162. Если монах хочет управлять миром

Задают такой вопрос, который на самом деле является половиной общего вопроса. Как быть, если хочется управлять миром и, по крайней мере, улучшать мир вокруг себя? И людей вокруг себя хочется улучшать. То есть вот есть люди, у которых прямо это проблема. Вообще говоря, люди, у которых это совсем проблема, это вот те самые нарциссы, о которых я как-то говорил. И они её не осознают как проблему, этого вопроса не задают. Поэтому сейчас я буду иметь в виду тех людей, которые именно задают такой вопрос. То есть они понимают, что страсть к тому, чтобы что-то улучшить вокруг себя, улучшить какое-то дело, улучшить каких-то людей, она у них нездоровая.

Особенно с монашеской точки зрения. Но прежде чем ответить на этот вопрос, надо сказать о другой половине того же самого вопроса. Вот, конечно, монахи обязаны во всем своем поведении следовать неким стандартам монашеского смеха. Оно предполагает, что во всех вопросах, кроме драматических и экономических, надо выступать. Причем практически кому попало. То есть не настаивать на своем. Я не буду сейчас об этом подробно говорить, но просто я хотел бы отметить, что есть очень большое различие между тем, чтобы уступать, когда ты можешь на самом деле возразить и подраться. Но ты этого не делаешь, и тогда ты действительно уступаешь.

И тем, что просто быть вот такой размазней, которая просто продавливается. Между смирением и тем, чтобы быть вот таким продавленным, разница совершенно принципиальна. Человек продавленный, он никак не может быть смиренным, потому что в нем вообще нет ничего, что можно было бы смирить. Смирить – это когда у тебя была определенная альтернатива, и ты выбрал, чтобы не настаивать на своем. Может быть ты этот выбор даже поставил на автомат, и он на тебя автоматически зарабатывает. Но это потому, что ты такую настройку сам выбрал. Это уже твое личное дело. Вот тогда да, тогда можно говорить о смирении.

А если просто ты не способен никогда настоять на свое, просто вообще не умеешь что-то делать, и всегда предпочитаешь встаться, то, конечно, у тебя просто психические проблемы, или, может быть, и духовные тоже. Но, по крайней мере, разговоры о смирении здесь зайти не может. Но вот вопрос, который мне изначально задали, он, собственно, и относится к смирению в повседневной жизни. Потому что в повседневной жизни мы должны допускать, смиряться с тем, что не все выходит по-нашему. И для этого, конечно, ничто не бывает так полезно, как вырабатывать в себе толерантность к ситуациям, то есть спокойное перенесение ситуаций, когда все выходит не по-нашему. То есть вот происходит где-то что-то, на что ты можешь повлиять, чтобы улучшить, и ты это не улучшаешь. Я вот сейчас буду говорить некоторые вещи, которые, может быть, даже каким-то монахам покажутся такими тяжелыми, неприятными, но это вряд ли. А уж мирянам точно покажутся многим.

Вот задача наша, когда мы что-то делаем во внешнем мире, там, строим, помогаем кому-то даже, она заключается не в том, чтобы что-то было построено, сделано, поможено, так сказать, а исключительно в том, что мы делаем какие-то упражнения, которые нам помогают воспитывать нашу душу. У нас нет никаких других объектов забот, кроме одного-единственного, нашей собственной души. Поэтому, в общем, нам безразлично, что произойдет с миром вокруг. И это не является зоной нашей ответственности. Конечно, по обстоятельствам жизни какие-то элементы мира вокруг входят в зону нашей ответственности, она у нас появляется. Это мы должны настаивать на том, чтобы все было по-нашему, это где мы начальниками оказались. Но, во-первых, не все люди и бывают начальниками, во-вторых, даже те, кто бывают, у них это начальствование ограничено какой-то сферой. А всех остальных нет, потому что мы должны спокойно взирать на то, как люди делают что-то очень неправильное.

Ну, может быть, в каких-то случаях совсем смертельных, конечно, желательно попытаться им помочь, но во всех остальных случаях нет. И если это люди, которые не верены специально нашим заботам, и если это люди не таковы, но они еще, может быть, нас спрашивают, и нам надо им отвечать. Но если они не спрашивают, то самим, как это у мирян принято, предлагать помощь и давать какие-то советы, особенно у мирян помощь даже не так. А помочь советам, особенно люди любят, этого вообще делать не надо, даже если совет сам по себе у нас разумный. Потому что польза, которую мы получим, дав разумный совет, даже если он будет воспринят, что, кстати, вряд ли, еще вряд ли он и разумный. Но эта вот теоретическая польза, она совершенно не сравнится с тем вредом, который мы получим от того, что мы полезли со своими советами, даже сколь угодно правильными. Вот уж, а если нас кто-то спрашивает, то тогда, конечно, трудно отказывать бывает. Надо, конечно, отказать по возможности, но бывает трудно, но тогда, может быть, что-то и ответить.

И здесь возникает стандартная ситуация для монаха, когда он занимается каким-то делом, может быть, являясь начальствующим самим собой, как единственным работником в этом деле, а, может быть, у него какие-то подчиненные есть. Он там настаивает на том, чтобы все было, как вот он считает нужным, как это и обязан делать начальник. Но над ним есть еще какой-нибудь начальник, который начинает все разваливать. Вот если это не касается догматок и канонов, если касается, надо противостать в лице и действовать по догматам и канонам. Но нас интересует ситуация, когда это не касается, а просто вот хорошее дело разваливается. Надо дать начальнику спокойно развалить дело, которое ты делаешь, потому что оно не твое, оно в большей степени этого начальника, если он от тобой есть. И вот другое дело, что если ты работаешь так, что все время у этого начальника он все разваливает, ну, имеет смысл подумать, как вообще перестать работать у такого начальника. Ты, в принципе, не обязан, чтобы ты не стал оставаться именно у него.

Я бы посоветовал перейти. Но пока ты не перешел, пока ты у этого начальника, надо спокойно относиться к этим самым упражнениям, что дело, которое ты много инвестировал, оно будет разваливаться. Но еще лучше об этом подумать заранее. И вот это, кстати, многие монахи забывают это дело, устраивают всякие монастыри, непонятно на каких основаниях. А потом, когда вдруг появляется начальство, которое все это раздалбывает, они говорят, сюрприз-сюрприз. Нет, это значит плохо подумали о безопасности монастыря. Ну, конечно, я уже перешел к такой теме, которая касается такой вот духовной безопасности монахов и епископов. Епископ не нарушает догматов и канонов, но делает что-то духовно неверное.

И здесь, конечно, должна быть какая-то защита. Но думаю, что эта тема настолько большая, что сейчас мы о ней говорить не будем и отложим ее до другого раза. А завершая нашу тему в тех пределах, о которых я говорил, то есть без всяких там иерархических осложнений, просто запомним одно, что для монаха неважно никакое дело, которое он делает на земле, даже создание монастыря. Или каких-то монашеских общин. Хотя это, наверное, самое главное возможное для монаха дело на земле. Но тем более все остальные. Он не должен помогать миллионам, он не должен помогать другим монахам, он не должен вообще никому ничего делать хорошего, начиная с себя. А он должен делать только одно.

Он должен воспитывать свою душу. И для этого, конечно, от счастья бывают полезные всякие предприятия в миру совершаемые, которые получаются и приносят кому-то в житейском смысле или в духовном смысле пользу. Но эта польза никогда не будет для тебя пользой, если ты не будешь заниматься еще и другими вещами. Терпеть, как все происходит не по-твоему, и причем в некоторых случаях не просто потому, что по-твоему это значило по-глупому и неправильному, а именно это тоже полезно для смирения. Понимать, что ты делаешь ошибки, но понимать, что хорошее разрушилось, потому что такая терпимость к тому, что в мире происходит, всякая разная, не очень приятная, это вещь душевно абсолютно необходимая для монаха.