121. О монашеском облачении

Спрашивают многие, причем не только меня, о том, зачем нужны монашеские одежды специальные, какой в них смысл, какова их история, как их надо носить. Ну, конечно, в торжественных случаях монахи надевают свою военную форму, которой являются эти одежды. Здесь никакого спора нет, и, наверное, вопрос тоже не об этом задается, а как в обычной жизни их носить. И вот здесь возникает некоторая проблема, потому что, с одной стороны, есть монашество, как мы его знаем и любим, а с другой стороны, есть это увеличение воскрилиями рис и тому подобное, потому что монашеская одежда, которая нам привычна, она довольно-таки торжественна, величественна, почетна и так далее. Поэтому как-то не очень ясно, как монах может ее носить в обществе каком-то, по крайней мере, когда он просто ходит по улице. И вот, действительно, надо, чтобы ответить на все эти вопросы, как всегда, нужно обратиться к самим основателям монашества, которые все нам объясняют. Да, они нам объясняют, многие читали в Авадорофеи, например, смысл тех или иных монашеских одежд, там каждый есть свой смысл. Причем, читая Авадорофея, внимательный читатель заметит, что у него одежда описывается несколько не такие, которые сейчас приняты в русском монашестве, и не такие, которые приняты в греческом, при том, что в греческом и в русском приняты несколько разные.

Но суть примерно так вот одна, да. Но о ком говорит Авадорофей? Он описывает монахов, живущих не просто даже в монастыре, а в монашеской республике, такой первой и образцовой, которая была создана в Палестине. И там, конечно, все монахи, как армия, чтобы никто не выделялся, были одеты по форме. А когда монахи жили более дико, как это происходило в IV веке в Египте, или как это происходило в разных просто местах, где случайно оказывались монахи, то там все было иначе. И традиционно никакой специфической монашеской одежды не существовало. Есть о принципах, какой должна быть монашеская одежда, говорит рассказ в египетском потеряке, который, конечно, высокоавторитетен сам по себе, как все, что сказано в египетском потеряке, но его, кроме того, и цитируют потом многие, как образец. И поэтому я тоже вспомню, что суть его в том, что монашеская одежда должна быть такой, что если она валяется целыми днями на дороге, то ее никто не поднимет.

То есть, чтобы даже нищему было как-то противно ее надевать чересчур. Ну, вот это принцип. То есть, конечно, не можешь ходить в такой вот так, чтобы было хуже, чем одеваются нищие. Ну, одевайся лучше, чем нищие, или хотя бы как нищие, или еще лучше. Но тогда и понимай, что ты, в общем, несколько не по-монашески, и смиряйся, что не можешь в этом, конечно, можешь в чем-то другом тоже не можешь следовать монашеским идеалам. И это не означает, что монашеская одежда не сакральна, что вообще не имеет никакого значения монашеская одежда, потому что можно сделать поспешный вывод такой, вот он тоже будет неправильный. Потому что монашеская одежда, конечно, сакральна. Более того, посвящение в монашество – это исконный немонашеский постриг.

Пострижение в лаз – это вообще довольно позднее прибавление к обряду, и хоть оно дало нам название этого обряда, такое принятое у нас сейчас, но у меня отражает его суть. Суть – это именно облачение в монашескую одежду, собственно, ресофор. Вот это вот и есть, по сути, монашество. И мы это видим как раз в житии Антония Великого, когда его сделал преемником Павел Фивейский. Для чего он встречался? Сейчас бы благочестивый какой-нибудь рассказ, он бы, скорее всего, предполагал, что кто-то его должен был пересмертию причастить и так далее. Да нет, Павел Фивейский умер без причастия пересмертию. Он как 80 лет перед этим не причащался, так он и не причащался, потому что он имел причастие невидимым образом и не нуждался в том, чтобы кто-то принёс ему видимое причастие.

А Антония встретил для другого, для того, чтобы сделать его своим преемником. Как он это делает? Что он ему завещает? Он ему завещает свою милость. Милость – это плащ буквально, это верхняя одежда. И вот эта милость святого Павла Фивейского, потом ставшая милостью святого Антония, она вот и есть посвящение в монашество. И в Эфиопской церкви до сих пор сохраняется это в таком народном предании, представлении, что если кто-то, хоть случайно, хоть ради шутки, любую деталь монашеского облащения наденет на себя, то это означает, что он должен быть монахом, что он уже монах, что всё, он принял постриг, и со всеми вытекающими, что это уже необратимо. Это немножко, конечно, такое народное преувеличение, но совершенно реально существующая и вполне здравая идея.

Конечно, Антоний и Павел Фивейский повторяли ситуацию с пророком Ильей и Елисеем, как на Елисея упала милость возносящегося Ильи. А Илья и Елисея – это есть пара, которая даёт начало всему монашескому роду, потому что ещё в Ветхом Завете, начиная с пророка Ильи, монашеская жизнь как особый институт существовала, и она никогда не прерывалась, хотя меняла некоторые свои формы, и так вот на каком-то этапе стала нашим христианским монашеством. То есть милость и одежда. Что такое милость для нашего времени? Это просто верхняя одежда обычная, то есть что-то вроде куртки или пальто для нашего времени. Поэтому настоящая монашеская одежда, если не говорить о какой-то парадной форме, которая хороша для каких-то особых заседаний, может быть, для церковных собраний, она является одеждой обычных людей, а в идеале, конечно, очень бедных людей, потому что не можешь так одеваться, то, по крайней мере, так, чтобы не очень выпендриваться. То есть надо жить, не выделяясь одеждой среди тех людей, среди которых ты живешь. Это, я думаю, принцип для любого монашества, кроме того, которое организовано в какие-то свои особые резервации, особые монастыри, монашеской республики и так далее.

Да, там своя форма одежды, это гораздо лучше, чтобы никто никак не выделялся, и вот так вот по-военному оно будет и по-монашески. Это то, о чем пишет Авва Дорофей, и то, к чему мы привыкли в истории, когда смотрим на разные монастыри и целые монашеские республики в разных местах. Это очень все хорошо и правильно, но это не наш случай. Наш случай, когда монахи рассеяны и живут непонятно в каком обществе, непонятно среди кого, и тогда у нас не может быть специальной монашеской формы, может быть, кроме как для особых случаев на своих собраниях, монашество должно быть нашей внутренней формой, а внешне мы должны мимикрировать под окружение и не величаться воскрелиями рис.