189. Могут ли у монаха быть друзьями?
Вопрос следующий. Может ли у монаха быть какая-то дружба? Бывает ли у монаха друзья? Тут, конечно, хочется ответить, что все люди монаху друзья, и даже животные. Но это будет немножко неправильный ответ, потому что дружба является понятием двусторонним. По крайней мере, нас в Византии так учили. И поэтому это не только с твоей стороны какое-то благорасположение, но и к тебе должно быть благорасположение и какое-то вот на этом взаимодействие. И тогда можно сказать, что да, у монаха бывает дружба.
Причем бывает плохая и запрещенная, к сожалению, лучше бы не было. А бывает хорошая и полезная. Плохая и запрещенная – это о которой говорится у Фёдора Студита или у других авторов, которые всячески воспрещают особую дружбу между монахами. То есть, в принципе, если вы все занимаетесь одним делом одинаково, то не должно быть это особенно в общежительных монастырях проявляется каких-то компаний, когда кто-то с кем-то, но не с другими. То есть, наличие таких вот особых кружков означает, по крайней мере, факт, что большая система распадается. И это, может быть, неизбежно даже, может быть, это меньшее зло, но, конечно, это плохо. Но если говорить о том, что Фёдор Студит, то это ведет просто совсем плохим всяким вещам. То есть, люди, конечно, стремятся к сближению друг к другу, и причем сближаются они худшим, что в них есть, а не лучшим.
Потому что если людей оставить предоставленных самих себе, они всегда находят в друг друге худшее, и вот с этим и сближаются. Здесь монахи, надо сказать, не исключение, к сожалению. Даже бывает наоборот, монахи еще больше выражают эту закономерность, чем обычные люди. Поэтому здесь надо все аккуратно и правильно делать тот, кто задает вопрос. Но в то же время какая-то дружба бывает, и есть всякие святые, которые являют этому пример. Вот и Григорий с Василием, например, имею в виду Григория Богослова с Василием Великим. Ну и еще много разных примеров. И почему эти примеры хорошие?
Ну, во-первых, надо начать с того, почему они неплохие. Потому что они свою дружбу не разбивают, какое-то единство не разбивали, ничего, никаких общин, так сказать. А на самом деле они еще были и хорошими, они, кроме того, что плохими. Потому что они общались для того, чтобы делать какое-то дело полезное. Вот это важно, потому что любая дружба – это взаимодействие, любое взаимодействие – это общение. Любое общение имеет какие-то условия, какой-то повод, какой-то смысл, какую-то цель. И вот надо все время сознавать, это, конечно, не только по поводу дружбы говорится, но надо все время сознавать и задумываться, вот если я туда иду, зачем? Если я там с этим человеком общаюсь, зачем?
И ответ должен быть достаточно четкий. Он может быть такой интуитивный, он может быть в этом смысле и нечетким. Но он должен быть четким в смысле уверенности, что это не ради того, чтобы только своим страстям каким-то потакать. Хотя, если это приятно, то в какой-то степени это будет потакать страстям. Тут надо смириться, что добродетели новоначальных не свободны от страстей. Но есть какое-то дело, которым мы занимаемся, которое само по себе хорошее. И не просто само по себе хорошее, но и мне сейчас полезно этим заниматься. А как понять, что полезно?
Самый надежный способ понять, что не заниматься этим делом будет грех. Конечно, бывает, что так и не понимаешь, а оно все равно полезно. Я просто как такой один совет, не универсальный, но хороший, на мой взгляд, протранслировал. Короче говоря, монаху, конечно, можно дружить, но ни с кем попало и не абы как. А чтобы друзья правильно выбирались, все друзья могут выбираться только за совместным занятием, каким-то хорошим делом. Это должно быть не совместное распитие спиртных напитков, по крайней мере, не только оно, а что-то более значимое и полезное, монашеское.