15. О сущности и ипостаси ⧸⧸ Прп. Максим Исповедник. Письма
Преподобный Максим Исповедник. Письмо. Письмо пятнадцатое. Об общем и особом, то есть о сущности и ипостасе. Косьме Богоугоднейшему Диакону Александрии. Богоугоднейшему Господину Диакону Косьме убогий Максим желает радоваться. Раз уж мы ведем пространные речи о Божественном воплощении, затронувшие и те сложные вопросы благочестия, по поводу которых Ты, Человек Божий, попросил моего Божества сказать, что есть общее и всеобщее, и что частное и особое, чтобы из этого нам стал ясен весь логос соединения, то я от Себя вообще ничего не скажу, А о чему научился у отцов, то и говорю, ничуть не изменяя их учение об этих вещах. Общее и всеобщее, или же родовое, по учению отцов – это сущность и природа.
Они ведь говорят, что обе тождественны друг другу. Особое же и частное, и поставь и лицо, ведь, по их мнению, они тоже тождественны друг другу. И великий Василий изъясняет эту терентию и пишет «Если же и мы должны кратко высказать наше мнение, то скажем, что в каком отношении находятся общее к особому, в таком и сущность к апостасе. Ведь каждый из нас и причастен бытию по общему логосу сущности, и по собственным качествам есть такое-то и такое-то». А еще он же Разъясняя то же самое эмфилохию, говорит так. Между сущностью и ипостасью та же самая разница, как между общим и индивидуальным. Вот как животное относится к такому-то человеку. И далее.
Утверждающим, что сущность и ипостась одно и то же, необходимо приходится признавать различными лишь лица. И еще он, получая некую послушницу, пишет ей, толкуя смысл слова «единосущный». Выражение же это самое даже и из Савельева зло исправляет. Оно ведь устраняет тождественность ипостаси и вводит в совершенное представление о лицах. Ведь ничто не единосучно самому себе, но одно другому. Так что оно хорошо и благочестиво. потому что разграничивает особенности пастаси и устанавливает неизменность природы. Опять-таки, и во втором послании к неокесарийцам он учит, ведь следует знать, что как непризнающая сущность общим впадает в многобожие, так и недопускающая особенность пастаси возвращается к иудейству.
И еще в том же послании которым убеждает Евстафия Армянского подписаться, пишет, кажется, ясно. Так что надлежит ясно исповедовать, что верят по словам, изложенным нашими отцами в Никее, и по здравому смыслу, обозначаемому словами. Есть ведь некоторые люди, которые и в этой вере хитрятся словом истины и к своему замыслу притягивают разумение вероучительных слов. Так вот и Маркел осмелился кощунстве на мысли об ипостасе Господа нашего и Иисуса Христа, и толкуя его, как пустое название, заявлять, что от них берет начало его скверное понятие о единосущии. А некоторые из последователей ливейца Савелия, полагая, будто ипостасе сущность одно и то же, отсюда с натяжкой выводят основания для сочинения своего кощунства. из того, что в вероучении записано. А если кто скажет, что Сын Божий – иной сущности или ипостаси, того анафематствует Святая Соборная Церковь. Те ведь не сказали, что сущность и ипостась одно и то же.
Ведь если оба слова выражали одно и то же понятие, какая была нужда и в том, и в этом? Но ясно, что одни отрицают, что Сын Божий из сущности Отца, другие утверждают, что из некой иной ипостаси. Так что и то, и другое они отбросили, как чуждые церковные мысли. Ибо, изъясняя свою мысль, они сказали, что Сын – из сущности Отца, но не прибавили еще «из ипостаси». Так что одно слово употреблено для устранения лукавого другое же выражает спасительное утешение». Согласно с этим, как известно, говорит и Григорий, получивший прозвище «отбогословие» в первом богословском слове. «Утверждая середину, высказываю истину, на которую только и нужно смотреть, отвергая и негодное слияние и еще более нелепое разделение, чтобы через сжатие рассуждений в одну ипостась из-за боязни многобожия не остались нам одни пустые именования, раз мы считаем одним и тем же Отца и Сына и Святого Духа. И немного спустя еще.
Поскольку необходимо и единым Бога соблюсти и исповедовать три ипостаси или же три лица, причем каждая со своей особенностью, Соблюдется же Бог Единым, по моему разумению, если Сын и Дух, возводясь к Единому Источнику, не будут ни слагаться, ни сливаться, а три ипостаси будут мыслиться безо всякого слияния или разложения, или смешения, дабы не разрушилось целое чрезмерное стремление возвеличить Единство. А по Единству и Тождественности – Божественность, если можно так выразиться. Есть одно движение и одна воля и дождественность сущности. А в прощальном слове опять-таки веруем в Отца и Сына и Святаго Духа, единосущных и равнославных, в которых и завершается крещение, которое, знай, посвященный, есть отрицание безбожие и исповедание божества. И так мы совершенствуемся, познавая единость в сущности и нераздельность поклонений. А троечность – в ипостасях или жилицах. Да и в Слове о светах он же, Григорий Богослов, говорит то же самое. Когда говорю о Боге, осееваетесь одним тройственным светом.
Тройственным по особенностям или же ипостасем, если кому угодно так называть, или же лицем, ведь из названий мы не будем ссориться, пока их слоги приводят к одному и тому же понятию. А единым – пологосу сущности или божества. Такое согласие в божественном учении устанавливают отцы наши, богословы Григорий и Василий, что утверждают в точности одно и то же. как общее и всеобщее сущностью, и поставься же лицо, как особое и частное, отнюдь не смешивая излагаемые понятия их переходом друг в друга или слиянием. Ибо право исповедания веры оба передали народам действием одного и того же Духа. Согласие с ними, как увидишь, проповедуют правое учение благочестивой веры и все те, кому благодатью Духа вверено управление Церковью и ничуть не отклоняются от того же разумения. Доказательства, основывающие боли на природе и устанавливающие, что ничто из существующего не тождественно иному по сущности и ипостаси. А одни вещи тождественны по сущности, но отличны ипостасями.
Другие же, тождественны по ипостаси, по сущности же совершенно отличны. Раз одно и то же сущность и природа, и одно и то же лицо и ипостась, ясно, что единоприродные друг другу и единосущные вещи непременно иноипостасны друг другу. А по обеим, то есть по сущности и по природе, ничто из существующего не тождественно иному. Поэтому вещи, соединяющиеся друг с другом по одной и той же природе или же сущности, то есть имеющие одно и ту же сущность и природу, никогда не соединятся по одной и той же ипостаси, или же одному и тому же лицу, то есть не смогут иметь одно лицо и одну ипостаси. А соединяющиеся по одной и той же ипостаси, или же одному и тому же лицу, никак не сплотятся по одной и той же сущности или же природе, то есть отнюдь не окажутся принадлежащими одной и той же сущности и природе. А вещи, соединяющиеся по одной и той же природе или же сущности, то есть имеющие одну и ту же сущность природы, различаются друг от друга ипостасями или же лицами, как это есть у ангелов и людей, и у всех тварных существ, созерцаемых в виде и роде. Ведь ангел от ангела и человек от человека и бык от быка и собака от собаки отличаются по ипостаси, но не по природе и сущности. Разум осмелится утверждать и больше.
Даже в безначальной первопричине, сотворившей сущие, мы не усматриваем тождественными друг другу природу и ипостаси, если в самом деле знаем, что одна сущность и природа божества существуют в трех ипостасях, отличающихся друг от друга своими особенностями. А три ипостаси в одной и той же единой сущности и природе божества. Ведь поклонение наше – единица в троице и троица в единице. Отец и Сын и Святой Дух – один Бог. И ни Сын не есть Отец, а есть то, что есть Отец. Ни Святой Дух не есть Сын, а есть то, что есть Сын. Ибо все, что есть Отец, кроме нерожденности, есть Сын, ведь Он рожден. И все, что есть Сын, кроме рождения, есть Святой Дух, ведь Он исходит.
Однако нерожденность и рождение и исхождение не рассекают на три неравные или равные сущности и природы единую природу и могущество неизреченного божества, а отмечают лица, то есть ипостаси, в которых существуют, точнее, которые и есть, единое божество или сущности природы. И те вещи, которые соединяются по одной и той же ипостаси или же лицу, то есть принадлежат одной ипостаси и составляют одно лицо, отличаются логосом сущности или природы, как это происходит с человеческой душой и телом и вообще с теми вещами, которые сошлись друг с другом по ипостаси. И такие вещи не бывают единосущны друг другу. Итак, вещи, соединяющиеся по одной и той же сущности или же природе, то есть принадлежащие одной и той же сущности и природе, непременно единосущны друг другу и и наипостасны, а единосущны по логосу сущностной общности, неизменно усматриваемой в их природной тождественности. Почему одна и является и называется тем, что есть, не более другой? Ведь все они наделены одним и тем же определением и логосом сущности. И наипостасны же они по логосу, различающий их личные инаковости. Почему одна и отличается от другой?
И они не совпадают друг с другом в особенностях, отмечающих ипостаси, а каждая своим набором особых свойств привносит собственный логос ипостасной особенности. Почему и не приемлет общности с единоприродными и единосущными? Вещи же, соединяющиеся по одной и той же ипостаси, или же одному и тому же лицу, то есть составляющей соединением одной и той же ипостаси, едины ипостасны друг другу и иносущны. Едины ипостасны они по логосу нераздельной личностной единичности, составившейся из них соединением. Почему особенности, которые отличают каждую вещь от сущностной общности, одновременно Одновременным с возникновением соединений между собой делаются признаками, составившейся из них единая ипостасия, в которой усматривается взаимное тождество, не содержащее никакого различия, как в человеческой душе и теле. Ведь особенности, ограничивающие чье-либо тело от остальных тел и чью-либо душу от остальных душ, сходятся в соединении, одновременно отождествляют и отграничивают от остальных людей составившуюся из них ипостась, скажем, Петра или Павла, а не душу Петра или Павла от некоего общего тела. Ибо взаимоотождественны душа и тело по логосу единой ипостаси, составленной их соединением, потому что ни та, ни другое не существовали сами по себе отдельно от другого до того, как они сложились друг с другом для порождения вида. Одновременно ведь происходит и возникновение, и сложение, одновременно с ними и составление вида сложением того и другого.
И насущны же они по логосу взаимной природной инаковости. Почему отнюдь не принимают определения и логосы друг друга по сущности? Но каждая вещь представляет иной логос собственной сущности, не совпадающий с логосом другой. Почему, сохраняя сущностное различие души и тела, мы не производим смешение в состоящей из них ипостаси, которая уничтожилась бы изменением и превращением друг в друга тех частей или же природ, из которых составилась. А коли одновременным схождением души и тела для возникновения свойственно создаваться каждому отдельному человеку, который по логосу природной общности своих частей сохраняет единосущее с другими людьми, а по логосу их особенности удерживает иноипостасность по отношению к другим людям, природной общностью своих частей соединяясь с другими людьми, с которыми имеет одну и ту же природу но отличаясь ипостасной особенностью своих частей от остальных людей, в сравнении с которыми обладает по ипостасе иным и отличным лицом? И по какому логосу отличен от других людей? Потому соблюдает единство собственной личной нераздельной единицы, совершенно без различия. А по какому логосу ему свойственно объединяться с другими людьми?
потому сохраняет без слияния различия сущностной инаковости своих частей, то из этого нам без всякой путаницы понятен логос воплощения или живочеловечивания одного из Святой Троицы и Единосущной и Поклоняемой Троицы Бога Слова. О том, что Христос, по сущности, соединяя в себе крайности общностью с ними своих частей, сохранил различия частей между собой, а особенностями частей выказал ипостасную тождественность целого, общего обеим. Ясно же уча нас, что Бог Слово, будучи совершенным по природе и сущности, по которой тождественно Отцу и Духу и единосущен, и по лицу и апостасе, по которой отличаются от Отца и Духа, без слияния, сохраняя различия лиц, воплотившись от Святого Духа и Святой Богородицы и Преснодева Марии, полностью вочеловечился, то есть соделался совершенным человеком, разумеется, принятием плоти, обладающей умной и разумной душой, которая в нем восприняла природу и апостась, то есть бытие и существование. одновременно с самим зачатием слова, так как сам Бог-слово был вместо семени, или, вернее, соизволил оказаться семенем своего воплощения. И тот, кто прост и не сложен по природе, по ипостаси сделался сложным в неизменности частей, из которых составился, пребывая единым, все тем же неизменным, нераздельным и неслиянным, дабы по ипостаси посредничать между частями, из которых состоит, связывая собой расстояния, разделяющие крайности, устрояя мир и Святым Духом, примеряя с Богом и Отцом человеческую природу. будучи воистину Богом по сущности и воистину став природным человеком по устроению. Он и не разделен, несмотря на природные различия своих частей, и не слитен, несмотря на их ипостасное единство, но по логосу сущностной общности частей, из которых составился, природно соединяется с Богом, Отцом и Матерью, сохраняя взаимное различие частей, из которых состоит. Пологос уже ипостасной особенности своих частей, отличаясь от крайностей, то есть от Отца и Матери, содержит безо всякого различения единство собственной ипостаси, полностью единое по совершенной взаимной ипостасной тождественности своих частей.
Ведь сущностная общность каждой из частей с крайностями в единстве иной ипостаси, сохраняя без слияния различия с природой другой части, не позволяет благочестивым из соединения познать одну природу обеих, чтобы не стало полным сущностным уничтожением частей возникновения из их целого по сложению одной природы. Ведь такое возникновение не сможет никак соблюсти природное сродство крайностей с частями, не сохранит взаимное сущностное различие составных частей после соединения, появит из соединения одну составную ипостась, сохраняющуюся благодаря естественному существованию частей, из которых состоит. А ипостасная особенность каждой из частей, сложением которых образуется Христос как некое целое, мыслимое вкупе с сущностной общностью, создает общий признак частей, которым отмечена возникшая из них единая ипостась. Мы ведь утверждаем, что общей у плоти и божества сделалась по неизреченному соединению единая ипостась Христа. составленное их схождением по природному или же истинному и действительному соединению. Общей же я ее называю, потому что это одна и та же самая собственнейшая ипостась частей, возникшая из соединения. Вернее же, одна и все та же ныне и прежде ипостась Только прежде она была беспричинна, проста и несложна, а потом по причине принятием умной, одушевленной плоти стала, не меняясь, воистину сложна. По ней Христос, отграничиваясь от крайностей, я имею в виду Отца и Мать, делается Сам с Собой Единым, отнюдь не содержа в Себе различия, чтобы не стало полным уничтожением ипостасной тождественности частей, возникновения ипостасного же различия частей.
разрывающие надвое ипостасные единства лица и не способные сохранить взаимное тождество частей в отношении лиц, которые расчленяются ипостасным различием надвоя лица. О том, что ипостасная общая частей ограничивает целое, то есть Христа, от крайностей, а сущностная общая частей с крайностями сущностно связывает с крайностями Христа как целое. Ведь не теми особенностями, которые отграничиваются от остальных людей, соблюдает плоть различия со Словом. Опять-таки, и не теми особенностями, которыми отличается от Слова, отграничивается и от нас. Но какими отграничивается от нас, теми сохраняется Словом ипостасные соединения, или же тождество. А какими с нами природно соединяется, теми, понятно, соблюдает сущностное различие со Словом. Также и Бог Слова, какими особенностями отграничивается, как Сын и Слово, от общего Божества, теми сохраняет с Плотью ипостасное соединение, или же Тождество. А какими, как Бог, соблюдает природное различие с Плотьей, Теми, по сущности, единых с Отцом и Духом, переменно с собой и с крайностями являют различие и тождество, общностью частей соединяясь с крайностями по природе, а особенностями тех же самых, понятно, частей, отличаясь от крайностей по ипостаси.
В ипостасной тождественности собственных частей он выказывает хранение различия крайности с собой, а в сущностной инаковости частей обретает природное тождество крайностей со своими частями. Раз общим частей соединяется с крайностями, а особенностями частей отграничивается от крайностей, ясно, что чем соединяется с крайностями, тем же и сохраняет природные различия частей друг с другом. Чем же отграничивается от крайностей, тем же и являют ипостасную тождественность своих частей. Значит, каждый из частей, из которых составился Христос содержит и общее, и особенное. Общее – в логосе сущностной тождественности крайности с его частями, по которому и после соединения он сохраняет различия между частями, а особенное – в логосе ипостасной тождественности частей, по которому отграничивается от крайностей, сохраняя неслитное отличие от них. Ведь при одновременном схождении Ради возникновения некоего целого, истинное и постасное соединение частей, сходящихся друг с другом, для сложения некоего целого, принимая каждую их особенность, которая отграничивает часть от сущностной общности, вместе с общим, выказывает ее в аипостасной, а не ипостасию, потому что она не существует отдельно сама по себе, отграниченная от однородных вещей, или же от того, что в соединении ради возникновения некоего целого существует с ней. А именно это и свойственно ипостасии. Ведь что существует отдельно, само по себе, и есть ипостась, если только ипостасью называют сущность с ее особенностями, отличаемую числом от вещей того же рода.
А в аипостазированном – то, что само по себе отнюдь не существует, но усматривается в другом. как вид в подпадающих ему отдельных вещах, или как сложенное с иным, отличным по сущности, ради возникновения некоего целого. И насколько воипостазированный отличается от граничивающими его особенностями от вещей, однородных по сущности, настолько соединяется и отождествляется с соположным по ипостаси. Ведь не теми же особенностями, которыми отграничивается от однородных вещей, отличается и от соположного и существующего по соединению. А какими отграничивающими особенностями отличается от единосущных вещей, теми же и по соединению сохраняет тождественность ипостаси с соположным. соблюдаемую в совершенном единстве лица, как учит разум истины о божественном устроении или же воплощении. Ведь какими особенностями отграничивается и отличается плоть от нас, теми обладает ипостасная тождественность со словом. А какими Бог Слово особенностями отличается от Отца и Духа, отграничиваясь как Сын, теми обладает ипостасное единство с Плотью, отнюдь никоим образом не разделяемое.
Стало быть, Плоть Бога Слова не есть ипостась, ведь никогда вовсе, даже на быстрое мгновение, мелькнувшей мысли, отнюдь не существовала она сама по себе, отделенная отграничивающими ее особенностями от однородных вещей, или обладала особенностью, разделенной собственностью с соположным по ипостаси словом, а всегда была воипостазирована, так как в нем и через него восприняла начало бытия и сделалась по соединению его плотью и соединилась с ним по ипостаси лого-самособенности, отграничивающей ее от остальных людей. Яснее говоря, по ипостаси сделалась собственным свойством самого Бога Слово, как и по сущности является общим того, чьей плотью воистину стало соединение. О том, что Христос, полностью Богом будучи и полностью в том, что он есть, содержит общее и особенное, которым соединяется с крайностями и отличается от них, соединением крайностей с собой, удостоверяя сохранение двух природ, из которых составлен, а отличием крайностей от себя, устанавливая единство собственной ипостаси. Раз Бог Слово, будучи Богом по природе, принятием умно одушевленной плоти без изменения сделался человеком, ясно, что, став из обоих единым и воистину выказывая себя обоими в одном, он обоих содержит и общее, и особенное, которыми и соединяется, и отличается от крайностей. Природным различием собственных частей между собой по сущности соединяется с крайностями, а их же, то есть частей, тождественностью по ипостаси от крайностей отличается. А коли он же и различия содержит, и тождественность, то ясно, что он есть и один, и два. Он есть один по логосу собственного нераздельного ипостасного единства, а два есть по логосу взаимной сущностной инаковости собственных частей, сохраняющейся и после соединений. Ведь различие – это логос, по которому свойственно соблюдаться взаимной инаковости означаемых вещей и который выражает образ бытия.
Тождественность же есть полное совпадение, по которой логос, означаемого, обладает совершенным единством, никоим образом не ведающим различия. Краткое рассуждение о различии, показывающее, что сущностное количество соединяющихся вещей сохраняется. Значит, раз сохраняется во Христе после соединения взаимное сущностное различие частей, из которых он составлен, то ясно доказано благочестивым, что по сущности количество соединенных вещей осталось неумоленно после соединения. без совпадения, сохраняя в сложенном из них целом определение и логос сущности каждой части в отличие от другой. Если же сохраняется и ипостасная тождественность целого с его собственными частями, или, говоря яснее, частей друг с другом в сложенном из них целом, то ясно, что части в отношении единой составленной из них ипостаси никоим образом отнюдь не отличаются друг от друга. И за тем никоим уже рассуждением невозможно доказать. Ничто различное по сущности сливается, ничто единое по ипостаси разделяется. Более пространное и более основывающееся на природе рассуждение о различии, количестве и выражающем их числе.
Значит, если уж мы утверждаем, что во Христе после соединения есть различия, а со всяким различием по необходимости свойственно привноситься количество, которое, как мы знаем, выражается числом, то мы, справедливо употребляя число лишь для изъяснения различия различающихся вещей после соединения, вовсе не разделяем числом означаемые вещи, а изъясняем что существование соединившихся вещей сохраняется, потому что любому числу свойственно выражать лишь количество, но не разделение. Ведь что не действует и не претерпевает, как может определять какое бы то ни было соотношение? Когда действие принадлежит лишь сущности, как и претерпевать превходящему, или же качеству, от которых возникают и из которых происходят как говорят упражняющиеся в такого рода рассуждениях. Вернее же, если мы точнее рассмотрим, и не они, то есть не сущности и непревходящие создаются отношения, а создавшее все причина и могущество, предавшее каждой возникшей вещи и составляющей логос бытия, устанавливающие природное сродство и отчуждение одних вещей по отношению к другим. Если же действительно сущность не есть творящая причина соотношений, то число и того менее, потому что, не будучи сущностью, вообще не способна творить, а не будучи превходящим или же качеством, и претерпевать не может. А раз число несвойственно не творить, не претерпевать, значит оно есть знак, обозначающий количество, но никоим образом не указывающий на соотношение в изъясняемом количестве, потому что оно не род, к которому можно относить вещи, а знак, как я сказал, указывающий на род, к которому отнесены вещи. А раз не творить, не претерпевать, не способно число, то ясно, что поскольку не творит, не изъясняет никакого соотношения, то есть соединения или разделения, ведь это, как я сказал, относится к другому логосу, а поскольку не способно претерпевать, не разделяется. Ведь само по себе любое число не раздельно, ибо не вмещает движение изменения, что является свойством качества, не сокращение и расширение, что свойственно сущности, не увеличение и уменьшение, что есть свойство количества.
А раз количество, а не соотношение, количество ведь только просто, а не с изъяснением образа существования, обозначается числом, то ясно, что ни разделение, ни соединение не может по природе производить число, а одно лишь изъявление количества, когда мы мыслим его о наличии. В сущности ведь, как я сказал, принадлежит действие, а при входящему или же качеству – претерпевание. А не то и не другим не является число. Если же оно было бы сущностью, то и самостоятельным существованием обладало бы, не нуждаясь в ином для бытия. А если было бы превходящим или же качеством, то или вносила бы специфическое различие и составляла бы определение исчисляемого, сочетаясь с родом, и вид изъясняла бы, а не количество, или, соединяясь с видом, вводила бы различие вообще и производила бы отличие одной от другой отдельных вещей, возводимых к одному и тому же виду, или же создавала бы различие в собственном смысле внутри скопления всех свойств одной вещи, и не только другой по отношению к другой, но и обладающий другим качеством, выказывала бы обозначаемую им вещь. А раз вообще для определения вещей никто не употребляет число, то и не есть число ни сущность, ни качество. А раз число, ни то, ни другое, ясно, что ему не свойственно ни действовать, ни претерпевать. А раз действовать и претерпевать число не может, то, разумеется, вовсе не соединяет и не разделяет, как нечто действующее и совершенно не разделяется, как нечто претерпевающее.
А выражая одно лишь количество вещей, никак не затрагивает их соотношение. А раз одно лишь количество, но никак немыслимое само по себе соотношение выражается числом, то число есть скорее, так сказать, некое слово, не сопутствующее количеству именования. Значит, кто утверждает различия во Христе после соединения, непременно и количество мыслит вместе с различием различающихся вещей. Ведь что совершенно просто, и различие не приемлет, потому что совсем самотождественно и едино, и полностью и целиком безотносительно, как нечто, что не может быть отнесено к количественному роду, и поэтому оно никак не исчисляется. А кто вместе с различием мыслит и количество, невозможно ведь познать различие, совершенно не причастное числу. и употребляет число ради одного лишь выражения, а не разделения, сомыслимого с различием числа. Тот не отклоняется от истины, обозначая посредством числа необходимо сомыслимое с различием количество. Поскольку, как я сказал, со всяким, каким бы то ни было образом утверждаемым различием непременно возникает и количество.
А число, как мы научились, по природе выражает его, а не разделяет. Если же еще усерднее печется об истине тот, кто, сомыслимое по необходимости с различием количества, обозначает в составе тайны посредством числа, чтобы не проповедовать смешение соединяемых вещей, разве не должно по той же причине счесть справедливым, следуя мнению некоторых людей, исповедание сущностного количества природ, сохраняющихся неслитно во Христе после соединения? Поскольку различия, как показало пространное рассуждение, свойственно изъявлять числу, а не разделение. А коли неизменным прибыл после соединения сущностный логос каждой из соединяющихся природ, не сближаясь с сущностью другой, то очевидно, что божество Христа осталось по сущности божеством, не подвигаясь ближе к сущности плоти, а с другой стороны и человечество его осталось по сущности человечностью. не допуская перемены в сторону природы Божества. А раз ни Божество Христа, ни человечество не перешли друг в друга из-за ипостасного соединения, а обе природы, по учению великого Кирилла, остались неслитными, то ясно, что после соединения существует различие сохраняющихся во Христе природы, и возразить на это нечего. А коль имеется после соединения различия природы не слит на соединяющихся во Христе. Различие не может познаваться совершенно отделенным от количества.
Пусть употребляется число различающихся вещей ради изъяснения различия, чтобы нас не заподозрили в том, что мы проповедуем мнимое, а не истинное различие. Мнимым ведь считает разум любое различие, не содержащееся в действительном образом истины о различающихся вещах. Итак, мы, не утверждая никогда, будто ипостаси природы одно и то же в собственном смысле, по учению Отцов, как было доказано выше, благочестиво усматриваем во Христе Тождество и различия. Первое – по логосу единой ипостаси, по которой мы исповедуем Бога Слово Тождественным собственной плоти, дабы не получила прибавление лица Пресвятая Троица и не сделалась четверицей. Второе же – по логосу сущностной инаковости. составляющие Христа частей, по которой они отнюдь не превращаются в Нем друг в друга. Никогда ведь не станут по сущности тождественной Божествой человечество, дабы ничто тварное не стало по соединению единоприродно и единосучно Божеству. Поскольку мы знаем, что утверждать единосущие одной природы с другой – признак помешавшегося рассудка.
Ведь одна природа никогда не бывает единоприродно и единосущно другой, ибо единоприродное и единосущное может утверждаться лишь в отдельных вещах, принадлежащих одному и тому же роду и возводимых к одной сущности. О том, что отрицающие тождественность природы и ипостаси, благочестиво утверждает во Христе соединение и различие, веря в первое по ипостаси, а во второе по природе. Исповедание наше таково, что мы, ни различия природ, из которых единый составился Христос, после соединений не отрицаем, веря, что природы прибыли без слияния, ни ипостасного соединения не отвергаем, исповедуя одного Христа, Святой и Единосущной и Поклоняемой Троицы. Но и различия частей, из которых состоит Христос, воистину сохраняющихся в Нем после соединения без рассечения и слияния, изъявляем посредством числа. Ради устранения Аполлинариево и Евтихиево слияния и ипостасное единство, познав, громогласно выставляем против несториево разделения единую природу Бога Слова. воплотившуюся в умно одушевленной плоти, равно избегая и слияния Аполлинария, отрицающего природные различия соединившихся частей после соединения и учащего, что из-за слияния де плоть по природе тождественна Слову, и разделения Нестория, возвещающего ипостасные различия во Христе и рассекающего ипостасную тождественность плоти со Словом. О том, что Севир, утверждая тождество природы и ипостаси, превращает соединение в слияние, а различие в разделение, чем показывает, что логостроица расширяет в четверицу лица, и тайну единицы рассекает на двоицу божеств, и кощунственно извергает Христа из всякого сущностного бытия. Севир же, утверждая полную тождественность сущности и ипостаси, природы и лица в божественном воплощении, не знает ни неслитного соединения, хотя притворно его и утверждал, ни нераздельного различия, хотя и этим болтливо хвастался, а сделал соединение с лиянием, следуя Аполлинарию, различия же – отчуждением, следуя Несторию.
Ведь коли одно и то же, ипостаси природы, то никоим образом не будет у него плоть ни тождественно Слову, ни отлично от Него. Ибо если он будет утверждать во Христе после соединения различий как в природном качестве, окажется, что он вместе с Несторием и сам разделяет соединения, вводя после соединения ипостасные различия плоти со Словом, потому что в природном качестве ничем иным не сможет он помыслить различия, кроме как различия в ипостасном качестве, раз уж тождественны природа и ипостась. Ведь утверждающему различия, как в природном качестве, неизбежно приходится вводить еще и различия в ипостасном качестве, чтобы выказать ипостась тождественной природе. Если же станет отрицать ипостасное различие после соединения, избегая разделения, то пусть и природное различие после соединения отринет, если только решит быть последовательным и постарается соблюдать правила, какие сам себе определил, раз уж усмотрел взаимное тождество между природой и ипостасью по логосу и определению. Если же по обеим, я имею в виду по природе и по ипостаси не имеет, как кажется Севиру, плоть различия со словом, то пусть она явно будет ему единосущна и единоипостасна, в согласии со вздорными измышлениями Аполлинария. Если же плоть будет единосущна слову, то и Отцу, и Духу единосущна будет, и окажется, что Троица стала четверицей, поскольку единосущные не допускают ипостасного совпадения друг с другом. А если будет плоть едино-ипостасна Слову, то будет иной сущности, ведь едино-ипостасные вещи обладают логосами сущности, непременно совершенно отличными друг от друга. Если же плоть иносущна Слову, как едино-ипостасная Ему после соединения, то окажется Христос усевирорассеченным после соединения на две природы, если только число, действительно, как он считает, всегда обладает способностью разделять.
Так-то вот все, что противоборствует истине, легко опровергает само себя и рушится. А если тем, что утверждает единую сложную природу Христа после соединения он полагает придать ей различия как в природном качестве, то, во-первых, раз природа сложна, ничему вообще сущему не будет единосущен Христос, если только Христос по сущности и природе один и единственный. Природа ведь природе, как уже сказано, никак не может быть полностью единосущна. А не будучи единосущен ничему из сущего, он не будет полностью ни Богом, ни человеком. Или, если уж Богом, то проповедующий это выйдет многобожником, потому что окажется, что, приписывая Богу Отцу и Святому Духу несложную, как бы простую природу, а Христу Богу, приписывая природу сложную, как бы непростую, Он возвещает два божества, одно простое и одно сложное. Затем, если утверждающий различие, как в природном качестве, скажет, что различным качеством подлежат природы, к которым относится то окажется, что и он обнаруживает две природы послесоединения, против которых вел борьбу, и невольно вынужден согласиться. А если скажет, что различие относится к пустым качествам, лишенным действительности, то таким же пусть и соединение объявит. Ведь очевидно, что различие послесоединения и само соединение относятся к одним и тем же вещам.
И вот он несколькими слогами ввел в самопроизвольность Эпикура. и лживое измышление мани, раз поистине нет у него Христа в действительности, а есть лишь в призрачных качествах, и будет Христос Богом лишь качеством, а не делом. Ведь бессмертность и смертность, между которыми он утверждает различия после соединения, принадлежат природам, но не суть природы. Где же смертность? коли нет умирающего, или без смерти, коли нет природы, к которой не прикасается смерть. Но подлинно неразумно лукавство и желание казаться мудрым свойственно творить великую глупость. И людям благоразумным болезнь отвечать им молчанием, нежели опровергая их и самим показаться насмехающимися над тайной. А Севир, так мысливший о Христе, подлинно умер вместе со своими учениями.
Краткое изложение истинного исповедания отцов с правильным обоснованием. «Мы же не так мыслим, не так верим, и не такова доля Иакова», — говорит сказавший. «Но исповедуем, что из двух природ, совершенных каждая по собственному логосу бытия, я говорю о божестве и человечестве, составился один Христос, или же одна его ипостась, и верим, что эти природы пребыли неслитными и без какого бы то ни было разделения после соединения. Ибо, веря в существование Христа, мы исповедовали, что природы, из которых он составился, сохраняются после соединения. И поэтому природное в нем, относящееся, разумеется, из которых Он составлен, проповедуем различия, потому что не тождественны по сущности Божество и человечество, ипостасную же тождественность, ибо по ипостаси явно тождественна плоть, Слово. Итак, делая действительное различие природ, из которых составился Христос, после соединения, мы и ипостасное тождество знаем, раз природно различные части Христа не отличаются друг от друга по ипостаси, как бы составленного из них целого, потому что по логосу целого составным частям целого вовсе не свойственно отличаться друг от друга. Природами же, значит, мы его исповедуем двумя, познав вместе Богом и Человеком, раз действительно прилагаем к Нему не пустые и бессодержательные именования. Верим, что в двух природах нераздельно и неслитно пребывает Он после соединения и проповедуем, что Он полностью есть в Божестве и Он же полностью есть в человечестве, как целое в частях.
Ведь Он, как целое, познается после соединения в тех частях, из которых составлен, потому что и бытие, и ненарушимое существование и собственное именование Христа обнаруживаются ни в чем ином, как в пребывании природного бытия частей, из которых Он составился после соединений, так как не только из них состоит, но и существует в них, а вернее, Христос и есть они. Исчисляем же мы после соединения части, из которых состоит Христос, не разделяя да не будет этого природы, а лишь выражая различия между ними, сохраняющиеся после соединения. Соединение же исповедуем, следуя святому Кириллу, природным схождением, то есть подлинным и действительным, и Пресвятую Деву возглашаем воистину и подлинно Богородицей не просто так, а как воистину зачавшую самого Бога Слово, прежде всех веков неизреченно рожденного от Бога Отца и несказанным образом родившую, воплотившуюся от нее. Его же превозносим чудеса и страдания, как единого, конечно же, Христа, совершающего дела и божеские, и человеческие. Божеский плотским образом, ибо плотью, не лишенной природного действия, осуществил могущество чудотворения, а человеческий – божественно, ибо без насилия над природой, по свободному соизволению принял на себя испытания человеческими страданиями. Его же славен крест, и смерть, и погребение, и воскресение, и вознесение на небеса, с которых он сошел бесплотно и никоим образом, не охватывая им сущим, не перемещался, меняя место за местом. Он ведь свободен от всякого ограничения, но по природному человеколюбию явился во плоти, став, как изволил, охватываемым нашим существованием по действительному рождению от женщины. Поэтому одно поклонение с Отцом и Духом оказываем мы воплотившемуся.
А коли мы душою и устами именуем Святую Деву воистину Богородицей, и исповедуем ипостасное соединение, и считаем, что соединение осуществилось с схождением природ, и проповедуем единого Господа, Христа и Сына, и одну воплотившуюся природу самого Бога Слова, и верим в Христа, как в одно из лиц Святой Троицы, споклоняемого и соисчисляемого с Отцом и Духом, как могут упрекать нас в разделении люди, не ведающие страха и отваживающиеся на всякую ложь, из-за того только, что мы произносим пустое выражение число, единственно ради изъяснения, как уже многократно сказано, различия природ, сохраняющегося после соединения. Если и в самом деле число по необходимости непременно разделяет количество вещей, пусть кто-нибудь это докажет, и мы возлюбим эту клевету как истину. Если же они лишь оскорбляют оговорами проповедующих истинное вероучение о тайне, потому что сами мучаются из-за него жаждой славы, то в день суда дадут Богу отчет по слову апостола за тех, кого вовлекли в заблуждение. если уже совершили пробег настоящей жизни. А которые еще живы, тех да исправит Бог и да приведет к познанию истины, с которой они теперь враждуют. Так ведь полезно говорить по заповеди, приказывающей молиться за проклинающих. Итак, я тебе вкратце изложил рассуждение о том, о чем ты спрашивал, ради полного твоего убеждения, не мысля в душе одного как некоторые приверженцы севира там и сям разглашают, а собеседникам говоря другое. Так не думай, а я как научен и мыслю, и верю, и от отцов воспринял, так и говорю.
Да, вернее сказать, в моих речах воплощается сама моя мысль. И если мое слово ложно, да не улучшу отныне блаженство, но как плод обмана пожну отчуждение от обещанных благ. Ты же ради моей послушности взамен удостой меня Твоих молитв, чтобы Христос, Бог наш, спасение боящимся Его, излечил раны моей души силою тайны животворящих страданий, которые ради нас претерпел тот, кто один прославляется вовек со Отцом и Святым Духом. Аминь.