12. Развитие событий ⧸⧸ Вятский исповедник: святитель Виктор Островидов
Развитие событий в Вятке В Вятке епископа Виктора сразу поддержали четыре храма, из них два собора. Это прежде всего Воскресенский собор с его духовенством и монашествующими. Кроме отца Григория Попыванова, там с 1926 года служил священник Михаил Глушков. Серафимовская церковь со священником Александром Широких, храм Сила Филейки с отцом Леонидом Юфея Ревым и Александреневский собор с отцом Николаем Жилиным. Как отмечалось в материалах следственного дела, решающее влияние на позицию духовенства, не принявшего декларацию оказала выпущенной живущим в Глазове ссылки епископам Виктором воззвание в виде листовки, в которой епископ Виктор определенно указывал, что духовенство не может признать советскую власть и лояльно к ней относиться. Но поскольку та преследует религию, с ней борется, а также оказывается а также оказывает репрессии по отношению к духовенству, эти листовки епископа Виктора сделали свое дело. Первыми их принял причт Воскресенского собора в лице Папыванова, Глушкова, потом священников Широкова, Жилина и Юферева. Юферев привлек до сорока монашек во главе с сыгуменей Эмилией, а в Вятки присоединились монашки, прибывшие из Покровского монастыря с игуменей Февронии, организовавшей между собой сестричество, целью которого было укрепление православия во всей Вятской епархии».
Однако очевидно, что еще до ознакомления с листовками епископа Виктора вятские ревнители частоты православия заняли антисергианскую позицию, не приняв Декларацию митрополита Еще в конце июля, начале августа 1927 года отказался распространять декларацию настоятель Владимирской Церкви Вениамин Тихоницкий, получивший из Москвы от архиепископа Павла Борисовского пакет с двухстами экземплярами декларации и распоряжением архиепископа о распространении их по епархии. Про Таирей распоряжение не выполнено. сославшись на то, что копии декларации якобы конфискованы ОГПУ. На самом деле, как свидетельствовал другой священник, Тиханицкий был в корне не согласен по той причине, как он выразился, что советская власть борется с религией и церковью, сажает в тюрьмы, духовенство отправляет в ссылку, а тут Сергий вдруг не выдержал и за все приносит советской власти чуть ли не благодарность. Если ему нужно относиться лояльно к советской власти, пусть он это заявляет и делает сам, от самого себя, а других не учит. В конце августа архиепископ Павел прислал в Вятку письмо, в котором предлагал зарегистрировать епархиальный совет. Однако власти не давали на это разрешение без решения общегородского епархиального собрания. А на проведение такового потребовали протоколы принятия декларации собраниями приходских советов всех церквей.
Такие собрания были проведены 3-16 октября. Но упомянутые выше священники и их приходы собрания не провели и по-прежнему отказывались принимать декларацию. Фактически они не подчинялись архиепископу Павлу, хотя и продолжали пока поминать его на богослужениях, но обращались за руководством к епископу Виктору. 11-14 октября 1927 года протоиерей Всехсвятской Церкви Александр Серебрянников писал архиепископу Павлу о сложной ситуации в епархии и необходимости его приезда. Пятого дробь восемнадцатого октября архиепископ отстранил от должности благочинного протеерея Леонида Юферева, отказавшегося распространять декларацию и пригрозил запрещением всем вятским священникам, продолжающим поминать епископа Виктора. Цитата. Читал Преосвященный Виктор, епископ Шандринский, бывший Ижевский и Водский, освобожден от архипастерского кормления Вятской епархии и никакого отношения к Вятской епархии не имеет. А потому священников города Вятки и Вятской епархии, которые, вопреки моему телеграфному распоряжению, продолжают благословными богослужениями возносить имя Преосвященного Епископа Шадринского Виктора, предупредить но если они и впредь не подчинятся всему моему распоряжению, то о вторичном понесении осемь будут мною запрещены в священнослужении, о последующем мне донести».
В декабре 1927 года архиепископ Павел приехал в Вятку и развернул активную деятельность. Под его председательством начал работу Временный апархиальный совет. На первом же его заседании, восьмого дробь двадцать первого декабря, было принято решение поставить в известность епархию о начале работы Епархиального Совета, который всецело будет стоять на платформе декларации. Архиепископ Павел поручил Епархиальному Совету обратиться к приходским советам Воскресенского, Серафимовского, Александра Невского соборов и Скорбящинской Церкви Вятки а также церквей, сел, филейки и хлыновка с тем, чтобы они оказали воздействие на своих священников. Однако это обращение никакого воздействия не оказало. Духовенство и прихожане названных храмов остались на прежних позициях. Ход событий в Вятке епископ Виктор изложил в письме от 6 до 29 декабря 1927 года, направленным кому-то в Москву. В Вятке писал он, от начала четыре церкви, из которых два главных собора, тоже не приняли его во звание, хотя общение с епископом Павлом не прерывали, но поминали его при богослужении.
Верующий народ стал группироваться около этих церквей и удаляться от принявших и подписавших во звание и прекративших поминовение моего имени. Вскоре к четырем церквам присоединилась Пятая, но несколько иным путем. Через общее приходское собрание верующие удалили весь Причд, Протаерея, Священника, Дьякона, как не желавших отказаться от воззвания. Причд был уверен, что архиепископ Павел защитит их и никому не позволит занять их места. Оно так бы и было, но верующие делегировали ко мне и увезли от меня того священника, о котором я упомянул в начале письма. Представьте себе переполох среди прельщенных в Вятке. По примеру своих сородичей, обновленцев, они кинулись к гражданской власти за помощью, но не помогло. Прибегли к инсинуации и обвинению в контрреволюции.
Ничего не вышло. Слава Богу, оставалось одно. Поехали к вам в Москву и привезли спасать положение архиепископа Павла. Сей пастор явился в великой злобе. Души православных встревожились его приездом, ожидая всяких репрессий, и телеграфировали мне, прося совета и помощи. Не меньше их встревожился и я за них и недоумевал, что делать. Уже часа в два ночи неожиданно возрадовалось сердце. Одна мысль и решимость успокоили меня.
Я встал и написал такую телеграмму на имя одного из священников православных. «Ввиду приезда в вятку архиепископа Павла необходимо предложить ему принести покаяние и отречься от воззвания, как поругание церкви Божией и как уклонение от истины спасения. Только при исполнении сего условия можно входить с ним в молитвенное общение. В случае же упорства прекратить поминовение его имени при богослужении. что допускалось лишь как временное до его приезда и выявление ожесточения его сердца. Так пастыри и сделали, и как жалки были его оправдания и ничтожные рассуждения по всему предмету. От отречения, от воззвания он отказался, ссылаясь на митрополита Сергия. В следующем письме, очевидно, тому же адресату, Владыка Виктор сообщал подробности встречи архиепископа Павла в Вятке, когда ему предложили покаяться и отречься от воззвания 16 июля.
Он оказался весьма жалок, был в своем оправдании. Тогда, говорит, меня ожидает тюрьма и всякие лишения. Один священник гарантировал ему полное обеспечение, но он не согласился. Из поставленных ему вопросов выяснилось, что действуют они без благословения митрополита Петра и сознают, что если он приедет, то удалит их, и мы уйдем, так и сказал. А что за это время они столько зла наделают и тысячи душ погубят, от этого и глазом не моргнул. Сознался, что сделали они это по настоянию гражданской власти, а на вопрос, чего достигли, Ответил, что он теперь чувствует себя архиереем, у слепота, а не чувствует, что изглажен из книги жизни. 1-14 декабря 1927 года архиепископ Павел составил послание к духовенству и верующим Вятской епархии. Во избежание недоразумений, писал он, для успокоения и для предупреждения и прекращения напрасной смуты и волнений среди православных патриарших приходов в веренной мне вятской епархии, поставляю своим служебным долгом кратко ознакомить вас с содержанием и направлением деятельности Временного Патриаршего Синода, возглавляемого заместителем Патриаршего Местоблюстителя, Преосвященным Сергием Митрополитом Нижегородским.
писал архиепископ Павел. Будучи не только членом Синода, созванного единоличным митрополитом Сергием, подписавшим Июльскую декларацию, но и одним из активных защитников его политики, архиепископ Павел спешил успокоить свою паству и порадовать некоторым достигнутым за истекшие полугодия успехам во благо Церкви. Во звание от 16 дробь 29 июля которым митрополит Сергий и члены Синода определенно заявили о своей полной лояльности и искреннем подчинении советскому правительству, создало для митрополита Сергия и Священного Патриаршего Синода обстановку вполне мирного, никем и ничем не возбраняемого труда на пользу Церкви под охраной советского законодательства, предусматривающего самоопределение культовых объединений в их религиозной жизни в порядке внутренней церковной дисциплины». Конец цитаты. Содержание послания архиепископа Павла поразительно по своим сиргианским признаниям. Это особенно удивляет при сопоставлении его с прежними заявлениями архиепископа и декларацией, поданной им в ОГПУ в 1926 году. Владыка Павел перечисляет административные деяния Синода Митрополита Сергия, в том числе и перемещений епископов. Он называет их следствием легализации и рассматривает как успех во благо Церкви.
И это в то время, когда гонения на Церковь не только не прекращались, а все более нарастали, когда закрывались повсюду последние монастыри, разрушались храмы, а духовенство и верующие подвергались репрессиям. Таким образом, архиепископ Павел, сам того не подозревая, совершенно искренне, может быть, свидетельствовал о том, кому на самом деле оказалась нужна легализация и кто пользовался теми благами, которые она принесла. Действительно, Июльская Декларация дала возможность тихого и безмолвного жития не столько Русской Православной Церкви в целом, сколько Синоду Митрополита Сергия. И то ненадолго. Как известно, и сам Высокопреосвященный Павел, и большинство других членов Синода были в 1937 году расстреляны. Однако, кроме Архиепископа Павла, никто из членов Синода публично не выступал с такими откровенными признаниями о том, чего же в итоге удалось добиться благодаря внесшей столько нестроений в церковную жизнь декларации. Признание архиепископа Павла вызвало самые возмущенные отклики. Так, например, епископ Павел Ратиров, процитировав данное место из послания Вятского архиепископа, написал Трудно для меня решить вопрос, кто это изрек – подлец или церковный негодяй или дурак предельной степени.
Я никогда бы не поверил, что эта фраза принадлежит православному, как он себя называет, архиепископу, члену Сергиевского синода, если собственными глазами бы не прочитал это отвратительное, идиотское послание. Можно пожалеть, что епископ Павел не нашел для выражения своих чувств более подобающих его сану выражений, но само по себе высказанное здесь недоумение кажется понятным. Кроме того, в послании архиепископа Павла Борисовского прозвучало еще одно очень важное, по меткому выражению петроградского священника, исповедника Феодора Андреева, роковое признание сиргианской души. Так архиепископ Павел неоднократно призывает восстанавливать и соблюдать внутреннюю служебную дисциплину, которая для него, как и для всех сторонников сирианской политики, становится основой церковного единства. «Эта дисциплина, эта организация, ведь есть необходимейший остов, остный стан мистического тела Церкви», – пишет он. «Поэтому, кто необдуманными выступлениями, ревностью не по разуму или беспринципным неосмысленным упорством разрушает этот стан, наносит своим неподчинением законному священноначалью или обманом удары ввостов дисциплины Церкви, тот является врагом Христа и содействует разорению вселенского тела Церкви его». Дисциплина, слепое подчинение иерархии вопреки разномыслию и голосу совести, но ради сохранения единства иерархии и якобы единства Церкви, становится своего рода сиргианским догматом, лежащим в основании самого Синода митрополита Сергия и всей его дальнейшей политики. Противоречие правильному церковному учению о единстве Церкви здесь очевидно, как и указывал на это священный исповедник Фёдор Андреев в своём письме епископу Иннокентию Тихонову, который порицал политику митрополита Сергия, но не отделялся от него ради сохранения единства Церкви, как он выразился.
«Дисциплина — вот то роковое слово, — писал отец Фёдор Андреев, — которым вы связаны и которое раздаётся ныне из уст служителей иногда в чистом виде, иногда прикрытые более привычными для церковного слуха именованиями, как то единство церкви, благо церкви, обычно не совпадающее с благом ее отдельных частей и членов, вопреки слову Господа о том, что одна душа дороже целого мира, иерархический строй, монашеское послушание, послушание просто, смирение, соборность, каноничность законное апостольское преемство и ряд подобных понятий. Тон, конечно, задает иерархия, начиная с возглавляющих ее, но как понятие, заключающее в себе целое стройное учение, слово «дисциплина» несется и по самым отдаленным от правящих церковных верхов рядам верных, только уже, увы, не в собственном христианском смысле. о верных той же мертвящей дисциплине. Уподобление дисциплины костному стану, которую употребляет архиепископ Павел, являлось, по замечанию протеерея Фёдора, наглядным свидетельством сиргианского понимания дисциплины, которая мыслится лишь в полном разобщении с мистическим телом Церкви, так как костный стан обнажается и может быть рассматриваем отдельно вне органической связи с телом, лишь тогда, когда тело уже сгнило, то есть в том повапленном гробе, куда сиргианцы тщатся уложить Святую Церковь. Понятно, что подобное послание архиепископа Павла нисколько не успокоило епархии, где все более увеличивалось число не принимающих Июльской Декларации. Как писал епископ Виктор, его то есть архиепископа Павла, одни и те же злобные выпады против истинно верующих, и в частности против меня, и неудачное оправдание того, что он не обновленец, окончательно оттолкнули от него паству, и движение против воззвания охватило всю епархию.