостоился видеть Бога, будучи человеком, и попросту принимать Его у себя, благодаря совершенному по человеколюбию природному логосу бытия, к которому он возвысился, отринув свойства разделенного и делимого, и никакого человека не считая более другим и отличным от себя, но узнавая всех в одном и одного во всех. Следовал же он в этом, конечно, не логосу свободной воли, которой сопутствуют сорасхождение и разделение, пока она не согласна с природой, а единственно логосу который сопутствует неизменности. Этим-то логосом мы и познаем вообще существование Бога, и в нем Бог являет свою благость, принимая в свое родство сотворенных им. Потому что познать его непосредственно, как он есть, тварь не может. Да и невозможно, конечно, было соединиться с цельным и самотождественным тому, кто сам не сделался самотождественным и цельным, а по своей воле разделяется в отношении природы на многие части. Если только он прежде, человеколюбием согласив волю с природой, не выказал в обеих мирный и покорный логос, никоим образом не движущийся по собственному побуждению ни к чему иному, кроме Бога. В соответствии с таким логосом природа пребывает нераздельной и неразделенной в тех людях, которые восприняли этот дар.

и не рассекается многими раздорами произволения. Ибо они не разделяют природу, становясь то такими, то другими, в отношении то к одному, то к другому, а остаются всегда такими же и перед собой видят одних и тех же, глядя не на то, что свойственно каждому в отдельности по произволению, которым разделено разделенное, а на общее всем по природе и неделимое, в котором собирается разделенное и не допускается ничто отдельное. Через это общее нераздельное и является его достигшим Бог по своему человеколюбию, принимая образ, соответствующий свойству добродетели каждого, и по ней же дозволяя именовать себя. Ведь совершеннейшее дело любви и предел действия по любви – сделать так, чтобы по привычной взаимности все с ней связанное пристойно сообщала свои свойства и именование одно другому, так что и человек делается Богом, и Бог человеком именуется и является по единому и неизменному добровольному намерению и устремлению обоих, как мы обнаруживаем в Аврааме и других святых». И, наверное, об этом и сказано от лица Божьего в руках пророков уподобился. Бог по великому человеколюбию для каждого принимает образ от добродетели, которое стало ему свойственно через делание. Ведь рука всякого праведника – это его делание по добродетелю, в которой и посредством которой Бог принимает подобие людям. Великое значит благо-любовь, и первое из благ – и избранное благо.

Вокруг того, кто ее имеет, соединяет она собой Бога и людей. и дает человеку казаться творцом людей благодаря столь полному, сколь возможну человеку уподоблению в добре обоживаемого Богу, которое, как я полагаю, достигается любовью к Господу Богу всем сердцем, и душой, и силой, и ближнему, как к самому себе. А это означает, я как бы определением охвачу, всеобъемлющую внутреннюю привязанность к первому благу через полное попечение обо всем природном роде, выше которой некуда восходить боголюбивому человеку, прошедшему уже все степени благочестия. Она-то нам и известна как любовь и по имени, и по сути. Ее и питаем мы к Богу и ближнему, не уделяя от нее то такую, то этакую часть, а все одну и ту же целиком, как долг Богу и как взаимную соединительницу людей. Ведь действие и ясное проявление совершенной любви к Богу есть искреннее расположение к ближнему по изволению доброжелательства. Ибо нелюбящий брата своего, которого видит, говорит божественный апостол Иоанн, Бога, которого не видит, не может любить. Любовь есть путь истины, как себя именовало Слово Божие, шествующих по которому оно представляет Богу и Отцу, чистыми от всяких страстей.

Любовь есть дверь, входящая в которую оказывается в святом святых и удостаивается лицезрение неприступного великолепия Святой Царственной Троицы. Любовь есть истинная лоза, в которую кто прочно вкорениться, сочтется достойным сопричастия божественности. Ради любви и существует, и возвещено учение и закона, и Евангелия, дабы возжелавшие неизреченных благ своим нравам удостоверяли искренность и силу желаний, в той мере почитая изваяние ради желанного ваятеля. В какой оно близко ваятелю, и в какой требует природный логос, возводящий в закон равенство чести, отсекающий всякое неравенство природы, которое ложно усматривается в каждом человеке по предубеждению и заключающий в себе всех силы единой тождественности. Ради любви сам Творец природы, пристрашная вещь, о которой и слышат страшно, обликается в нашу природу, без изменения соединившись с ней по ипостаси, чтобы прекратить ее бурное движение и присоединить к себе цельно собравшийся и не имеющий в устремлении воли никакого разногласия ни с Богом, ни с и устроить удобный всеславный путь любви, истинно божественный и обоживающий, и ведущий к Богу. Скажем же, что она и есть Бог, Который сначала скрыли тернии себелюбия и даровать его всем, свободным от препятствий, ради нас в себе изобразив страсти и разметав через своих учеников имевшиеся на этом пути камни, как Сам придрег устами пророков, и камни с пути размечите, и убедить нас, что должны к нему и друг ко другу иметь такую же любовь, какую он сам первый выказал, претерпев ради нас страдания. Ради любви же все святые противостояли греху до последнего, немало не поступая по логосу настоящей жизни, и претерпевали многообразные виды мученической смерти, чтобы собраться в целое с самими собой и с Богом. отделившись от мира, и объединить в себе то, что было разорвано.

Любовь есть истинная и незапятнанная богомудрия верных, завершение которого есть благо и истина. Если в самом деле человеколюбие есть благо, а боголюбие по вере – истина, они – суть два признака любви, которые соединяют людей с Богом и друг с другом, и поэтому обладают нерушимо и вечно изобилием всех благ. Этот-то Божественный и Блаженный Путь, искреннейши возлюбив, стремитесь и вы, благословенные, привести к завершению благую борьбу, крепко держась того, чем приходят к пределу шествия, то есть человеколюбие, братолюбие, гостеприимство, нищелюбие, сострадание, милосердие, смирение, кротости, мягкости, стойкости, незлобие, терпение, доброты, доброжелательности, мирности по отношению ко а Любовь, творимая из этих добродетелей и через их осуществление ведет к Богу, обоживающему, творящего их человека. Любовь ведь, сказал Божественный апостол, или, вернее, говоривший Его устами Христос, долготерпит, милосердствует, Любовь не завидует, Любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит Не радуются не правде, а сорадуются истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает. Ибо имеет Бога, в Котором в одном нет ни распадения, ни изменения, и живущего по ней человека делает таким, чтобы и о нем, как о вас, мог он сказать через пророка Иеремию. Говорю вам, вот путь по велению моих и закон, пребывающий во век.

Все, держащиеся его, внедут в жизнь, а оставившие его умрут. Держись его, дитя мое, и иди к сиянию его света. Не дай другому славу твою, неполезного тебе чужому народу. Счастлив ты, что тебе известно угодное Богу, и что ты познал, где есть мудрость, где есть сила, где есть долготерпение, где есть долгоденствие и жизнь, где есть свет очей и мир, и вышел на путь и Я явился Тебе издалека. Поэтому любовью вечной буду Я любить Тебя и жалеть Тебя жалостью, и устрою Тебя, и Ты устроишься, и Ты выйдешь с собранием радующихся. Ибо Ты стал на путях, и рассмотрел, и вопросил о стезях Господа вечных, и увидел, где есть путь добрый, и пошел по нему, и обрел очищение душе Твоей. И еще устами Исаии Я – Господь Бог Твой. Я показал Тебе путь, по которому Ты пойдешь, и Ты послушался моих заповедей.

Поэтому мир Твой стал, как река, и правда Твоя, как волна морская. Осмелюсь и я, радуясь Вашим добродетелям, сказать вместе с Богом, заимствуя слова от великого Исаии, счастлив Ты, что совлек с Себя одеяние скорби озлобления Твоего. то есть ветхого человека, не сливающего в обольстительных похотях, и облекся в благолепие славы от Бога вовек, то есть в нового человека в духе по Христу, созидаемого по образу Создателя, и в одежду правды от Бога и возложил на голову венец славы вечного, украшаясь усвоением добродетелей и непредкновенным разумом мудрости. Поэтому покажет Бог всей Поднебесной славу Твою и наречет имя Твое – мир правды и слава благочестия. После этих слов мне больше нечем выказать незримое расположение моей души. Я ведь не в состоянии поднести Богу и Вам ничего, достойного Ваших добродетелей. Могу разве что, насколько хватает сил, восхищаться Вами и Вашими свершениями и с Вами вместе радоваться что вы благими делами угождаете Богу, и в вас восхваляет Добродетель, а в Добродетели, соединившей вас с Богом, воспевать Бога. Одно и то же, кажется мне, и равносильное действие – восхвалять вас, воспевать Бога, даровавшего вам славу Добродетели, и восхищаться Добродетелью, которая по благодати обоживает вас Богу отнятием признаков человека, а Бога вам по снисхождению очеловечивает усвоением человеку, насколько возможно, божественных свойств.