198. Монах и “полевое поведение”

Спрашивают о противоречии, которая существует в монашеской жизни между двумя ее главными принципами. Первый принцип – это отказываться от своей воли, что имеется в виду очень глубокий отказ от всего своего. А второй принцип – это следовать за Христом и никуда не отвлекаться, то есть наоборот, не поддаваться ничему. Даже можно сказать, что здесь и с Евангелиями противоречия есть, потому что в Евангелии, например, говорится, что «влекущему тебя единое поприще – пройди с ним два, и отбирающему тебя одежду – отдай и срачицу», то есть нижнее белье. То есть, казалось бы, надо все отдавать и не смотреть. Особенно «влекущему тебя одно поприще – пройди с ним два». То есть, казалось бы, кто тебя куда-то потянет, туда ты должен идти, если буквально это понимать. Но мы знаем, что как в Новом, так и в Верхнем Завете, если понимать что-то буквально, то будет какая-нибудь ересь и гадость.

Поэтому понимать все надо, конечно, в каком-то правильном контексте и правильном значении. Поэтому и вопрос – как же быть? Получается, что смирение, которое заключается в отсечении своей воли, противоречит важнейшему принципу следования за Христом, которое предполагает самовольный выбор именно по своей воле, определенные траектории, чтобы никуда не сходить с нее. Сразу скажу, что мы очень часто видим в жизни христиан, в том числе и монахов, не только, вот такую любовь к смирению, которая приводит к аналогу того, что Курт Левин, такой великий психолог 1920-1930-х годов, описал как полевое поведение. Оно, например, характерно для беспризорников, которые… ну и для всяких вот таких вот людей с трудным детством, которые дальше проявляют криминальное поведение. Вот они, например, могут точно знать, что вот этого делать нельзя, или сейчас они должны к такому-то времени быть там-то. Если они этого не сделают, то их ждет какое-то там наказание, неприятности, которые они очень конкретно себе представляют. И все помнят этот памятник, все нормально у них.

Но они вот идут куда-нибудь, их отвлекают, про беспризорников рассказываешь, там, например, у него какое-нибудь свидание с девушкой за пределами детского дома, может быть, а он у нее не приходит вообще. То есть он не опаздывает, а просто не приходит, потому что в это время какие-то друзья позвали, и для него актуально, или позвали что-нибудь такое преступное совершить, чем он, в общем-то, особо-то и не склонен, но совершает. Потому что вот сейчас позвали, и вот то, что они здесь и сейчас, это, на самом деле, вот настолько актуально, что это определяет его поведение. А то, что он все помнит в голове, держит, это неактуально. То есть, да, умом понимаю, памятью помню, но адаптера такого, который переключает от этих воспоминаний и этого сознания к мотивации поведения, просто отсутствует. Вот то же самое мы видим у православных у некоторых, которые действительно, они просто становятся какими-то безвольными существами, а это совсем не значит, что они свою волю отсекли. Они отсекли, они разрушили не саму волю как раз, а центр, свою субъектность, то есть, центр, который этой волей пользуется. Поэтому вместо этого их волей пользуется, кто попал, а случайные люди, в общем-то, кто просто их завладел.

И такие люди оказываются сильно зависимы от тех людей, с которыми, которые ближе всего к ним оказываются в жизни. Вот поэтому, конечно, это большая проблема. Вот для того, чтобы было смирение, надо, чтобы было кому смиряться. Без этого смирения не будет, если нет того, кто смиряется. Вот это очень важно. То есть, действительно, как некоторые монашеские рассказы говорят, смиренный он должен быть как труп, как палка, которая может там просто перенести из места на место. Это особенно артикулировалось, ну, это, в общем-то, святоотеческое, но это особенно артикулировалось в уставе ордена иезуитов, что надо быть вот как неодушевленный предмет в глазах, в руках начальствующего. Но, если это должно быть православное и по-монашески, то должен быть личный выбор, что я вот буду в данной ситуации таким предметом.

А не потому, что я вообще всю жизнь, по жизни все время такой предмет. Вот это вот важный нюанс, что называется. Снаружи можно не заметить различия, но изнутри, и, по сути дела, оно, конечно, огромное. И вот поэтому надо все время не терять себя. То есть, все время понимать, зачем я пришел сюда, зачем я стал монахом, ну, и, в принципе, зачем я стал христианином, где мой бог, которого я верую, и вот этого не упускать. Конечно, если мы живем в послушании у старца, чего сейчас, я полагаю, просто не бывает, ну, вдруг где-то как-то, ну, тогда это снимается после того, как я вот решил себя предать этому старцу. Но это очень теоретическая сейчас возможность, не стоит даже ее обсуждать. А если говорить о том, что практически сейчас есть, это мы живем по совету.

То есть, есть какие-то люди, которым ты априори доверяешь, или какое-то сообщество более-менее единомышленников, которым ты тоже априори доверяешь. Ну, что это значит? Скорее всего, если что-то исходит из их среды, это что-то хорошее. Скорее всего, это правильно. Но может быть и неправильно. И поэтому каждый раз, прежде чем чем-то соглашаться, хотя бы ты вообще всегда соглашался без всяких исключений даже, вдруг такое будет, все равно надо самому вот делать этот выбор. Надо понимать, что если ты согласился с ошибочным, это не снимает с себя ответственности. Поэтому вот они тебе советуют, но они могут быть и неправы, хотя они тебе хотят добра.

А принять или не принять совет – это твоя ответственность, твой выбор и, в случае чего, твое наказание. Поэтому здесь надо быть аккуратным. Ну, в то же время, конечно, мы знаем, что есть какое-то другое сообщество и, собственно говоря, подавляющее большинство людей, даже называющих себя крестьянами, даже наших единоверцев, которые, скорее всего, в каждом конкретном случае будут неправы. И, конечно, мнению большинства следовать никогда нельзя, даже если это большинство не вообще людей, а твоих единоверцев. Потому что монашество учит этому, что совета можно принимать только очень от немногих. Но для того, чтобы этому следовать, этим принципам, нужно очень понимать, зачем я стал монахом. А чтобы это понимать, надо вообще просто вспоминать, задавать себе этот вопрос, зачем. Потому что без этого вопроса, если я стал монахом просто потому, что так сложилось, и меня как-то выбросило сюда, значит, я монахом не стал.

Потому что монахом можно стать… Да, может быть, мысль о монашестве тебе попала в голову, потому что тебя как-то жизнь забросила куда-то – это пожалуйста. Но стать или не стать монахом – это выбор. И ты его должен сделать, и чтобы его сделать, надо ответить себе на вопрос, зачем это нужно лично мне. И вот поэтому ты на него ответил, запомни этот ответ, вспоминай. И вот тогда будешь в каких-то случаях легко соглашаться с какими-то людьми, которые тебя куда-то увлекают, что-то делать, может, даже тебе не нужно. А в каких-то других случаях будешь совершенно спокойно посылать их куда подальше и вообще не обращать на них внимания. И воспринимать их как просто механический шум, то, что они говорят. Короче говоря, если ты хочешь смирения, надо прежде всего сохранить того, кто может смиряться или не смиряться, то есть самого себя.

Редактор субтитров А.Семкин Корректор А.Егорова