177. Зачем монаху одиночество

Спрашивают, зачем монаху одиночество? Что только ли в этом аскетический смысл или какой-то духовный и глубокий? Я бы, конечно, так вопрос не ставил и не стал бы противопоставлять, потому что такая аскетика, в которой нет какого-то более духовного и глубокого смысла, это и не аскетика. Но суть вопроса, конечно, в другом, в том, зачем монаху одиночество? Ну, надо сразу оговориться, что такое полное одиночество – это только для пустынно-жителей, и таких монахов довольно мало, и подавляющее большинство такими не становится никогда в жизни. То есть это такой особый путь, и для большинства он не подходит просто. А для тех, кому он подходит, далеко не все и так живут, потому что есть какие-то другие у них причины, не позволяющие им уйти вот так отшельничать. Но в то же время без одиночества никакого монаха не будет, потому что, если у тебя нет какого-то достаточно значительного времени и значимого для себя, которое ты проводишь в одиночестве, ты просто потеряешь сам себя.

Ты просто потеряешь, собственно, выражусь по современному субъектности. Ты потеряешь того, кто, собственно говоря, и занимается делом твоего спасения, потому что это может быть только ты, если ты его потеряешь, то и все. Поэтому, конечно, одиночество необходимо в каких-то пределах, которые индивидуально выясняются. А что должно быть кроме одиночества, если все-таки совсем одиночество ты не переносишь? Вот здесь нужна правильная компания. То есть должно быть какое-то или общежитие, это уже очень тесная компания, или для нашего времени более естественный подход, когда компания менее тесная. В Средневековье это называлось идеоритмом, то есть устройством каждого по отдельности, но так, чтобы, тем не менее, была некая общая система. Например, когда все живут как могут, а собираются на службы по большим праздникам, а большой праздник – это воскресенье уже, то есть не так уж и редко, и как-то еще между собой координируют свою жизнь, может быть, даже подчиняются какому-то руководству, но, тем не менее, в повседневной жизни живут каждый сам по себе.

Как бы то ни было, возникает такая ситуация, когда монах живет в некотором окружении. Почему это окружение важно? Во-первых, должно быть хорошее окружение, чтобы не было плохого. Это первое, для чего оно важно. А для монаха почти любое окружение является плохим, потому что, как говорит апостол, тлят обычаи благи, беседы злы. Беседы – это, значит, общение, тлят – это, значит, портит. И вот обычаи благи, то есть хорошие привычки, портятся общением, дурным общением. Есть русский перевод этого, синодальный, худые сообщества, как-то, в общем, разрушают, не помню, как там сказано, добрые нравы, но это примерно тот же смысл.

Вот очень трудно и для большинства людей просто невозможно, а если возможно, то только после специальной тренировки и долговременной, которая годами дается, не становиться таким, как становится твоё окружение, не поддаваться этому. Вот, с одной стороны, конечно, монах должен учиться не поддаваться окружению, с другой стороны, пока он не научился, надо это использовать для того, чтобы самому становиться лучше. Когда у тебя хорошее окружение, и ты поддаешься его влиянию, вот, собственно, вот эти все формы совместной жизни монахов, даже такие, пусть отдаленные, как эти идеоритмы, они как раз вот эти должны быть хороши, что ты становишься сам лучше, потому что ты подражаешь именно в повседневной жизни, не замечая и не сознательно, хотя также замечая и сознательно тоже, ты подражаешь хорошим примерам, и вот тогда ты меняешься. Это, конечно, очень важная возможность вот такого обучения в жизни, и вот этим надо дорожить. Конечно, можно на это возразить, это тоже правильное будет возражение, что ты таким образом меняешься, а потом меняется окружение, ты меняешься обратно, но так да не так, потому что, да, большая часть того, что ты наживаешь таким образом, это все обратимое, и причем оно еще легче обратимое, чем плохое. Как вот ты плохому можешь научиться в дурной компании, это обратимо, ты можешь исправиться, вот, исправиться в кавычках, от хорошего к плохому гораздо легче, это давно проверено. Именно про это Игнасий Брянчанинов говорит свои знаменитые, совершенно правильно, что они знаменитые, очень важные слова о том, что монахи отличаются от диких цветов тем, что они как цветы, выращенные в теплице, они очень хорошие, красивые, замечательные, но если их убрать из теплицы, то они погибнут вообще. Вот это он говорит именно о том, что хорошие результаты, они, однако, обратимые, и, конечно, причина в том, что они не глубоки.

Но вот несмотря на справедливость этого возражения, можно сказать, что все-таки так да не так, потому что, может быть, там один процент хотя бы, но остается необратимый, с этим дальше можно и нужно работать, чтобы это постепенно становилось твоим, что даже если разрушится теплица вокруг тебя, в которой ты живешь, если ты имеешь возможность хоть какого-то монашеского общения, а любая, повторю, возможность даже через интернет, это элемент именно теплицы, в терминах Игнасия Брянчанинова, но вот надо стремиться к тому, чтобы что-то все-таки усваивать, чтобы если теплицы нет, это все равно оставалось. Но, конечно, никакой помощью нельзя пренебрегать, потому что тоже к промыслам Божьим она посылается, и, видимо, она тебе нужна, раз она тебе посылается. Поэтому, что касается одиночества, туда без него совсем, конечно, никакой монашеской жизни не будет. Монашеские уставы, в которых монах не имеет никакого уединения, и даже в келье не один, это, вообще говоря, плохо и разрушает духовную жизнь. То, что уединение, конечно, нужно в каком-то количестве, индивидуально подбираемом количестве, но обычно, не говорю всегда, но обычно, нужно также и общение, и это общение должно быть правильным, то есть с теми людьми, которые тебя как-то держат на плаву.