14. Фальшивое объединение ⧸⧸ Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе

Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе. Часть 10. Продолжение. На следующий день император призвал к себе митрополитов Российского и Никейского, Великого Хартофелака и меня, Великого Экклезиарха, и отправил нас к папе, повелев передать ему следующее. Вот объединение по милости Божией состоялось. и вчера была праздничная литургия в присутствии всего множества латинин и греков. Итак, мы объединились, и нет между нами никакого различия, так что мы присутствовали на Вашем богослужении и перед всеми заявили подобающее почтение Вашему служению.

Подобает вновь тем же образом в присутствии и по повелению Твоего блаженства всем собраться в той же церкви, чтобы и наши отслужили литургию А Вы бы присутствовали и смотрели на богослужение нашей Церкви, как это и подобает, дабы во всем сохранялось между нами равенство. Надо, чтобы Твое блаженство объявило о всеобщем собрании и дне, в которой оно произойдет. Итак, мы пошли и передали это Папе в присутствии кардиналов и избранных епископов-советников. Они отвели нас в другую залу, достаточно времени посовещались. Затем вышли Юлиан, Камерари и Ферман и сказали нам, «Вы просите совершить литургию в присутствии Папы и всех нас. Но ни мы не знаем, ни Папа, какова Ваша литургия. Поэтому мы просим, чтобы Вы сказали нам, как происходит Ваша литургия и рассказали, насколько возможно все, что на ней происходит по Вашему чину». Митрополит Российский рассказал, как сначала происходит Проскомидия, затем начало Литургии и потом всё по порядку до конца.

Митрополит Никейский восполнял пропущенное или то, что было не вполне разъяснено. Они, выслушав, возвратились к Папе. И затем они же вновь вернулись к нам и сказали «Мы передали Блаженнейшему Отцу то, что Вы нам рассказали. Все это нелегко постигается одним только словом, но лишь взгляд на совершение этого удостоверяет каждого, что есть что. Нелегко, прежде чем блажение Шипапу увидит и поймет, какова ваша литургия, просто разрешить служение в его присутствии и на общем собрании. Поэтому он повелевает, что если вы хотите, пусть кто-нибудь из ваших придет сюда и отслужит отдельно в каком-либо помещении. чтобы папа увидел весь чин вашего служения. Если же вы не хотите это сделать, то назначьте день, чтобы служить литургию, когда вы по обыкновению ее совершаете, и пойдут туда двое или трое кардиналов.

В особенности захочет видеть это богослужение венецианский кардинал. Это был там присутствовавший камерарий и племянник папы. Итак, они пойдут и увидят это, и если они возвестят нам, что чин вашего служения достойнейший, тогда мы разрешим это и общественным образом. А по-другому устроить это нелегко. Итак, сделайте из этих двух вещей то, что вам нравится. Когда по нашем возвращении услышал это император, то вознегодовал и, среди прочего, сказал. Мы дерзали исправить многие ошибки латинин, Теперь же я вижу, что они, изменившие и исказившие многое, хотят исправить нас, ничего не переменивших». На этом император перестал просить о литургии.

После этого папа известил императора, что поскольку митрополит Эфесский не подчинился решению собора и не подписал Орос, то следует его осудить соборным образом. Если он не подчинится, то что бы было ему подобающее наказание? Так что пришли его нам для суда. Еще мы утверждаем, что в вашей церкви имеют место некоторые искажения, как мы слышим, и их необходимо исправить. Среди них развод супругов, о чем Господь наш Иисус Христос сказал, что кого Бог соединил, человек да не разлучает. Вы же дерзко разводите их. К тому же у вас представился патриарх, и мы утверждаем, что нужно вам поставить другого, пока вы еще здесь. Это будет к большему укреплению единства и в помощь будущему патриарху, ведь и он и у нас обретет честь, любовь, помощь и милость.

Также и мы здесь имеем нашего константинопольского патриарха, который достойный человек, полезный, благородный, а также старец и богат. Если вы возьмете его в качестве патриарха, то это будет помощь в вашей церкви, ведь он стар и недолго продлится жизнь его, и через короткое время церковь получит его богатство. Не знаю, помешает ли вам и наязычие сего мужа. Если же это препятствие заставляет обратить взоры на другого, то поставьте здесь другого из ваших». На это император ответил. В отношении Патриарха мое суждение таково. Ни это время, ни место не дают нам пока возможности поставить Патриарха. Когда же мы с Божьей помощью вернемся в Константинополь, то созовем и других архиереев, ведь мы имеем и других, и по всеобщему выбору поставим там Патриарха.

Что касается митрополита Ефесского, то он наш архиерей, и дело наших позаботится о нем. Они будут обращаться и убеждать его словами дружбы и совета не один раз, но многажды. И если он окажется совсем неуступчивым, то будет подлежать суду нашего Собора. И Собор сделает то, что определит по его поводу. Так что, поскольку он наш, вовсе не следует Папе здесь искать суда над митрополитом Эфесским на своем синоде. Но мы сами позаботимся о нем. На следующее воскресенье после объединения император захотел, чтобы было провозглашено поминовение Папы в диптихах. При том, что ни он не посоветовался об этом с нашим так называемым Синодом, ни Папа об этом его не просил.

К тому же, когда говорили о прибавлении к символу, некоторые из наших сказали людям Папы – хорошо, что мы внесем имя Папы в диптихи. И таким образом, при установленном мире и единстве мы кончим говорить о прибавлении и обучении. То они сказали, что Папа считает необходимым делом исправить и прийти к согласию в том различии, которое мы имеем в отношении учения. А поминовению он не придает никакого значения, поскольку не считает это чем-то важным. Тем не менее, Император распорядился, чтобы великий служил в императорской резиденции как архидиакон и совершил поминовения. Тот же сказался больным. Вместо него служил секретарь, с удовольствием совершивший поминовения. Совершал литургию Великий Протасинкел.

От папы пришли пронотарии и три епископа, и они стояли, внимательно смотря на литургию. На этой литургии Великий Протасинкел не во время освящения не благословил божественные дары, не во время соединения, как говорили в точности все видевшие, которые и обвиняли его, а больше других сослуживший тогда с ним Второй Диакон Филипп, который считал это ужасным и весьма обвинял служившего таким образом. История ниже пусть будет добавлена как анекдот. а по правде, как улечение прискорбной перемены в упомянутом Диаконе. После того, как в следующее воскресенье после объединения произошло поминовение Папы, готовились служить в императорской резиденции. Случилось, что тот же Филипп крепил длинные деревянные балки, на которых висели покрывала, с помощью которых устраивался вид храма. Стоял там и великий протасинкел, И когда Филипп прикреплял балки, одна упала и ударила по лбу великого Протасинкела. Тот сразу же разгневался и начал бронить и обвинять Филиппа.

– Проклятый и ничтожный! – кричал он. – Ты едва не выбил мне глаз! Когда Филипп сказал, что это произошло против его воли и попросил прощения за случившееся, не по умыслу и не причинившее вреда, тот вновь сказал Я чуть было не потерял сейчас глаз по твоей вине. А ты, дурной и бесстыжий человек, выступаешь и считаешь возможным что-то говорить». Филипп вновь ответил. «Владыкамуй, это против воли получилось. Прошу, прости меня».

Когда тот вновь множество обид и оскорблений употребил против него, Филипп начал терять терпение и сказал. «Я тебе сказал, Владыкамуй, что против воли произошло случившееся. Если ты считаешь, что я сделал это нарочно, то в этом ничего удивительного, ведь ты сам добровольно ослепил глаз души своей. Что нового, если бы я и телесный твой глаз ослепил? Тогда еще больше разгневался великий Протасинкел и стал бесчестить и оскорблять его рыночными словами. И, наконец, сказал, что от одержимого митрополита Эфесского вы имеете такое научение. чтобы дерзить нам. Такому вот богословию учит вас митрополит Эфесский».

Ответил Филипп. Митрополит Эфесский – святой человек, наилучший учитель и подлинный богослов. Когда он говорит, вы не понимаете, и вы даже не в состоянии быть его учениками. Вы говорите, что он одержимый, подобно тому, как иудеи говорили это о Спасителе, подражателем которого он является. И так это еще больше воспламенило его гнев, и он пустился без конца обвинять и оскорблять, и даже добавил к этому, что «если я не скажу императору, и он не сожжет одного из вас, не прекратится это зло». И только тогда он с трудом замолчал. Но все же и тот, обличивший великого Протасинкева, как ослепившего глаз своей души, В последующем добровольно ослепил он несчастный многообразно глаза собственной души и пал ужаснее, чем другие. Падение прискорбное и достойные слез.

Такова эта история. Митрополиты, изнуренные старостью и лишениями, просили отправиться в Венецию и немного отдохнуть, ведь в них уже не было никакой надобности после произошедшего объединения и подписания Ореса. Император ответил – пусть они продержатся до того времени, когда получат деньги на пропитание за прошедшие пять месяцев. Ведь если они уйдут, папа не даст то, что он им должен. Также он повелел и сказали папе – поскольку единство совершилось и в последующем церкви всегда будут едины, по милости Божией надо, чтобы каждая церковь держала относящиеся к ней пределы и метрополии. которые она имела от начала. И так нужно, чтобы наша Константинопольская Церковь призвала назад и взяла Крит, Киркиру и остальные острова и митрополии, которые отторгли от нее римские архиереи. Папа не захотел не услышать это хоть краем уха, не дать ответ.

Некоторые из архиереев, в первую очередь те, кто имел латинских епископов внутри своих митрополий, просили и умоляли императора, чтобы он позаботился и исторг латинских епископов из их церквей. Это были архиереи Монимфасийский, Родосский, Метелинский и другие. Император побудил их взять других архиереев, кого хотят, и самим явиться к папе и просить об этом, так как сам он и раз, и два сообщал об этом, и не получил никакого ответа. Итак, эти архиереи отправились к Папе, взяв с собой митрополита Никейского и некоторых других. Они просили во множестве слов, чтобы Римская Церковь позаботилась о своих епископах, находящихся в наших епархиях, как ей покажется наиболее подходящим, и освободила митрополии так, чтобы на них были исключительно наши архиереи. Среди прочего они сказали и то, что Святая Римская Церковь должна хранить божественные и священные каноны и поступать так, как они повелевают. А каноны запрещают быть двум епископам в одной и той же епархии, так же, как и рукополагать кого-либо в непринадлежащие ему пределы. Много было об этом сказано слов с каждой стороны, и, наконец, с римской стороны дали такой ответ.

Теперь, по милости Божьей, Церковь стала единой, и ни вы не думаете иное, нежели мыслим мы, ни епископы, о которых вы говорите, не думают и не учат иному, нежели думаете и учите вы. Поэтому нет необходимости, да и не просто убрать вас из ваших церквей или же изгнать наших из них. Поэтому мы говорим, чтобы вы оставались в этих епархиях вместе с находящимися там нашими епископами. И если латинский епископ умрет первым, пусть грек держит свою епархию один всю свою жизнь, а после его смерти восточная церковь пусть вновь назначит другого и далее таким же образом. И если же грек умрет раньше, то пусть латинин один держит епархию таким же образом, а после его смерти Рим возьмет церковь и папа поставит другого епископа и далее таким же образом. Это опасное лекарство Папа предложил только на словах, а на деле никоим образом. Но оно не было ни справедливым, ни каноничным, чтобы его принять или чтобы ему быть одобренным с нашей стороны. Папа просил Императора, чтобы к нему прислали митрополита Эфесского.

Император призвал митрополита Эфесского, сказал ему, поскольку Папа извещал о тебе дважды и даже уже трижды, нужно тебе пойти к нему. Но не бойся, поскольку я много говорил и свидетельствовал за тебя и заранее постановил, чтобы не произошло с тобой ничего плохого и дурного. Итак, иди и слушай все, что он тебе скажет, и отвечай прямо на его слова все, что тебе покажется подходящим. Итак, митрополит Эфеский пришел к папе и нашел его сидящим в зале вместе с кардиналами и шестью епископами, которые были избраны для совета. Он поклонился и, увидев, что люди вокруг папы сидят, сказал «У меня болят почки и ноги, и я не могу стоять», и сразу же сел. Через несколько лет после этого митрополит Эфесский умер от рака. Возможно, это был рак почек, усилившийся из-за стресса, пережитого на Ферраро в Варентийском соборе. Нет свидетельств о том, чтобы раньше, во время соборных дискуссий, митрополит Эфесский стоял с трудом.

Папа сказал Митрополиту Эфесскому множество слов, и их цель была в том, чтобы убедить его последовать за Собором и одобрить объединение. А если он этого не сделает, то претерпит то, что претерпели непослушные на Вселенских Соборах, которые были отлучены и объявлены еретиками. Митрополит Эфесский также дал на слова Папы подобающие ответы. Об угрожающем суде он сказал, что соборы осудили тех, кто не повинуется Церкви, но отстаивает некое противное ей учение и борется за него. Поэтому их и называли еретиками, и осуждали сначала ересь, а затем и тех, кто ее придерживался. Я же не превозглашаю ни собственного учения, ни какого-либо новшества, ни настаиваю на каком-либо чуждом и незаконном догмате. но храню себя в неповрежденном учении. Его Церковь приняла и держит от самого Спасителя Христа и до ныне.

Его и Святая Римская Церковь держала досхизмы вместе с нашей Святой Восточной Церковью. Это благочестивое учение Вы и раньше всегда восхваляли, и на этом соборе часто его хвалили, и никто не может за что-либо порицать или осуждать его. Итак, я держусь этого учения и не хочу от него уклоняться. Как же я подвергнусь суду, которым осуждались еретики? Кто, здравый и благочестиво рассуждающий, сотворит это против меня? Нужно ведь сначала осудить учение, которое я исповедую. Если же оно признается за благочестивое и православное, то как же я буду достоин осуждения? Когда он это и многое другое сказал, и выслушал, ему было позволено вернуться к себе.

Папа вновь напомнил Императору, что необходимо тебе здесь поставить Патриарха, поскольку это удобно по многим причинам, и в первую очередь для укрепления единства. Ты ведь избрал и привел сюда лучших из тех, кого имеешь. Так из них и избери Патриарха. И вообще поставь его здесь, так как тебе ничего не мешает избрать, кого ты хочешь. Это посоветовали папе некоторые архиереи по внушению митрополита российского, стремившегося к патриаршеству. Услышав об отсрочке и промедлении императора, и особенно о том, что он хочет сделать выбор по совету своей матери, святой императрице, эти архиереи употребляли жесткие слова и говорили. Мы больше не будем терпеть такого и не будем ожидать советов императриц, поскольку это и есть дело архиереев. Итак, давайте соберемся, проголосуем и поставим Патриарха.

Тогда Великий Протасинкел посоветовал Императору, что вот Папа дважды извещал Твою Царственность по поводу Патриарха, и Ты отверг его предложение. Возможно, что он возвестит и в третий раз. И если Ты и тогда отклонишь извещение, то Папа будет это считать большим пренебрежением к себе. Итак, нужно подумать и измыслить то, что будет тебе в убедительное и приглядное извинение. Я тебе напомню и скажу, что архиереи часто просили, чтобы ты позволил им отправиться в Венецию. Итак, повели теперь, и пусть отправятся первые и старейшие из них. И если папа обратится, ты скажи, что епископы моей церкви больше не смогли здесь оставаться и бедствовать, поэтому они и ушли в Венецию, и мой синод остался неполным. Так что я не могу поставить патриарха с таким синодом.

Император принял этот совет и решил так и поступить. После объединения Император просил полагающихся средств на пропитание, но ничего не добился. Когда он получил указанный совет, то стал просить средства еще прилежнее и усерднее. Папа ответил, что средства на пропитание готовы и будут даны. Надо, чтобы Орос был переписан, и были бы изготовлены другие пять экземпляров Ороса в качестве подлинника, чтобы и вы взяли из них один, а остальные мы пошлем нашим королям. – Какая нужда в пяти? – сказал Император. – Хватит двух, чтобы мы взяли один, а у вас был другой.

Но люди Папы ответили – необходимо, чтобы было по меньшей мере четыре. Что и произошло. Папа просил, чтобы были переписаны и подписаны другие Оросы, а Император, чтобы были даны деньги на пропитание, ведь об этом его просили все, теснимые нуждой, которые истратили все, что принесли с собой и не имели на что дальше покупать еду, ведь в течение пяти с половиной месяцев средства на пропитание никому не выдавались. Император, узнав, что выдача средств все время откладывается, Передал через Кир Мануэла Вулота и сообщил митрополитам Ироклийскому, Манимвасийскому и некоторым другим архиереям, что если латины не принесут вам на подпись Оросы, скажите, вы сначала дайте нам средства на пропитание, а потом мы подпишем. И так они сделали, как были научены. Но не во время подписания первого Ороса, тогда даже речи не было ни о даянии, ни о прошении. а с последующими копиями. Но и это они сделали не от себя, но по приказу императора, как Господь знает.

Но и таким образом они ничего не достигли, но только просили и не хотели подписывать, согласно императорскому предписанию. В Латинине, увидев такое противодействие, принесли оросы во дворец и просили, чтобы император приказал, и подписали бы им. Император приказал, и мы собрались в его резиденции и подписали. Те из нас, кто подписал и первый Орос, кроме одного великого Протасинкела. Тот сообщил Императору, что я подписал первый Орос, и этого достаточно. Нет необходимости подписывать мне и остальные. Так что не принуждай меня, поскольку я не подпишу по одной причине, которая у меня есть. После этого подписания прошло два дня.

Первые из архиереев вышли и направились по дороге к Венеции. И лишь в день их ухода были даны им средства на пропитание за пять месяцев. И только тем, кто ушел. Они так хотели это получить, что, хотя и просили по приказанию императора, не вполне презрели это. И, получив разрешение вернуться, они от него отказались и ушли. Так что уже помощники отъезжающих архиереев получали деньги своих господ по большей части держа лошадей за поводья, и сразу же, вскакивая на лошадей, уезжали. Я свидетельствую перед Богом всех, что подписание первого Ороса произошло так, как это слово рассказало выше, а последующих – так, как рассказано здесь. Если другие рассказывают об этом иначе, то они клевещут на истину и желают опорочить тех, кто в этом деле не порочен.

но причиняют вред по большей части самим себе. По прошествии пяти дней средства на пропитание были даны и другим, как раз когда они уходили. А после них и всем остальным таким же образом. Так, получив, мы все возвращались, а потом вернулся и император, и шестого сентября прибыл в Венецию. Собираясь покинуть Флоренцию, император послал вперед клириков из своей часовни, среди которых был и упоминавшийся диакон Филипп. Они ехали и каждую ночь останавливались в гостиницах, как там принято. Как-то они остановились в гостинице в Болонии, где находились также английские послы, направляющиеся к папе. Они, узнав о том, что там находятся некоторые люди, возвращающиеся с собора, пришли к ним, желая узнать, что произошло на соборе.

И они спросили, что же произошло на соборе. Филипп ответил, что все прошло хорошо, Церкви Божии объединились, каждая сторона приняла единство, и мы расстались объединившимися. Послы спросили, как вы объединились? Вы пришли к нашему учению, или же мы к вашему? И сказал Филипп, не мы не пришли к учению латинин, не латинины к учению греков. Но учения сами по себе были рассмотрены каждой стороной, и они оказались согласными, и оказалось одно и то же учение. Поэтому было решено, чтобы каждая сторона хранила то учение, которое она имела до настоящего времени, но при этом мы были бы едины. Они вновь спросили, а с прибавлением что произошло?

Наши убрали его из символа? Или вы прибавили его к своему? — Ни мы не прибавили его к нашему символу, — ответил Филипп. — Ни латинине его не убрали из своего. Но было решено, чтобы мы произносили его без прибавления, а латинине с прибавлением. И вновь спросили его послы. — В отношении пресного хлеба что произошло? Наши согласились служить на квасном, или вы на пресном?

Не то ни другое, сказал Филипп, но мы будем служить на квасном, как и раньше, а латинине на пресном. Еще спросили. И был написан Орос? Как в нем написан символ веры? С прибавлением или без прибавления? Вовсе не был записан в Оросе святой символ, ответил Филипп. Тогда послы сказали. И что это за Орос, в котором не поместили символ веры?

И что это за Вселенский Собор, который составил такой Орос? И они сразу добавили и заключили. Поскольку ни символ веры не был записан в Оросе, ни одна жертва не была одобрена для служения всеми, будь то квасная или пресная, ни прибавление не было изъято из символа или же, наоборот, добавлено к греческому, ни в отношении учений не пришли к согласию обе стороны. чтобы все одобрили то, что говорили латинине или то, что говорят греки. Но каждая церковь держится того, чего держалась раньше. То и это единство, как вы его называете, вовсе не подобает называть единством». Так эти послы отвергли произошедшее объединение, разумно, истинно и согласно с нами в понимании того, что означает единство. Итак, упомянутые послы поняли из слышанного, что совершившееся объединение не есть подлинное объединение.

Но если бы они в точности узнали, как и кем это было сделано, то они бы не только не признали его за подлинное объединение, но и вовсе осудили бы совершивших это. И не только они, но все латинине и греки, в особенности обладающие рассуждением и разумом, не считали произошедшее постановлением Вселенского Собора. и не порицали тех, кто не принял такое постановление. Ведь все соборы, как вселенские, так и поместные, которые занимались исследованием церковных догматов, изучали стоявшие на них вопросы, прорабатывали и проясняли все в этих темах, что нуждалось в размышлении и заслуживало исследования, записывали и отмечали это. После тщательных исследований и доказательств Когда на каждом соборе отцы собирались принять решение, зачитывали написанное и напоминали о том, что было ранее прояснено и доказано. Затем всех епископов спрашивали в установленных местах, где они собирались, и каждый говорил невозбранно свое мнение и точку зрения на предшествовавшие исследования и доказательства. Присутствовали и слушали все, и таким образом вырабатывалось и принималось решение Собора при согласии всех епископов или же большинства и лучших из них. И не только в догматических и церковных делах, но и на каждом суде то же самое происходит в отношении судей, где каждый высказывает свое мнение об исследуемых предметах и таким образом свободно принимают решение.

Данный же собор не таким образом пришел к заключению, и он вовсе не вынес никакого решения, и не спрашивали у его участников, кто какое имеет мнение о том, что обсуждается на собеседованиях. То, что собор собрался вселенский, никто не возражает. То, что собор вынес какое-либо решение, не скажет никто из на нем присутствовавших, разве что скажут, что он просто имел какую-то видимость законности. Поскольку на соборе присутствовали император, папа, патриарх Константинопольский, местоблюстители остальных восточных патриархов и епископы от каждой стороны, то на нем сохранялся вид Вселенского собора. И дискуссии, проходившие в присутствии всех, проходили будто бы по чину Вселенских соборов, и на них записывались речи выступавших. Латини не с гордостью и превозношением указывали, как они и говорили, и восхваляли себя, что мы блестяще доказали ясно, четко и яснее Солнце и тому подобное. То, что нуждалось в исследовании и доказательстве, представлялось им самим как ясное и служило для доказательства. А слова наших не ставились ни во что, так как они были во власти превозношения и хвостовства.

И все же, хотя подобного рода дискуссии доходили до такого недолжного состояния, казалось, что сохраняется внешний вид Вселенского собора и соответствующим образом ведутся соборные дела. Когда же собеседования закончились, собор более не сделал ничего, но все происходило отдельно, скрытно и прикровенно. Ведь встречи императора и десятка архиереев проходили у папы в частном порядке и закрыто. и ни остальные наши архиереи, ни латинские епископы не знали, что там говорили. Также и встречи наших, имевшие место в императорской или патриаршей резиденции, проходили келейно, и происходившее там не было подобно всеобщему собору, но там лишь измышлялись пути и способы, чтобы наши просто одобрили объединение с латининами. И голосования, которые были на этих встречах, не были как голосования на Вселенском Соборе, но были лишь голосами отдельных людей, от которых требовалось одобрить объединение. Когда показалось, что их убедили, тогда папе возвестили, что греки одобрили то, чему учит Римская Церковь, что исходит Дух Святой и Ацина, и что они уже объединены с Западной Церковью. Тогда был составлен Орос и все, что в нем.

по воле мне многочисленных людей с каждой стороны, которые это приготовили. Но что исследовать не входит в задачи данного сочинения. Итак, участники Собора не знали, как все это делалось, поскольку все происходило тайно и по углам. Вселенский Собор никогда не делал ничего подобного. Ни во время дискуссий, ни вообще с начала работы Собора никто, ни грек, ни латинин, не был спрошен и не высказал своего мнения на Соборе. Поэтому никто не может справедливо обвинять неодобривших объединения, как не спровергающих решения Вселенского Собора, поскольку никто из его участников не заявил соборно, что он одобряет то, что исходит Дух Святой и от Сына, и что должен всем принимать, мыслить и верить в это, как в несомненное и согласное. Вот то, что на самом деле сделали на соборе латинские и греческие епископы. Греки знали, что Орос подписан императором, подписали и они.

Знали и латинине, что он подписан греками и папой, подписали и они. При этом большинство не знало, что в нем написано. Ведь кроме немногих из латинин и греков, которые изучили Орос, или тех, кто оказался рядом, когда его Большинство не знало о его содержании. И когда собрались подписывать, ни среди греков Орос не был прочитан, ни перед подписанием, ни сразу после, ни среди латинин. Лишь на следующий день, когда Орос читался в церкви, о чем уже было слово, епископы спросили, и латинине ответили, плацет, плацет, а греки – нравится. Но все это говорилось такими способами, о которых и раньше, и сейчас рассказано наше правдивое слово. Так был составлен Орос, и таким было знание епископов о его содержании, и таковы были хитрости, и интриги, и насилия для достижения этого. Пусть желающие решат, нужно ли считать такой Орос постановлением Вселенского Собора, и нужно ли таким образом совершившееся объединение принимать как истинное и безусловное единство?

И противоречат ли соборному решению те, кто не принимают объединение Иорос? Наша цель не в исследовании всего этого, но в том, чтобы изложить все так, как оно было, прояснить это для желающих и предоставить последующим. Итак, пусть слово нас вернет к тому, что изначально было положено в качестве цели.