129. Об отпадении ближних

Нередко задают вопрос, в наше время нередко, конечно, о том, что делать, когда очень большие искушения у монаха возникают из-за того, что он обескуражен падением каких-то столпов, которые то ли вообще были в его среде какими-то столпами христианства или монашества, то ли, может быть, вообще не были, но лично для него были какие-то члены общины, на которых он опирался. И вот они отпали. Я имею в виду не то, что они умирают, потому что здесь как раз не будет такого искушения, а вот именно они отпадают от христианства или от монашества, ну, фактически, значит, от христианства, но сами они, может быть, считают, что от христианства они не отпадают. Но, в общем, как на это реагировать? Потому что, конечно, есть у всех рациональные аргументы, что там он не прав, а я прав, если я не отпадаю, но все равно становится тяжело. Более того, мы можем сказать, что это на соматическом уровне проявляется. Вот у нас перед глазами стоит недавний пример судьбы отца Серафима Роуза, который умер от чего-то там типа перитонита и от прободения язвы желудочно-кишечного тракта. Но ведь мы понимаем, что эта болезнь имеет психосоматическую природу и понимаем, от чего она обострилась.

От того, что его ближайший соратник Герман Подмашенский развел там какой-то гомосексуализм в этой пластине, и получилось, что та конкретная монашеская община, которую создавал отец Серафим Роуз, но не один, а вдвоем с этим Германом, она оказалась совершенно эпикфейлом. Она не просто развалилась и перестала, а превратилась в свою сатанинскую противоположность. Тут, конечно, можно сказать, что это тоже будет справедливо, что принесение подобных мучений – это часть нашей христианской жизни, тем более монашеской. Поэтому надо принимать, если уже так тело реагирует, что прямо умирает, значит, надо умирать. Это бывает. Но все-таки вопрос задается о том, как с этим бороться. Бороться, конечно, надо. Мы не только из монашеской жизни об этом научаемся, но и из Ветхого Завета.

Я об этом сейчас скажу. Общее правило, я тоже полагаю, что помнят даже те, кто задавал вопрос, но я все-таки его напомню. Это видение святого Антония, которое тоже парадигма для монашества, когда ему были показаны все эти дьявольские соблазны, которые наврошены по всей земле, так что никто не может их избежать. И когда он спрашивает ангела, что же делать, если так все плохо, то на это ему ответ был только один – Антония, себе внимай. Мы должны смотреть сами за собой, и тогда не будут на нас действовать такие искушения. Но видим, что не все святые даже могли в полной мере последовать этому совету. Я все-таки еще переведу его на современный язык, потому что есть более новая аналогия, которая о том же самом. Когда мы выбираем христианство, тем более монашество, мы подобно гонщикам, которые преследуют зайца.

Просто такая стая бежит, преследует зайца. Зайц хорошо убегает. Может быть такое, что все собаки отстанут и потеряют след, но та конкретная собака, которой являешься ты, должна все равно не обращать на них внимания, а думать только о зайце, стараться его не потерять и преследовать. Это касается… Зайцем является цель нашей христианской жизни. Получается, что Бога мы сравнили с зайцем убегающим, но всякие такие, казалось бы, неадекватные сравнения, они только как раз еще более адекватные. Такие Евангелия построены так, что Бога сравнивают не только с хорошим чем-то, а и с плохим, и с разным, чтобы понимали суть, а не отвлекались на сравнение. Это представлять себя гонщик, который бежит за зайцем, который не помнит вообще и не видит, что рядом с ней бежали какие-то еще гонщики другие. Это вот наше положение в общине.

Да, община в чем-то похожа на стаю и нас поддерживает, как стая поддерживает своего члена, но это не главное. А главное, мы все-таки одни, один на один со своей целью, и нам по большому счету нет дела до этой стаи. Но все-таки есть еще один, я думаю, тоже многим памятный и очень важный пример из Ветхого Завета, который относится как раз к первому образцу монашеского жития, к пророку Ильи. Пророк Илья, как известно, и был первым монахом, согласно нашей собственной историографии монашества, как монашество описывает свою собственную историю. И был у него эпизод весьма депрессивный, когда он хотел, чтобы Господь взял от него его душу, потому что никто не хочет слушать истинного Бога. Все поклонились Вуалу, и меня, последнего, который пытался сказать, тоже пытаются убить. Что ему на это Господь сказал? Ну, в общем, он, конечно, сказал ему, что это не твое дело думать о том, кто там еще есть и как, но все-таки он его утешил.

Он сказал, что еще есть семь тысяч, которые не преклонили колено пред Валам. То есть большое число, просто ты их не знаешь. Причем, обращу внимание на то, что ни с одним из этих семи тысяч он его не познакомил лично. И до конца жизни пророк Илья так никого и не увидел, надо полагать, из этих семи тысяч. Но это уже неважно. Главное знать, что они есть. Вот так же и мы должны знать, что если в поле нашего зрения никого нету, кто не преклонил колено перед Валом, то это, в общем-то, дело житейское. Никто не обещал, что они будут, и даже если мы выбрали монашество, одиночество, то мы, в общем-то, напросились на ситуацию, когда их становится невидно.

Но обещано, и не может быть иначе, что они есть вообще. Не обязательно в поле нашего зрения, но они есть как таковые, и поэтому мы с ними всегда в единстве. Единство Церкви – это единство не только со святыми, которые жили в прошлом, но и с теми христианами, которые живут сейчас. Даже если по-житейски мы их никогда не узнаем, это неважно. Поэтому настоящее одиночество у православного христианина, тем более если он монах, не может быть никогда. Тем более монах – это не в том смысле, что у него еще больше не может быть. Тут все как раз одинаково. А в том, что он должен это лучше понимать, чем если он монах.

Поэтому надо понимать, что если мы монахи, то мы напросились сами на то, что можем попасть в такую ситуацию, когда мы окажемся одни, когда никакой поддержки и никакой дружбы ни с одним человеком, тем более общины, у нас не будет. Когда среди живых людей мы, может быть, не узнаем, не сможем назвать ни одного имени того, кто сохранил верность православию. Но это все неважно. Важно нам самим ее сохранить. Но в поддержание нас в такой ситуации нам приводится история пророка Ильи, которая заставляет нас верить в то, что всегда есть еще какие-то люди, которые не преклонили колено предвалом.