16. Отделение от патриарха и противостояние унии ⧸⧸ Сильвестр Сиропул. Воспоминания

Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе. Часть двенадцатая. Заключительная. В которой рассказывается о том, как император советовал нам объединиться с оставшимися здесь, то есть в Константинополе, нашими собратьями-клириками. И как он сделал патриархом Кирме Трофано. И как мы отошли от него, видя, что он не заботится об исправлении церкви. и как Император старался, чтобы мы вернулись к вопросам объединения, но мы не согласились и остались отделенными от Него.

Воспоминание 12. Итак, Император, охваченный неожиданным горем, в течение многих дней оставался недоступен и совершенно не думал о церковных делах. Мы, принадлежащие к Архонтам Клира Святейшей Великой Церкви Божией, Вместе с низшими служителями собрались вновь в Великой Церкви и в первую неделю Великого Поста вернулись ко всем ее священным последованиям, согласно нашему древнему чину. Присутствовали и те из Клира, которые там оставались, которые поддерживали Церковь в ее независимости и к нам относились без расположения. Когда наступила неделя православия, мы, зная, что если мы будем служить, произойдет смущение, остались в стороне в ту субботу и воскресенье. Затем мы вновь вернулись к последовательности, которая была раньше. Но духовники, игумены и священники сторонились нас, как впавших в латинство. Посреди третьей недели поста Император призвал нас, как Ставрофоров и сказал Почему вы не брежете и не служите Литургии?

Говорю о вас и о тех, кто следует после вас в Великой Церкви. Это нехорошо. Я против того, чтобы вы пренебрегали своими обязанностями. Мы ответили, что происходит это небрежение не по нашей вине, но из-за архонтов, которые здесь оставались. Мы уступаем, потому что они нас сторонятся. Вот в Неделю Православия они сослужили с Архонтом Монастырей и Архонтом Антименсиев, как с непринявшими объединения. А нас они не приняли, поэтому мы и не служили. И кто это учинил, спросил Император и сказал Сакеларию.

Почему те двое служили, а эти нет? Ведь надо, чтобы они служили вместе с этими, или же те не служили и с теми. Я не хочу, чтобы так продолжалось дальше. Но вы объединитесь и служите. Но мы спросили, как же мы будем служить вместе, если они нас избегают? Император ответил. Мне кажется, будет хорошо, если Великий Хартофелак усмотрит кого-нибудь из них, более сговорчивых и легче убеждаемых, уговорит и послужит вместе с ними в одно из воскресений. Следующее воскресенье сделает с ними тоже Великий Экклезиарх, а потом другой.

И таким образом вы объединитесь. Но я все же дивлюсь, на чем они основываются в своем несогласии. Ведь вот я одобряю объединение. Одобряют его и архиереи, которые собираются избрать в Патриархе того, кто полностью соглашается с объединением. Итак, когда император, патриарх и архиереи одобряют объединение, то чего могут достигнуть противящиеся ему? Но вы сделайте, как мы сказали, и служите в церкви. Итак, мы некоторых нашли, объяснили и убедили, как казалось. В воскресенье Крестопоклонной недели служил Великий Хартофелак вместе с другими, бывшими вместе с нами на соборе.

Но ни эфемерий, ни кто-либо другой из тех, кого, казалось, мы убедили, не служили. Они лишь лицемерили в своем мнимом согласии с нами и, обманув, скрылись. И с этого времени они полностью оставили Церковь и служили тем, кто были вместе с нами. Совершили им мы праздник Великой недели вместе с теми, кто был на нашей стороне. С того времени Великий Хартофелак и я старались устраниться от всего и жить частной жизнью. Но, видя малое количество людей в церкви и то, что Папа не поминался, Орос так и не был прочитан и не было никаких других новшеств, мы приходили и заботились о нужном для церкви и служили, когда этого требовали праздники. Мы считали, что нужно так поступать, пока не появится Патриарх, полагая, что тогда, возможно, произойдет некое исправление. Так прошли месяцы февраль, март и апрель, а император все не обращал внимания на церковные дела и никому об этом ничего больше не говорил.

Оставшиеся в Константинополе все больше утверждались и превозносились над теми, кто оказался на соборе, и замалчивали непоминовение императора. Мы же страдали, не освободившись быстро от тяготевших над нами оков объединения. Император по необходимости пожелал поставить патриарха. Первым делом он призвал некоторых архонтов, они встретились с митрополитом Эфесским и просили его и вынуждали, чтобы он отказался стать патриархом. Поскольку они выяснили, что тот совершенно не стремится к патриаршеству, император повелел устроить выборы. Итак, о митрополите Ефесском речи не было, чтобы ему участвовать в выборах, так как он был против всего, что произошло на соборе. Митрополита Иераклийского вынуждали, так как и он не хотел присутствовать, ведь он сказал одному из своих собеседников, что произошедшее во Флоренции – это есть зло, погибель и растление православной веры, и произошло насильственно. Я тоже плохо поступил, что подписал, также будучи вынужденным, и следует мне отсечь эту руку, которая подписала.

И другое подобное он говорил своим друзьям, поэтому он и не хотел приходить на голосование. Все же его просили и убеждали, и в первую очередь Великий Хартофелак. Он посоветовал ему, ты лучше приди и скажи Синоду то, что ты говоришь Келейна. И когда собрались остальные архиереи в Храм Святых Апостолов, чтобы голосовать, пришел и он, и сказал им, «Я не пришел сюда, чтобы голосовать, но чтобы сказать вам то, что я хочу». Итак, я утверждаю, что в отношении произошедшего во Флоренции я ни в мыслях моих не согласился с вами, одобрившими объединение, как и вы знаете, и не принял произошедшее как здравое, и не по своей воле согласился подписать. Если я против воли, не знаю даже, каким образом подписал Орос, я все же считаю, что содержащееся в нем противоречит преданию Господа нашего Иисуса Христа и чуждо нашей Церкви. С того времени я мучился поражаемой угрызениями совести и страдал, словно от большого бремени, и искал, как бы освободиться от него. Теперь я благодарю Бога, что Он сподобил меня видеть вас с собравшимися и сказать то, что я хотел, и освободиться перед вами от этого бремени.

Итак, я вновь утверждаю, что я отказываюсь и не принимаю, а вернее и никогда не принимал объединение Иорос, и я отвращаюсь от всего того, что в нем не согласно и не соответствует древнему преданию нашей Святой Вселенской Церкви. Так я возвращаюсь к церкви, как ответственный за то, что я подписал то, что подписал, чего не следовало бы делать». Сказав и другое подобное, он умолк. Архиереи начали избирать для голосования людей и прежде всех захотели поставить на голосование митрополита Ироклийского. Он же не захотел. Все сказали – хорошо, если он будет поставлен на голосование, пусть он будет поставлен. Он же молвил, оставьте меня, прошу, потому что я не стану патриархом. Ведь все вы одобряете объединение, а я не одобряю его.

Как же мне тогда возможно стать патриархом, если я не одобряю объединение? Поскольку многократно просившие слышали от него то же самое, митрополиты Никейский и Каппадокийский сказали, поскольку мы просили его, а он не и даже не одобряет объединение, излишне нам принуждать его. Перейдем к избранию других лиц. И были избраны митрополиты Трапезунский и Кизический, и настоятель Ватопеда, и ромонах Киргеннадий. Император получил результаты голосования, но не одобрил их, поскольку не был включен митрополит Ироклейский. Ему сообщили, что он не включен по его собственной воле и передали, что слышали от него и что сказали. Император же ответил, что им не нужно было иметь препятствия из-за его слов, но чтобы они поставили его на голосование, а он чтобы смотрел, что будет происходить дальше. Затем Император рассмотрел тех, кто был избран и отверг святогорца.

А Великого Протасенкела и Кир Георгия Диссипата послал, чтобы испытать митрополита Трапезунского, одобряет ли он объединение. И так они пошли и сказали ему многое в поддержку объединения, что оно правильно совершилось, и было необходимо и нужно, чтобы его одобрили, и что он тоже должен признать его. И просили у него ответа на это. Митрополит Трапезунский, по очереди отвечая на их речи, в заключении сказал, что это объединение не кажется мне благом, и оно неправильно совершилось. Поэтому я и не могу одобрять его. Когда они многими словами пытались убедить его и добавили, что если он примет объединение и известит через них об этом императора, тогда тот сразу сделает его патриархом. Он ответил, что когда умиротворится Церковь, все будут в согласии и никакое волнение не будет ее смущать, только тогда я приму патриаршество. Сейчас при таком смущении и разномыслии в Церкви невозможно мне принять это, даже если бы я одобрил произошедшее объединение.

А тем более, когда состоявшееся объединение не кажется мне ни благим, ни благочестивым, ни произошедшим по воле Божией. и когда оно не одобряется ни мной, ни многими. Таков мой ответ. А вы поступайте, как должны, поскольку ничего другого вы у меня не найдете. Когда они передали это императору, он предпоказал им пойти к митрополиту Кизическому и испытать его теми же вопросами. Они делали это тайно, чтобы ни один из кандидатов не узнал, что они были у другого. и чтобы избирающие или еще кто-то об этом не узнали. Итак, они пошли к митрополиту Кизическому и выяснили у него, одобряет ли он объединение.

Митрополит Кизический ответил, что после того, как мы совершили объединение, то мы прежде всего другого должны его одобрять. И мы его одобряем. Затем они сказали, уверь нас в том, что ты собираешься признавать его и впредь. Он же ответил, если бы я не собирался признавать его навсегда, то вообще было бы излишне заключать единство. Тогда они похвалили и поблагодарили его за то, что он ответил хорошо и практично. И сказали ему, следует записать то, что сказала твоя Великая Святость, и ты это подпишешь. Он ответил, если нужно, запишите это. Великий Протасинкел сразу же это записал, как и хотел, и митрополит Кизический подписал.

И посланники принесли это и показали императору. Император после такой предварительной работы и исследований сделал вид, что обдумывает, и приказал приготовить жеребье. Приготовили два. На одном написали имя митрополита Трапезунского, на другом Кизического. Некоторые утверждали, Будто на обоих было написано имя митрополита Кизического. На одном Кирмитрофан, на другом митрополит Кизический. Запечатав их, положили на святой престол. Литургию служил великий протопресвитер, и после литургии он взял один из жеребьев и передал, чтобы его доставили императору.

Открыв, тот нашел имя митрополита Кизического. обещавшего признавать объединение. После взяли и другой запечатанный жеребий. Император сразу сообщил митрополиту Кизическому, чтобы он готовился и принял наречение. Жеребий и провозглашение митрополита Кизического патриархом произошло в неделю ослепом. Случилось и вот что. Когда этот митрополит Кизический, став патриархом, Впервые рукополагал митрополита, это был митрополит Херсонский, попался стих «Если слепой поведет слепого, оба упадут в яму». Некоторые увидели в этом знак, как увидели знак и в том, что произошло с этим же митрополитом Кизическим во Флоренции, о чем уже было слово в начале XI воспоминания.

Итак, избранный готовился с усердием, и все начали к нему подходить как к Патриарху. Подошли и мы, Великий Хартофелак и я. Вместе посмотрели на него и показали, что и мы приняли происшедшее с ним, и высказали ему множество хвалебных и ободряющих слов, напомнив ему о дружбе наших отцов и праотцев, и что мы надеемся его иметь в качестве Патриарха и Владыки Отца нашего и Друга. Если он позаботится об исправлении Церкви, и когда это произойдет, будем и мы ревностными помощниками и сотрудниками. А без этого невозможно нам следовать за ним. Он принял все, что мы сказали ему, похвалил наших родителей и нас лично, и ту цель, которую мы имеем относительно церковного исправления. Об этом он сказал что думаю и я призвать митрополитов Эфесского и Ироклийского и рассудить вместе. И если мы не согласимся, не объединимся и не будем служить вместе, тогда и я не буду служить.

Знайте, что я не поступлю по-другому, нежели я говорю вам. Мы поблагодарили его за это и удалились. Но и некоторые из архиереев, как и мы, сказали ему об этом же. И он им ответил то же самое. Поэтому мы и последовали за ним, ожидая исправления. Однако мы совершенно не знали, что он дал обещания императору, что одобряет объединение. Ведь только позже, по прошествии времени, мы услышали об этом. Итак, митрополит Кизический готовился к наречению.

Он пригласил также митрополитов Трапезунского и Ироклийского присутствовать на наречении, но они не пришли. В среду, когда было отдание праздника Святого Воскресения Христова, это было 4 мая, Он пришел во дворец, и Император поставил Его Патриархом. Присутствовали и мы на провозглашении и поставлении, и сопроводили Его в Патриархию. Присутствовал и от Папы латинский епископ Христофор, весь путь, находившийся с правой стороны от Патриарха и ни на шаг от Него не отстававший. Это еще большее доставило патриарху порицание и отвращение со стороны народа, как преемлющему латинство. Народ принимал благословения патриарха совершенно без удовольствия, а некоторые даже отходили, чтобы не видеть его благословения. Добавлю небольшой рассказ, вообще забавный и к тому же показывающий горячий пыл к православию этого благочестивого и христианишего народа. Один священник захотел увидеть, как происходит Поставление Патриарха.

Имя священнику Феофилакт. Он одолжил лошадь, поскольку своей не имел, и прибыл во дворец. Посмотрев на Поставление, он отправился вместе с нами в Патриархию. Затем вернулся к себе домой. Ко времени вечерни он позвонил в колокола, так как это был праздник Вознесения, но никто не пришел. Он подождал часы литургии, чтобы принесли ему нужное для литургии. Но ему не принесли. Поэтому он и не служил.

В негодовании он встретил тех, кто имел обыкновение собираться в его храме, и спросил, почему они в праздник не пришли в церковь. Те ответили, потому что ты последовал за патриархом и впал в латинство. Священник недоумевал. И как же я впал в латинство? Я просто пошел посмотреть чин поставления, который я никогда не видел. Я не был в облачении, не пел и не служил. Как же я впал в латинство? Ему сказали.

Но ты находился и шел вместе с латинствующими перед латиномыслящим патриархом, и тебя настигло его благословение. Тогда он потрудился, чтобы убедить их клятвенными обещаниями, что он больше не пойдет к патриарху или к окружающим его. И едва он смог убедить их вновь приходить в церковь. Если я и приложил это к слову в качестве некой забавы, то все же желающие могут из этого заключить, какое расположение, по милости Божией, имеет этот христианиший народ к здравым догматам и как он отвращается и ненавидит искаженное и чуждое. Патриарх воссел в Патриархии, и мы тоже подходили к нему, согласно чину, которую имели прежде. Когда приближался праздник Святого Духа и надо было служить, видя, что Патриарх и не помышляет об исправлении Церкви, как он обещал, мы отделились от него. Так он служил в воскресенье Пятидесятницы Но ни митрополит Эфесский, ни Иераклийский не служили вместе с ним. Некоторые другие архиереи тоже пожелали не служить вместе с ним.

Император, узнав об этом, поспешил исправить их. Устыдил их множеством слов, и они служили. В тот же день тайно удалился митрополит Эфесский, ушел в Бруссу, а из нее в Эфес. Также и митрополит Ироклийский вышел из западных ворот, шел ночью и днем, и не остановился, пока не достиг Кцурлои. Мы же были призваны во дворец после литургии, поскольку видели, что мы не служили с Патриархом. Случилось так, что мы оба в тот день очищались из-за принятия лекарства. Но невеликий Хартофелак не знал обо мне, ни я о нем. И все равно так случилось, что мы оба не пришли.

В понедельник Святого Духа мы пришли ранним утром и обнаружили, что Император отправился на охоту. Встретив Месадзона Кантакузина и узнав от него, почему нас позвали, мы объяснили причину, почему мы не смогли прийти, то есть из-за принятия лекарства. О самом же деле мы сказали ему так. Мы были избраны для Святейшей Великой Церкви. и служили ей и Патриархии в меру наших сил. Мы последовали даже в Италию, и не будем говорить, какие претерпели опасности и бедствия. Там тоже мы потрудились, насколько было возможно, ради нашей Церкви, Родины и нашего народа, будучи покорными и послушными повелениям Императора и Патриарха. Когда же мы увидели, что наши добровольно колеблют учение нашей Церкви и низвергают ее чистую высоту, Мы противостали и не сдались, и не отдали наши голоса предающим нашу веру.

По этой причине мы были исключены Императором из собраний. Когда все было завершено, как они хотели, и Орас составлен, уж не знаем, каким образом, Филантропин передал нам Императорское повеление, чтобы и мы подписали. Здесь мы опустим то многое, что мы еще сказали, и что было доложено императору, и что мы услышали в ответ. Но мы испытали такое давление, что против воли подписали. С того времени нас мучает совесть, и мы бы хотели быть просто частными лицами. Мы участвуем в делах, поскольку ни Орос не был прочитан, ни Папа не поминался, и мы ожидали некого церковного исправления. Но сейчас мы больше не можем терпеть обличение совести И мы отказались от положения, которое имели в патриархии, от соответствующей чести и дохода и всего остального, что могло нам причитаться. И мы добровольно предадимся бездействию, чтобы, таким образом живя частной жизнью, вымолить у Бога прощение, чтобы Он излил на нас милость и простил нам эту большую ошибку и великое падение, в котором мы против воли оказались.

Вот это и есть наше мнение, которое мы изложим и владыке нашему императору, когда он прикажет, как и сейчас мы это изложили Твоему Превосходительству. И мы подтвердим это делами, когда этого потребует время. Месодзон слушал это со скорби и, когда мы закончили, сказал. По правде, я очень сожалею, так как Вы являетесь людьми нужными, разумными, полезными и хорошими. И если вы отважитесь на то, о чем вы говорите, то из-за вас потерпит ущерб церковь и государство, а это тяжкая вещь, что вы собираетесь привнести в дела смущение и большой вред». И он много распространялся о смущении и о немощном состоянии города и старался удержать нас от той цели, которую мы поставили. И в конце концов он добавил. Подумайте хорошо, будьте внимательны, чтобы вам не совершить чего-то поспешного и необдуманного, и потом не раскаиваться.

Мы же сказали, мы давно хорошо подумали и раскаиваться не будем, но мы будем готовы понести лишение имущества, заключения, иссылку и что угодно другое, если прикажет владыка наш император. Он же вновь дал нам много советов, пытаясь нам помешать. и таким образом мы расстались. На следующий день мы пришли к Патриарху и сказали ему. Мы и раньше служили в Церкви Божией, как нам подобало, и после возвращения из Италии мы заботились по возможности и даже принуждали свою совесть, собирали остальных и выполняли церковное служение, чтобы Церковь, то есть Храм Святой Софии, не пустовала полностью. Ожидали мы и исправление, как мы сообщили Твоей Великой Святости до того, как Ты принял патриаршее наречение. Мы согласились с тем, что, когда произойдет исправление, мы вновь будем Архонтами Церкви, Твоими сыновьями и друзьями, и будем исполнять церковное служение и Твои поручения еще больше и усерднее, чем прежде. Но теперь, поскольку не произошло Мы более не можем сослужить и содействовать тем, кто одобряет объединение.

По этой причине мы отказались от всего, мы не пришли на праздник и не придем и впредь, но останемся дома, живя частной жизнью. И просим Бога об умилостивлении за нашу ошибку и ни к какой не присоединяемся партии. Вот мы пришли, чтобы поклониться тебе, сообщить это и удалиться. Патриарх с трудом воспринял это и сказал, что «не кажется мне хорошим делом то, что вы говорите. Вот почему вы отказываетесь от своей обязанности и чины. Нехорошо это. Потерпите и оставайтесь в том чине, который вы имеете, и посмотрите, как будут развиваться события. Я хочу иметь вас рядом со мной как хороших людей, нужных и полезных, и я знаю, что ваше познание, понимание и опыт в делах больше, чем у остальных.

Я надеюсь, что вместе с вами смогу сделать то, чего требует положение патриарха. Если не будет вас рядом со мной, то не знаю, что буду делать. Поэтому я прошу и умоляю, чтобы вы получше рассмотрели и подумали, и совершенно не отделялись бы от нас. Мы же сказали, что мы хорошо обдумали и после многодневного рассуждения решили то, что сейчас сообщили и мы не поступим иначе. Тогда сказал Патриарх. Вообще-то надо было вам сказать это мне с самого начала. Если бы я знал это, то и сам сидел бы в моей кельи. — Твоя Великая Святость, — молвили мы, — не будет иметь препятствий из-за нас, но мы все же сказали тебе это до того, как ты принял наречение.

Патриарх ответил. Вы мне сказали об этом, но я не думал, что вы сразу отойдете от дел. Сейчас я не только не отказываюсь от вас, но говорю и прошу, чтобы вы приходили сюда согласно тому чину, который вы имеете. Если же вы не придете, то я не отпущу вас, но буду дважды, трижды и многажды извещать и призывать вас. И я верю, что вы вновь будете вместе с нами. Это был вечер вторника, когда он сказал нам это А утром в среду, только воссев на Синоде, он сказал, что вчера приходили сюда Великий Хартофелак и Великий Экклезиарх и отказались от своего чина. Так что, если будет что-то, относящееся к ведению Великого Хартофелака, то вы займитесь этим. Великий Сакеллари смотрел, когда Патриарх закончит слово, чтобы сразу же поблагодарить его и принять должность.

Но его опередил великий Скева Филак. Ведь пока Патриарх еще не закончил речь, он уже сказал «К твоим услугам, Владыка мой святый, многое тебе лето, я займусь этим». И так он в тот же день подписал два разводных письма, а мы с тех пор отошли от всего и бездействовали. Мы были благодарны Патриарху за одно то, что он освободил нас от просьб, оправданий и ответов. поскольку он отнюдь не вспомнил о том, что он нам говорил, и не удостоил нас ни единым словом. Через несколько дней мы оба были позваны по приказу Императора и пришли во дворец. Месодзона отвели нас в отдельное место и сказали, нехорошо то, что вы делаете, что вы отходите от Патриарха, отказываетесь от Церкви и вашего чина и соблазняете остальных. Что касается единства, то вы его заключили, вы подписали Орос, и вы должны его поддерживать и вести других и располагать их к его принятию.

Если же вы утверждаете, что объединение получилось нехорошо, то вам нужно было это говорить там и бороться за то, чтобы оно получилось хорошо. А после того, как оно произошло так, как оно произошло, и было принесено сюда, какой смысл вам или другим говорить против него. Поэтому нужно, чтобы и вы, как добрые и разумные люди, позаботились о благе Родины и о чести народа, оставили соблазны и пребывали в мире и в единстве с Патриархом. Сказали они и много других слов, ведущих к той же цели. Что касается нас, ответили мы, то мы ни единства не заключали, ни Орос не составляли. Это сделали те, которые приняли латинство. Мы же были отстранены по императорскому повелению и должны были молчать. И мы рассказали, что там приключилось с нами, но об этом уже сказано мною выше.

Поэтому мы сказали, что нам не следует ни одобрять объединение, ни оправдываться в том, что произошло. Но мы взираем на то, что полезно для нашей души. Ради этого мы и ушли, чтобы вести частный образ жизни и жить самим по себе. Месодзон ответил. Вот произошло то, что произошло, и мы отнюдь не говорим, что это произошло хорошо. Но когда вы пришли туда, то есть на собор, необходимо было снисхождение или экономия, благодаря которой нам можно было бы объединиться. Если это там не получилось, так давайте мы здесь посмотрим как это должно быть, и постараемся найти наилучший способ, чтобы и те могли его принять. И если мы его найдем, то будем и с теми в мире и единстве.

Итак, мы просим, чтобы и вы в качестве совета предложили некий способ, с помощью которого мы сможем подлинно объединиться. Мы ответили, что, поскольку мы от всего отказались и ведем частный образ жизни, нам нечего сказать о том, что вы просите. Пусть найдут способ те, которые думают об этом». Месодзоны сказали, «Не говорите так, ведь вы не случайные люди, но хорошие и полезные архонты, граждане города и опытные люди, первые в церковном чине. И вы очень даже должны думать о таких вещах. Ведь если вы от всего отказались, то все равно вы должны помогать советам в том, что вам кажется полезным для Родины и для Церкви. Так что скажите, что вы думаете о том, о чем мы говорим. Мы ответили, что мы не можем найти такой хороший способ объединения.

Если кто-то найдет его, мы услышим об этом и им удовлетворимся. То мы скажем, что это действительно хороший способ. Тогда сказали Месодзону Поскольку вы не говорите ничего, то в таком случае мы скажем то, что нам кажется добрым и безвредным. О Боросе мы ничего не говорим, ведь он пребывает, по сути дела, праздным. А о поминовении говорим так – не кажется ли вам хорошим способом, если только лишь будет поминаться Папа, и через это поминовение мы будем объединены. Поминовение – это лишь одно слово, и говорит его А через это слово мы будем едины и ничего не покалеблим из наших догматов и не изменим из наших обычаев. Велико значение поминовения, ответили мы. Ведь те поминаются в церкви, которые ей единоверны и состоят в общении с этой церковью.

А те, которые не состоят в общении, не поминаются. И никто из служащих не имеет дерзновения молиться в за несостоящего в общении. Как будет поминаться несостоящий в общении вместе с состоящими? Тогда сказал Месодзон Натара. Это поминовение Папы даже и не поминовение, ведь о нем даже не молятся. Одно слово говорит Диакон. Евгения блаженнейшего Папу. Так что не этот, то есть Диакон, о нем не молится, Ни других не призывает к молитве за Папу.

Тогда я сказал, что поминовение в диптихах выше всякого другого поминания. Ведь другие поминовения просят о молитве слушающих вне амвона. А диптихи не просят о молитве у тех, кто вовне. Но сам Патриарх говорит первым – помяни Господи всякое епископство православных, право правящих Слово Твоей истиной. Так что первым молится патриарх у правоправящих. Сразу же диакон, приняв слово, громко возглашает, кто есть правоправящий. Так он перечисляет нашего патриарха и восточных патриархов как правоправящих. А право правит, значит, отсекает ложное, как говорит Святой Златоуст.

А Папа не отсекает, но скорее вводит ложное. Если возглашается имя Папы вместе с именами Восточных Патриархов, то по необходимости следует одно из двух. Или Папа право правит, а Восточной Патриархии нет, поскольку они отличаются в пункте об исхождении Святого Духа, а это один из пунктов символа веры. И они не соглашаются с Папой в учении, которое он преподает относительно этого. Либо право правят Восточные Патриархи а Папа – нет. Ведь может ли быть благочестиво и благословенно во время Божественного священного действия поминать, объединять и сводить вместе разномыслящих, словно согласных? Это велико и страшно, так что и Десятый канон Святых Апостолов гласит «Если кто помолится, даже дома, с несостоящим в общении, да будет отлучен». Патриарх же молится не вместе с Папой, а за Него.

И смотрите, какая разница между молитвой за кого-то и молитвой вместе с кем-то. Это важно и совершенно чуждо нашей Православной Церкви. На это Натара заметил. Как было бы хорошо, если бы мы знали это наперед и полностью устранили бы диптихи из литургии до того, как Вы приготовились отправиться в Италию. Затем и многое другое они нам говорили, побуждая вернуться в прежний наш чин и быть вместе с Патриархом. Наконец они сказали, «Мы просим, чтобы вы подумали и нашли хороший способ, с помощью которого мы сможем быть едины, так как вам сообщат, и вы вновь сюда придете». С этим мы и расстались. Прошло более десяти дней.

Мы были вновь извещены императорским приказом и пришли во дворец. Месодзона, взяв нас и усадив отдельно, сначала спросили, не нашли ли мы способа объединения. Услышав, что мы не нашли, они наговорили много слов, советуя и склоняя нас к единству. И о упоминавании они сказали, что это хорошо, а не пагубно, как вы говорите. Мы это рассмотрели и нашли, что это нам не повредит никоим образом. Когда же они поняли, что мы никак не склоняемся к их воле, но даже весьма сопротивляемся, они ожесточились против нас, сказав суровые слова, и бронили нас за подписание Ороса. Более всего, Кантакузин насмехался и уличал нас. Мы же ответили – знает Бог, как и через кого это произошло.

и кто соучастники этого губительного объединения, а кто отвергал его, но не нашел сил противостоять. И он воздаст по заслугам, устроившим это, и нам в первую очередь, если мы окажемся виновны. Тем не менее, мы утверждаем, что поступили плохо, и представляем себя подлежащими конфискации, заточению и ссылке, и тому, что определит император как повелитель. Они же сказали, что «оставьте это, так как Император не приказывает ничего из этого, что вы говорите, но стремится к тому, чтобы вы были в мире и единстве с Патриархом и остальными, так как хорошо это и важно и надо, чтобы и вы к этому стремились». Поскольку они не нашли в нас сочувствия, они нас оставили, и мы пошли во свояси. С тех пор мы пребывали праздными и свободными от всех, прося и ожидая лишь от Бога исправления Его Церкви. По просьбе друзей я, как мог, рассказывал о том, что предшествовало Собору и что произошло на самом Соборе в Италии, немного сказав и о том, что было после возвращения. Здесь я готов положить конец сочинению, благодаря Богу за то, что Он дал мне возможность хорошо вспомнить и записать то, что удалось сказать правдиво и точно.

За то, что описано с пропусками и недостаточно, я прошу прощения у друзей, так как я не по своей вине, но, движимый их частыми просьбами и убежденный их словами, решился на такое сочинение. Поэтому они должны простить меня и за то, что я забыл и пропустил, и в чем я допустил ошибки, и в особенности за то, что не во всем я мог участвовать и не все смог удержать в памяти. Но все же основное и самое необходимое это слово не пропустило. Если здесь что-то касается дел, связанных со мной, то в этом нет ничего особенного, так как природа событий и речей этого требовала. Ведь и это есть часть общих событий, вплетенных каким-то образом в предшествующие и последующие. В таких делах произошедшее раньше влечет за собой последующее, а оно следующее за ним, и одна недостающая часть разрушает всё дело. Следовало бы рассказать и о других многих и важных событиях, произошедших здесь впоследствии. Но поскольку многие о них знают, так как здесь они совершились, и мало кто нуждается в напоминании о них, и к тому же есть те, которые куда лучше меня могут об этом написать, я и оставлю это тем, кто способен.

Я лишь это малое слово добавлю к рассказу как некое благое предвозвещение и заодно завершение слова. Я надеюсь на человеколюбивое милосердие Господа нашего Иисуса Христа, Своей честной кровью сохранившего Свою Церковь непорочной и незапятнанной, хранящего ее до нынешнего времени чистой и пребывающей выше всякой, случающейся по временам пагубы. Я верю, что милосердный и всемилостивый не оставит Свою Церковь посреди бури и опасности, но исправит и сохранит ее в прежнем благосостоянии и укрепит еще больше прежнего. Еще я верю, что тем, кто истиной от всей души борется за нее, он не позволит быть осужденными и впасть в искушение, или же претерпеть какое-либо зло, поскольку они хорошо сражаются за него и поддерживают учение Спасителя нашего Христа. Я в этом уверяюсь из того, что и раньше Бог устроил множество препятствий к тому, чтобы произошел если бы хотели и наши прислушаться к этому. И после того, как собор все-таки произошел, Бог отрубил и отнял то, что должно было служить к поддержанию объединения. Во-первых, смерть в Италии патриарха Кир Иосифа, одобрившего и ожидавшего объединения, но вскоре после этого восхищенного смертью и не успевшего подписать и присутствовать на провозглашении объединения. Он был глубокий человек, вызывавший большое уважение и даже страх.

Если бы он присутствовал, то это бы там дало объединению большую поддержку. А здесь, если бы он вернулся, мало кто смог бы выйти из общения с ним. Во-вторых, смерть императрицы. В скорби из-за нее Император стал небрежно относиться к делу объединения. Из-за этого дело объединения ослабло, а придерживающиеся православного и отеческого учения весьма усилились и окрепли. 3. Тайный уход митрополитов Эфесского и Эраклийского Из-за этого Императора объял страх. и как бы и другие не убежали, если он решит принуждать их к объединению.

В-четвертых, уход отсюда деспота Кир Демитрия и разномыслие, которое у него было с императором, из-за чего даже намечалась борьба. Эта, а также и убежденность, которую деспот всегда имел в отношении православного и отеческого Укращали пыл императора в отношении того, что он был должен и что его просили делать в поддержку объединения. В пятых Патриарх вознегодовал, что прошло достаточно времени, а он не мог ни утвердить латинство, как он сам его принимал, ни его отвергнуть. Он вышел из Патриархии и уединился в своей кельи Проходила Святая Четыредесятница, и многие из архонтов ему говорили, чтобы он пришел в Патриархию, и Церковь не оставалась бы праздной. Он же отвечал, «Если Император не исправит Церковь, я не пойду в Патриархию». Исправлением Церкви он называл защиту Латинства. Когда наступила Великая Неделя, Император ему повелел, чтобы он пришел в Патриархию. Он же ответил, Пусть Твоя Святая Царственность сначала исправит Церковь, а затем я приду в нее.

А по-другому никак. Затем Император послал Месодзонов и передал ему через них, что ты приди сначала в свою Церковь и соверши праздники, а сразу же после Пасхи я позабочусь о том, что ты называешь исправлением Церкви. Месодзоны пришли и сказали это Патриарху, он же ответил Сначала исправьте Церковь, и я сразу приду». Они возразили, «Сейчас Великая Неделя, и все посвящают свое время церковным службам. Невозможно в эти дни устраивать собеседование или синоды». Но Император приказывает, и мы тоже тебе уверяем, что после воскресения Пасхи в понедельник и последующие дни не будет у Императора другого дела, как исправление Итак, мы просим, пойди в церковь, соверши праздники, а после Светлого Воскресения ты сразу увидишь и будешь доволен заботой Императора, которую Он явит об исправлении Церкви. Патриарх убедился этим, пошел и совершил праздники, и повсюду возвещал, что после Пасхи Император сделает все для утверждения объединения. А приверженцы объединения всеми страхами и угрозами пугали нас, противящихся ему.

В самый день Великой Субботы незадолго до вечера ушёл из города Кир Павел Асан вместе со своей дочерью, которую он вёл к деспоту Кир Димитрию, которому она была отдана в качестве законной жены. Здесь произошёл из-за этого большой шум и было забыто об обещаниях и сроках в отношении объединения. Затем была война с деспотом, что и вовсе свело на нет защиту объединения. Шестое – это то, что после прекращения войны с деспотом и примирения, когда прошло уже много времени и Патриарх постоянно просил Императора устроить исправление, Император не заботился об этом. Вознегодовав, Патриарх вновь пошел к Императору, много упрашивал и сказал. Я не уйду из дворца, пока не получу ответ об исправлении. Итак, он пошел в монастырь пред Течи и затем вновь приступил ко дворцу. Таким же образом и его сторонники приходили и требовали поддержать объединение.

Тогда император приказал, и мы собрались у него в присутствии патриарха. Сначала он высмеял и обличил нас за неприятие объединения, затем сказал. Я совершенно не согласен, чтобы церковные дела и впредь шли так, как они идут до сих пор. Я хотел, чтобы после нашего возвращения из Италии за несколько дней произошло исправление церкви. Но нам помешали некоторые несчастные события и война. Сейчас с помощью Божией препятствия устранены, и ничто нам не мешает. И я хочу, чтобы в течение 15 дней, начиная с сегодняшнего произошло исправление церкви. Необходимо прекратить все соблазны.

Мы же ответили, что мы не можем сказать ничего другого, как только подтвердить нашу приверженность древнему учению церкви, в котором мы и стояли по милости Божией. В отношении того, что повелевает твоя святая царственность, надо, чтобы собрались архиереи со всей области, и пусть тогда будет так, как всем вместе покажется Император ответил с гневом. Вы всегда склонялись к отсрочкам и промедлениям. Поэтому вы и говорите об архиереях области. Ведь кто придет? Ни митрополит Иофисолоникийский не придет, ни Серский, ни Адрианапольский. А если и придут, то они мало помогут в этом деле. Ведь мы знаем силу их ума.

Но еще есть архиереи Манимвасии и Анхиала. Вот им можно прийти в течение пятнадцати дней. И император приказал Месадзону. Вы скажите, чтобы им написали, и пошлите воина, чтобы он пошел и привел их безотлагательно, так как я хочу, чтобы в течение пятнадцати дней было завершено исправление церкви. Он с суровостью и гневом повелел быть нам усердными и вновь осмеял и выбронил. Мы вышли с тяжелым сердцем. Но еще до того, как кончился пятнадцатидневный срок, пришел тринадцатый день и забрал патриарха. После возвращения из дворца в патриархат он сразу же заболел и первого августа шестого индикта шесть тысяч девятьсот пятьдесят первого года умер, пробыв патриархом, плоховато, по правде говоря, три года и три месяца.

После этого вновь оказалось праздным предначертанное исправление, хотя и прибыли упоминавшиеся архиереи. Седьмое – это то, что после прихода сюда легата, одновременно и племянника Папы Евгения с двадцати пятью галерами, нас с большим напором теснили сторонники Унии. Они насылали на нас страх и угрозы, думая, что уже имеют в руках окончательное утверждение Унии. Но требование, на котором настаивал легат, чтобы ему въехать во дворец с конным и спешиться там же, где это делал и император, и противодействие этому со стороны императора, так что с этого момента прошло много времени до тех пор, как легат смог войти к императору, всё это укоротило напор легата и рвение сторонников Унии, а нас сделало более крепкими в противостоянии. А когда после этого начались дискуссии, они не смогли поддержать объединение так, как надеялись подвязающиеся за него. Вот эти главные и основные препятствия, которые возникали всякий раз, когда замышляли и пытались устроить утверждение объединения. Возникали и другие препятствия в это время и впоследствии, меньшие с точки зрения молвы, но важные по значению и большие количество. Все это произошло, как я думаю, по воле Божией, из чего я уверяюсь в том, что Бог никогда не попустит утверждение Флорентийской унии и не даст впасть в искушение тем, кто лишь по Его благости и ради Его похвалы борется за Церковь.

Но, напротив, Он исправит Свою Церковь ко благу и восстановит ее в нашей древней иотической и утвердит и укрепит сражающихся за нее, и покажет их победителями. А это кажущееся, но неподлинное объединение воистину разозлит и неспровергнет. Церковь же свою сохранит и управит Господь наш и Бог, мирный и свободный от раздоров, и избавит от находящих на нас извне страхов и опасностей, и сохранит невредимый как он часто делал и всегда делает это для нас и для этого города ради неизреченного своего человеколюбия и благости.