2. 1917 год ⧸⧸ Сщмч. Нектарий Трезвинский

1917 год. В то время, когда готовилось новое наступление на фронте, в столице вспыхнул мятеж, давно запланированный и организованный внешними и внутренними врагами Российского престола. Не будем выяснять причины случившейся трагедии и излагать ход дальнейших событий, он общеизвестен, хотя интерпретации как были, так и остаются различными. Но, несмотря на различные оценки, никто не будет оспаривать общий итог революционных месяцев 1917 года. Россия не стала. С устранением царя и упразднением самодержавия перестала существовать не только Российская империя, но и Российская государственность. Даже само название государства с тысячелетней истории исчезло с политической карты мира. В считанные месяцы и даже дни всё было разрушено.

Великой страной взялись управлять люди, до той поры не имевшие никакого понятия об устройстве государственного механизма. Пассажиры взялись управлять паровозом по самоучителю и начали с того, что уничтожили все тормоза. 5 марта временное правительство одним рощерком пера упразднило всю русскую администрацию. Были отрешены все губернаторы и вице-губернаторы. Возвращены все политические, ссыльные и уголовные каторжники. И упразднены полиция и корпус жандармов. Призваны в Россию все эмигранты-пораженцы, агенты-неприятеля и упразднена контрразведка. Объявлена свобода и брошены в тюрьмы тысячи инакомыслящих реакционеров.

Провозглашена война до победного конца, и уничтожена дисциплина в армии. Примечание Армия была ошеломлена внезапно свалившейся на нее революцией. Рушилось все мировоззрение офицера и солдата, опустошалась их душа. Построены темными квадратами на мартовском снегу войска, угрюмо присягали неизвестному временному правительству. Странно и дико звучали слова их присяги. Тихое, сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-й и 15-й дивизий весть об отречении своего императора. И только местами в строю непроизвольной колыхались ружья, взятые на караул.

И по щекам старых солдат катились слезы, вспоминает командовавшие в те дни восьмым армейским корпусом генерал Деникин. Десятого марта генерал Алексеев представил князю Львову записку Об отражении революции на фронте. Согласно этой записке, составленной по данным, поступившим в Ставку до проникновения на фронт приказа №1, на Северном фронте отречение было встречено и сдержано, многими с грустью многие солдаты манифеста не поняли. Стрелки 2-го Сибирского корпуса заявили, что без царя нельзя, евреям выходить в офицеры нельзя, а солдат следовало бы наделить землей с платежами через банк. В пятой армии солдаты были в недоумении. Почему же нас не спрашивали? На западном фронте к манифесту отнеслись спокойно, многие с огорчением. В девятом, десятом и сводном корпусах третьей армии, с удивлением и сожалению, сибирские казаки были удручены.

Выражалась надежда, что государь не оставит своего народа. На румынском. В девятой армии тягостные впечатления, в четвертой — преклонение перед высоким патриотизмом государя и недоумение перед поступком Михаила Александровича. В третьем конном корпусе — нервность. Найдись в ставке воли и сердца, армию можно было бы спасти. Царя не стало. Солдат недоуменно смотрел на офицера. Офицер растерянно молчал и оглядывался на старшего начальника.

Тот смущённо снимал с погон царские венделя. Так прошла первая неделя марта месяца, пока от ригида измаила огромный фронт, не содрогнувся от удара отравленным кинжалом в спину. В действующую армию был передан приказ номер первый. Керсновский. История русской армии. Часть четвёртая. Глава 18. Без веры царя и Отечество Развал армии начался со знаменитого приказа №1 от 1 марта 1917 года Петроградского совета, упразднявший титулование и прочие формальности старой армии, а самое главное, предписывавший избрание солдатских комитетов во всех воинских частях.

Этот приказ фактически убивал дисциплину, хотя он был издан для столичного гарнизона, но дошел до армии и при попустительстве командования и поддержке нового военного министерства начал свое разлагающее влияние. Повсюду стали избираться солдатские комитеты, проводиться собрания, митинги и т.п. Окончательно же добила армию Декларация прав солдата, по словам генерала Алексеева, последний гвоздь в гроб нашей вооруженной силы, принятая временным правительством в начале мая 1917 года, вопреки отчаянным протестам высшего командования. Согласно этой Декларации военнослужащие получали все политические права, участие в выборах, могли вступать в любую из политических партий, в том числе и в большевистскую, могли исповедовать и проповедовать любые политические убеждения, долой войну, долой офицеров и тому подобное. В воинские части в тылу и на фронте могли свободно доставляться все без исключения печатные издания, в том числе анархические и большевистские. Отменялось обязательное отдание чести, и, наконец, упразднялись все дисциплинарные взыскания. Фактически армия доживала последние дни. Однако, несмотря на это, командование не отказалось от намеченного наступления.

В тех немыслимых условиях, когда любая другая армия не могла бы даже существовать, российская собиралась еще и наступать. В безобразной обстановке комитетов, съездов, митингов и резолюций, вставка и штабы фронтов продолжали разрабатывать планы летнего наступления. Планы эти были разработаны до мельчайших подробностей. Не знали только главного, удастся ли вывести войска из окопов, согласятся ли вкусившие всяких свобод русские солдаты пойти на неприятельскую проволоку. Этого не знали ни Верховные, ни штабы, ни строевые офицеры, ни сами солдаты. Войска митинговали, соглашаясь, как правило, с каждым из бесчисленных ораторов, хотя бы и говоривших совершенно противоположное. В одной и той же дивизии сплошь да рядом один полк выносил постановление наступать, Второй высказывался только за оборону, без германских принцесс, аннексии и контрибуции, а третий, ничего не постановляя, втыкал штыки в землю и самотёком шёл домой, в Тамбовскую губернию, до которой немцу не дойти. Последнее решение зачастую принималось через четверть часа по вынесении, единогласно и восторженно, резолюции воевать до подбедного конца.

Этот сумасшедший дом преподносился ничего не смыслившим делегациям английских и французских специалистов, как величайшее достижение демократии двадцатого столетия. Уговаривать солдат идти в наступление приехал на фронт сам военный министр временного правительства, Александр Федорович Керенский, речистый, получивший прозвище главного уговаривающего, но ничего не смыслящий в военном деле, Боявшись осесть на коня, он объезжал войска на автомобиле. В небольшом успехе начавшегося 18 июня наступления он увидел результат своего магического воздействия на войска и вообразил непобедимость самой демократической армии в мире, о чем сразу же повсюду восторженно раструбил. Однако в действительности наступление, едва начавшись, А настоящие последствия демократизации армии не заставили себя ждать. В июле последовало массовое отступление на Юго-Западном фронте, превратившееся на некоторых участках в позорное бегство. Только благодаря генералу Лавру Георгиевичу Корнилову, назначенному в это время командующим этим фронтом и восстановившему дисциплину путем введения крутых мер вплоть до расстрела дезертиров и мятежников, было спасено положение. На Северном фронте дело обстояло хуже, он был разложен сильнее, и в августе немцы легко овладели Ригой. Возглавивший с конца июля всю российскую армию генерал Корнилов видел, в какую бездну катится Россия, и, как никто другой, понимал, что только самые решительные меры могут спасти положение и на фронте, и в целом в стране.

Он вёл переговоры об этом с Керенским, возглавившим Временное правительство после июльского большевистского мятежа в Петрограде. Но тот всё откладывал утверждение законопроекта об устройстве армии, разработанного генералом, оглядываясь на своих коллег в Совете рабочих и солдатских депутатов. Когда Корнилов всё же склонил его на необходимость введения в столицу надёжных войск, После падения Риги Петроград был под непосредственной угрозой удара противника и предложил Керенскому приехать в Ставку обсудить все детали дальнейших действий, Керенский послал вместо себя совершенно одиозного обе прокурора Синода Львова, который, выслушав предложение генерала о необходимости установления диктатуры с обязательным участием Керенского, Превратно передал это предложение Керенскому, либо тот превратно его истолковал. После этого Керенский объявил главнокомандующего изменником и приказал военачальникам не подчиняться ему, амнистировал большевиков, призвав их к совместной защите завоевания революции, и раздал оружие Петроградскому пролетариату. 1 сентября Керенский провозгласил Россию демократической республикой о себя верховным главнокомандующим. Хорнилова же и сочувствующих ему генералов Деникина, Маркова и других приказал арестовать. Это было его единственное деяние в качестве главнокомандующего. Занятый бесконечной Говорильни в правительстве и предпарламенте он не имел ни времени, ни желания заниматься армией.

Да армии фактически уже и не было. По инерции еще продолжали существовать штабы, еще сидели в сырых окопах от Двины до Дуная сотни тысяч солдат, но зачем они сидят, за что воюют, они не знали. Умелые же большевистские агитаторы, не теряя времени доходчиво им разъясняли, и одурманенные проповедями о всеобщем равенстве и справедливости, воспламенявшиеся ненавистью к главным врагам своего будущего счастья, эксплуататорским классом, буржуям, как их стали именовать, Разнузданные толпы бывших солдат либо бросали фронт и валили домой делить буржуйскую землю и добро, либо, оставаясь в постылых окопах, начинали расправляться с буржуями на месте. Иеремонах Никтари едва не стал жертвой подобной расправы в своем полку. Вот что он написал об этом в автобиографии. «В день полкового праздника 1 октября в этом полку случился весьма печальный инцидент. Благодаря коему, многие офицеры едва не лишились жизни. После изрядной выпивки начались в палатке пространные речи в пользу Керенского и Корнилова.

Услышавши об этом, солдаты схватили винтовки и окружили палатку, где пировали офицеры. Я, сидя в своей землянке, услышал о происходившем, тотчас побежал посмотреть, что делается. Солдаты взволнованные, Бросились на меня, предполагая, что я был вместе с офицерами и потащили меня к палатке, но бывший здесь при пулемете солдат подтвердил, что я не был с офицерами и меня отпустили. Поняв, что в полку мне больше нечего делать, я возвратился с фронта в Москву. Неясно, как соединяли в своих речах офицеры имена Керенского и Корнилова, в октябре 1917 года, еще пребывавшего в тюрьме по приказу Керенского. Но до этих деталей уже никому не было дела. Очевидно, эти имена олицетворяли прежний строй, для солдат они оба были буржуями, классовыми врагами и вместе с их сторонниками подлежали беспощадному уничтожению. Вскоре подобные расправы станут повсеместными, произойдет знаменитая Октябрьская революция и кровь зальет русскую землю.

Спустя всего две недели в самой Москве отец Нектари станет очевидцем чудовищной бойни. На протяжении семи дней здесь будут греметь взрывы и свистеть пули, тяжелая артиллерия будет бить по Кремлю, а распоясавшиеся солдатня убивать ни в чем не повинных людей. «Мы переживаем какой-то кошмар, какой-то личный ужас при виде всего совершающегося», – писал в это время также находившийся в Москве епископ Уфимский Андрей Ухтомский. А наша Родина, весь русский народ, сбитый с толку, переживает ныне последние недели своего свободного бытия. Кончается одна страница русской истории, и начинается страшная другая. Россия, несчастная Россия, променявшая свою свободу на революционный угар. На улицах Москвы разыгрывалась дьявольская пляска, вся Москва, голодная, сидела по домам и по подвалам, а по улицам бессмысленно свистели пули по всем направлениям. Гремели раскаты пушечных выстрелов, это русские люди громили свой родной московский Кремль, который уцелел при Наполеоне.

Страшная картина расстрелянных храмов и людей предстала предепископом Камчатским Нестором Анисимовым, пришедшим в Кремль сразу же после окончания обстрела 3 ноября 1917 года. Чувство невыразимой тоски. «Поистине неглаголенного горя и ужаса охватывает вас при виде этих разрушений», — писал владыка Нестор в очерке «Расстрел московского Кремля». — И чем дальше вы углубляетесь в осмотр поруганной святыни, тем эта боль становится сильнее. С неподдающимся описаний волнением вы входите за ограду на каменную площадь к Великому Успенскому собору и видите огромные лужи крови с плавающими в них человеческими мозгами. Следы крови чьей-то дерзкой ногой разнесены по всей этой площади. Позднее епископ Нестор вспоминал, в момент первого входа большевиков в Кремль через пастские ворота Когда они только что взяли Москву в свои руки, я, имея на руках повязку Красного Христа, так как ходил по Москве и помогал раненым нашим защитникам Москвы, вошел на этом основании в Кремль и взял с собой фотографа, и пока шел грабеж в стенах Кремля большевистскими завоевателями, мы с фотографом обошли все исторические места и зафиксировали все разрушения. Во дворе синодальной конторы Владыка услыхал шум, приближающийся к Чудовому монастырю толпы солдат, требующие над кем-то самосуда.

Подбежав к этой толпе, бушевавшей между Царьпушкой и Чудовым монастырем, он увидел неизвестного ему полковника, отбивавшегося от окружавших его разъяренных солдат. Солдаты толкали его, били прикладами и кололи штыками со всех сторон. Полковник окровавленными руками хватался за штыки. Ему прокалывали руки и наносили глубокие раны. Он что-то пытался выкрикивать, но никто его не слушал. Толпа требовала, чтобы его немедленно расстреляли. Какой-то офицер вступился за несчастного и, пытаясь защитить его своей грудью, тоже что-то кричал. Я подбежал к толпе большевиков и стал умолять пощадить жизнь полковника.

Я заклинал их именем Бога, родной матери, ради малых детей просил оставить в живых, всячески, как только мог, уговаривал пощадить, но озверевшей толпой овладела уже сатанинская злоба. Отвечали угрозами немедленно расстрелять и меня, ругали буржуям, кровопийцей и прочее. В это время какой-то негодяй-большевик отбросил несчастного мученика в сторону. Раздались выстрелы, которыми все было кончено. Офицер, защищавший полковника, здесь же бросил бывшую у него винтовку, отошел к разрушенной стене синодальной конторы и повалился на груду кирпичей. Причина убийства этого полковника, 56-го полка, как впоследствии оказалось, заключалась в том, что полковник должен был временно сократить довольствие солдатам за недостатком провианта на одну треть порции хлеба в течение полудня до подвоза нового запаса. Подавленный, с разбитой душой отошел я от толпы. Кровавая картина кошмарного убийства неотступно стояла перед моим взором.

Озверелые лица солдат, размахивающих оружием. Дикая расправа с полковником, глумления и пытки. Дикий крик. «Товарищи, расстрелять его! Кровь нашу пьет буржуй!» Тяжелые мрачные мысли точно калеными стрелами пронизывали мозг. Неужели на Руси начинается кровавый пир сатанистов? Ведь то, чему я был свидетелем, так походило на пляску обезумевших детей убийц на трупе своего отца. Боже, неужели на Руси святой начинается владычество темной злой силы?

Видел ли подобный ужас отец Нектарий? Мы не знаем. Он об этом, конечно, ничего не показывал на допросах и в автобиографии лишь коротко написал, что в Москве Пользовался в Донском монастыре гостеприимством своего ректора Академии, епископа Иннокентия. Но о кровопролитиях и бойне в столице он не мог не знать, и понятно, какие чувства испытывал, подобно всем искренним русским людям и тем более духовным пастырям. Впереди им всем предстояли еще большие испытания. Владычество злой силы над Россией утвердилось прочно и надолго, и разрушительная ее деятельность только начиналась. Вскоре отец Нектарий столкнется с ней непосредственно и воочию увидит богоборцев, готовых к безжалостному уничтожению церкви.