11. Пророческое откровение о. Арсению ⧸⧸ Иеромонах Паисий. История Афонской смуты

Иеромонах Поисий. История афонской смуты. Глава 47. Решительное определение Синода об имяславцах. В 1913 году Пасха Христова выпала на 14 апреля, Пятидесятница была 2 июня. Подходившим до нас слухом из Петербурга, нам стало известно, что Синод решил уладить спор об имени Божьем на Святой горе Афонской. Посредником между спорящими сторонами назначен член Синода архиепископ Никон Рождественский, бывший Вологодский, слывший как отличный знаток и ревнитель монашества. Но некоторые из нас, Андреевских имяславцев, знали этого ревнителя, когда он еще был казначеем Троицы Сергиевой Лавры в сане Архимандрита.

Духовное образование он имел одно семинарское. До Никона троицкие листки издавались в монастыре Вифания в трёх верстах от лавры при духовной семинарии, которая была в ограде сего монастыря. Редакцию троицких листков Никон постарался перевести в самую лавру. Вновь построенный огромный лаврский корпус, всё издание Троицких Листков взял на своё иждивение, и сам стал редактором этого издания. Имея собственную типографию, он на свой счёт содержал её рабочих и служащих. Имел собственные две динамомашины, а также наличный запас – фонд капитала в банке 400 тысяч рублей, чистым золотом. Вот лицо этого знатока и ревнителя монашества. Сан архиерейский он купил.

Когда архиепископ Антоний Волынский Храповицкий взял под свое покровительство пантелеймновских старцев дьявола поклонников с их имяборческой ересью и образовал из семерки синода возглавляемую им эту богоборную гидру, то в число семерки вошел и Никон и являясь членом синода также вошел и в число семиглавого зверя – холителя имени Божия. И вот этот знаток-ревнитель монашества был назначен посредником спорящих об имени Божьем сторон на Святой горе Афонской. Когда мы говорим о Синоде, то разумеем не весь состав Синода, но имевшую засилье в нём семиглавую кучу Антония Волынского, возглавившую имяборческую ере старцев-еретиков Пантелейминовского монастыря. Это та самая семиглавая куча, которая от имени Синода действовала в производстве дела в вопросе об имени Божьем и, прикрывая свое злодеяние, употребляла власть всего Синода, правительствующего Синода. В Синоде два высших хирарха, митрополит Киевский Флавиан и митрополит Московский Макарий, были усердными защитниками имяславцев. Остальная большая часть членов Синода тоже была с ними одного духа. Пламенного защитника имяславцев, епископа Гермогена Саратовского, Куча Антония Волынского изгнала и Синода исключила под стражу, о чём мы уже говорили. Вследствие этого благочестивые иерархи не дерзали выступать против этой богохульной кучи.

Таким образом, архиепископ Никон назначался не Синодом, но сама семиглавая куча решила быть одной своей главой, посредницей спорящих на Афоне сторон. Глава 48. Приезд архиепископа Никона на Афон. В 1913 году в дне праздника Святой Троицы приехал на Афон архиепископ Никон. Самое следование и прибытие на Святую Гору Афонскую этого посредника и примирителя спорящих сторон необычным путем. Член Синода, архипастер Русской Православной Церкви, чтобы самым образом появление своего воздействовать на противную сторону более устрашением, нежели свидетельским увещанием, прибыл к Афону на военном канонерском судне «Донец», который состоял стационером при Русском посольстве в Константинополе. Пароход прибыл при полной боевой амуниции. вооружённые четырьмя пушками, двадцатью пулемётами и ротой, вооружённых боевыми винтовками со штыками солдат.

Остановился не у пристани Дафна, а у берега Пантелеймновского монастыря, где имела остановку и Наталья с дьяволом. Тогда Наталья с дьяволом вознали честь о поклонении начальствующей старцы Пантелеймновской обители. А теперь на том месте те же старцы торжественно встречали посредника и примирителя спорящих сторон. Радости у этих старцев не было границ. Они причувствовали свою победу над непослушными имяславцами. Отдохнувшая после своего прибытия, архиепископ Никон попросил собраться всему многочисленному братству Пантелейиновской обители. Собравшимся в соборном храме монахом, он произнес приветственное слово, не касаясь спорного вопроса. По окончании его речи, все братство по чину подходило к нему получить архиерейское благословение.

На другой день, при полном собрании братства, в своей речи он коснулся спорного вопроса и, развивая свое слово, клонил его к тому, чтобы стороны прекратили спор, смиренно подчинились начальникам обители, как требует самый чин монашеского послушания. Но тут ему заметили, что из послушания монашеского мы не выходили, релостно храним и соблюдаем его, а что касается доисповедания Святой Веры Христовой, когда начальствующие обители впали в грех против нее. Тогда мы становимся в непримиримую оппозицию начальствующим старцам, защищая святую истину. Никон не мог возразить на это замечание имя славцев и постарался закончить свою беседу. На третий день этот примиритель предложил нам свое учение об имени Божьем, буквально повторяя то же самое, что изрегнул иеросхемонах Алексей Киреевский, и которое содержали начальствующие старцы. Расширяя своё учительское слово, он говорил уже в тоне имущего власть и полномочия от Синода, положительно не допуская со стороны иноков противоречия своему учению, но требуя полной покорности власти Синода. Грозно стуча о пол своим архиеритским жезлом, некон говорил супрёком «Вы невежды, тёмные, необразованные люди, должны послушать и смиренно подчиниться учителям, прошедшим высокие науки». Он стал приводить выдержки об именах изучений какого-то немецкого ученого Макса Мюллера, говоря, что Англия и Франция так веруют, как учит Мюллер.

а потом указал на древнейшую еврейскую книгу Талмуд, в которой толкуется об именах Божьих в полном согласии с ученым Мюллером. В его руках была брошюрка синодального издания, напечатанная типографической газетой «Колокол». Эта газета была собственным органом синода, редактором которой состоялся синодальный миссионер Скворцов Василий Михайлович. Из этой брошюрки и читал Никон тексты и выдержки из жидовского Талмуда из именитого ученого Мюллера. Подводя к концу свое длинное слово, он обводил взором двухтысячное братство и, не встретив против себя никаких возражений, возмнил, что все покорились его властному слову и согласились с Мюллером и Талмудом, с Англией и Францией. А если так, то свою покорность должны подтвердить собственноручной подписью под текстом синодальной грамоты, чтобы тем самым ознаменовать прекращение споров об имени Божьем, а также подтвердить свое согласие с учением об имени Божьем, обительских начальников и синода. Показывая всему собранию братство печатный лист с примирительной формулой, составленной синодом, он уже хотел сказать «Аминь» и немедленно приступить к самой подписке. Но тут неожиданно подходит к нему старший из имяславцев и пригласили его не к спору, а выслушать исповедание веры во имя Божие, основанное на учении Божественного Откровения, Священного Писания и Святых Богоносных Отцов Церкви.

Никон смутился. а выступившие исповедники истинно решительно отвергали все же его слова против славы имени Божия. И сказали, нам стыдно слушать из уст русского архиерея учение, в основании которого приводится жидовский талмуд и учение какого-то языческого Мюллера, мнение Англии и Франции, Западной Церкви, ибо это оскорбляет самый дух нашего православного исповедания Святой Веры Христовой, за чистоту которой исповедники полагали души свои до самой смерти. Подписку вашу мы отвергаем, как безбожное отречение от веры. Этими немногими словами имяславцев вверх дном опрокинулось все длинное слово Примирителя и Посредника Никона, и пагубная подписка его не состоялась. На его лице выразилась врачная злоба и ненависть к имяславцам и его бессилие, так как он не имел чем возразить против истины, выраженной имяславцами. Окружившие его старцы-дьяволопоклонники имели жалкий вид и положительно растерялись. Их надежда на успех могучего, уполномоченного члена Синода покорить имя славцев была разбита в прах немногими словами исповедников.

Тем и кончилось собрание всего Пантелейимовского братства. После этой беседы к Никону уже никто не подходил, все молча удалились из соборного храма. Никон предполагал раздавать всем привезенную из Петербурга свою брошюрку, из которой он читал тексты и выдержки жидовского Талмуда и языческого философа Мюллера. Но облечён имяславцами, не осмелился её раздавать. После собрания его брошюра была роздана келейной имяборцам, которые с глубоким вниманием учитывали с неё, дополняясь мюллеровскими и толмудскими хулами. Матросы с канонёрского донца, на котором прибыл Никон, рассказывали, что архиерей Никон в пути раздал эту брошюру всему экипажу. В те годы матросы были верующие. Прочитавшие эти брошюрки, они собрали их и бросили в море, не терпя хуленей, содержащихся в ней.

Пантелеймновские имяславцы приобрели несколько экземпляров этой брошюры, чтобы знать её содержание. Несколько брошюр принесли также и нам, Андреевцам. Но нетерпимость содержащихся в ней хуленей не позволяет перевести здесь её содержание, а Никон Архиереи намеревался внедрить их в наши души. Опровергнутый безбожный архиерей-талмудист Никон, видя неодолимость имяславцев, непоколебимо стоявших за веру во имя Божие, исповедание которой зиждется на основании Божественного Богооткровенного Писания, назвал это упорством и ожесточением грубых и необразованных мужиков-лапотников непокорных власти Синода. Мюллеровец и талмудист-архиерей Никон дерзнул обратиться к помощи Божией, чтобы смягчить упорство имяславцев, ради чего объявил русскому монашеству всей Святой Горы Афонской трёхдневный пост и молитву. После такого безумного повеления можно ли искать хотя бы малейшего признака рассудка в таком архиерее, который в своём богоборном желании восхотел, чтобы ради его богомерзкого поста и молитвы Бог обратил защитников славы имени его к его хулению? И вот только одна Благовещенская келья, обительная Корея, настоятелем которой был благоговейный старец и расхимонах Парфений, всем своим братством отвергла святотатственное кощунственное повеление о посте Талмудиста-архиерея Никона. Все же прочие русские обители соревновались в богомерзком подвиге Безбожного Никона и старцево дьяло поклонников, еретиков Пантелейминского монастыря, выдерживали в угоду дьяволу богопротивные посты и молитвы.

Имяславцы Пантелеймновского монастыря в силу неделимости общежития братства и обители безвыходно подверглись действию Никоновского постановления о посте, кушали то, что давали в общей трапезе. В нашем же скиту святого апостола Андрея Первозванного, вопреки скверному еретическому посту, разрешили на рыбу, вино и елей, ибо по наставлению святых отцов не подобает православным разделять посты и подвиги вместе с еретиками. В суетной надежде на свои богомерзкие трехдневные постные и молитвенные подвиги Никон снова призвал на собор все братства Пантелеимовской обители. После его длинного учительного слова на основании жидовского Талмуда и языческого ученого Мюллера, Он снова был с посрамлением опровергнут свидетельствами истины об имени Божьем из Божественного Писания и Учения Святых Отцов Церкви, представленными имяславцами. Тем и закончились суетные попытки архиерея и талмудиста убедить имяславцев принять богохульную имяборжескую ересь. Уразумел, наконец, сам Примиритель, что вера во имя Божия лапотников и необразованных мужиков, утвержденная на незыблем откровение Божественного Писания, непоколебима и неприступна для коварно привозимых им гнусных доказательств из Талмуда и Мюллера, которые, в конец, опозорили и его санархирейский, и самую власть Синодской кучи. Имя славцы речей не произносили и вприняне не вступали, но краткими свидетельствами об истине из Божественного Писания разрушили все суемудрые речи Еретика Никона, ибо сам Христос сказал «Азбо дам вам уста и премудрости, ей же не вас могут противиться или отвечать все, противляющиеся вам». Сие обетование Христового во всей своей силе проявилось в лице защитников имени Его.

Никон, враг Христов, умолк, так как не мог противоречить свидетельствам Божественного Писания, приводимым имяславцами в защиту исповедания истины. Мрачно в лице, затаённое злобое сердце, Никон, представитель Синовской кучи, молча двинулся сам вонок к выходу из собора. И опять никто не подошёл к нему за благословением архиерейским, даже враги наши и мяборцы, бывшие в соборе, не осмелились подойти к своему покровителю. Поражённая в голову ересь имя Борческое, как жидовский синедрион, обличённый Господом в храме, спокуталась во мраке своего богохульения и молча удалилась из всего братского собрания Пантелейимновской обители. В дальнейшем Никон созывать братью не решался. Нанести визит в скит святого апостола Андрея Первозванного Никон не дерзал и мысли себе допустить, ибо если в Пантелеимовском монастыре, где главарями являются старцы, основатели имиоборческой ереси и половина братства их сторонников, он при их содействии не смог одолеть исповедников истины, то что он мог сказать братству Андреевского скита, которое не в меньшей ревности пантелеимовских исповедников? Они даже не открыли бы врата, свои обители еретикуют алмудисту архиерею Никону. Но чтобы не оказаться бездейственным, он послал в Андреевский скид свою правую руку профессора Троицкого.

Этот скид был допущен. Речи произнести он не мог, но читал свою рукопись, заготовленную им ко второму дню по прибытии его к нам. Ибо в первый день, всего лишь как гость, он только поприветствовал нас. А на второй день читал свою рукопись, в которой о Талмуде и Мюллере не было и помину, но вся его рукопись была проникнута лукавством. Читая нам свою рукопись, он хитро проводил коварную мысль, как бы соглашаясь с нашим исповеданием, чтобы таким способом уловить нас в ересь. На наше многократное обличение замечания лукавств его, он бесстыдно с улыбкой да также лукаво извинялся перед нашим собранием, говоря «Простите, конь на четырех ногах и то спотыкается». Закончив чтение своего лукавого сочинения, этот конь-спотыкач воочию убедился, что и мы, Андреевские, как и Пантелеиновские имя-славцы, одного духа исповеднического, и стрелы, пускаемые в нас посланниками вражей Кучи-Синодской, архиереем Никоном и профессором Троицким, летят обратно в сердца стреляющих. Встретив незыблемую твердость вероисповедников имени Божия, пантелейминовские старцы-дьяволопоклонники с архиереем Никоном назвали это грубым ожесточением и упорным противлением власти синода необразованных мужиков-лапотников.

Сообщив Петербург богоборную синодскую кучу Антония Волынского о неодолимости имя славцев, Никон со старцами ожидали дальнейшего распоряжения. Глава 49. Промысл Божий, явленный нам, о счастном Отце нашем Арсении. Пророческое откровение Отца Арсения о Вселенной. Во всей горе Афонской после праздника Святой Троицы в Неделю всех Святых совершается божественная литургия весьма торжественно. У нас в скиту служили соборно тринадцать иеромонахов и три иеродиакона. Отец Арсений в служении не участвовал, но по своему обычаю при совершении божественной литургии присутствовал в алтаре, и Богу благогодно было тайно явить в нем свое промыслительное действие. После Божественной Литургии обычно бывает братская трапеза.

Во время вкушения первого блюда, когда чтец читал уже толкование на прочитанное Литургийное Евангелие того дня, отец Арсений возвышенным голосом произнес «Честнейшие отцы и братья, я имею нечто сказать вам». Чтец остановился. Мы все братства обратили свое внимание в сторону любимого отца нашего проповедника, что скажет нам всечестной наш отец Арсений. Он и прежде нередко в праздничные дни говаривал нам свои чудные наседательные слова, а, слушая его садостную речь, мы забывали о пище. Так и ныне мы напрягли слуг наш к услышанию его слов. Его слышим. «Сегодня во время Божественной Литургии меня посетил Господь. Ради любви к вам я хочу поведать вам то, что открыл мне Господь в видении, но сейчас скажу только заголовок.

Гнев Божий грядет на Вселенную, земля обольется кровью». «Всё сказание большое. Сегодня после повечерия соберитесь все в зале Архандарика, там всё подробно поведаю вам». Сказав это, отец Арсений замолк. Сила словозаголовка, глубина его пророческого содержания, грозно-трепетные предсказания тайны грядущего на всю Вселенную и самый взволнованный тон старца, проповедника, с каким он поведал нам заглавие своего видения, воздействовали на нас так, что на главе волосы стали дыбом. Каково же было само видение? Поражённые грозными словами заглавия, мы, иноки, в трепете едва смогли выполнить процесс обеда. Закончив праздничным молитвенным пением по уставу иноческую трапезу, по совершении отпуска первыми выходят из трапезы по чину настоятель, старец, священный архимандрит, отец Давид, рядом с ним досточтимый старец, отец Арсений, затем прочие старшие из братьей, каждые по своему чину, а затем и всё братство, тоже в порядке своего чина.

Под влиянием только что слышанного грозного заголовка «Видение», побуждаемое внутренним чувством глубокого уважения к Старцу, Проповеднику, Отцу Россению, мы с умилением взирали на причестнейшее лицо Его, а оно как будто сияло, но вместе с этим оно было и грустно от внутреннего воздействия на него знаменательного видения. Мы с нетерпением ожидали вечернего часа, желая скорее услышать от отца Арсения содержание бывшего ему видения. Старцы отец Давид и отец Арсений вышли из трапезной и направились к порте, вратам, чтобы выйти в сад посидеть на скамеечке под сенью густых древесных шатров. Такую прогулку после трапезы они совершали каждый праздник. Мы выходили вслед за ними. Они садились на скамеечки, а мы располагались на травке вокруг, слушая сладостные назидательные беседы любимого нами проповедника Отца Арсения. И на этот раз, на расстоянии в двадцати шагах от них, мы шли вслед за ними по аллее сада, направлением скамеечки. По пути они беседовали между собой.

Не доходя до скамеечки, они вдруг остановились и смотрят друг на друга. Приблизившись к ним, мы тоже остановились, удивляясь внезапной их остановке. Постояв с минуты друг против друга, они вернулись обратно. Проходя мимо нас, отец Далит сказал нам, «Отцы и братья, мы беседовать не будем. Идите в свои кельи». Посмотрев на старцев, мы увидели, что лицо отца Арсения было бледное и скорбное, и как будто он замкнулся сам себе. В действительности то самое и произошло. Бог промыслительно не благоволил открыть нам то, что Он хотел поведать нам после Повечерья, и связал язык Его.

Поэтому открытое Ему видение всей полнотой сосредоточилось только в Нем Самом, а нам достаточно было одного заголовка. Уже потом, в последующие годы, мы уразумели, что Отцу Арсению, как Пророку, в видении была приподнята завеса таинственности о грядущем гневе Божием на Вселенную в определенное время и о пролитии крови. Ему было открыто видение тайно всей полнотой. Нам же, всем инокам, услышавшим заголовок видения, Бог судил читать его содержание уже потом, в самом исполнении. И вот мы читаем его уже пятый десяток лет, с 1913 года. Эти строки писал отец Поэси в 1963 году. «Не читаем, а переживаем бедствия, предсказанные отцу Арсению видение. Если бы тогда отец Арсений поведал нам, как обещал, содержание видения во всех подробностях о грядущих ужасах на Вселенную, то мы, имя славцы, защитники славы имени Божьей, Андреевские и Пантелейминовские, По своему младушию и немощи могли бы не решиться идти в изгнание со святой горы Афонской, но оставив свои обители, рассыпались бы по горам и сокровенным трущобам в дебрях и пещерах горы Афонской.

И предпочли бы умереть сокровенностью от мира, нежели подвернуться тем огненным испытаниям, которые мы несем, брошенные руками богоотступных архиереев, в этот злокозненный мир в середине месяца июля 1913 года. Но тогда и вместе с нами сокрылись бы истинные причины мировой казни, которую, собственно, и навлекалось богоотступными архиереями, открывшими богохольные уста свои в хулине имени Божия. Посмотрим, как силы Божия совершаются в немощи нашей. Отцу Арсению открывает Господь в видении, а мы немощные назначаемся в проповеднике о казни. Отцу Арсению Бог заключает устамолчанием, а нам, извещённым только одним заголовком, видение, не попустил скрываться в дебрях и трущобах горы Афонской. Хотя лихо и весьма жестоко, руками самих же преступников выброшенные, по мнению их, на погибель и расточение, Бог явил нас обличить имени чести и тяжести греха лжи архиереев, врагов Божьих, вхуления имени Божия. И через нас же открыл о казни за нераскаянность, о чем мы свидетельствовали миру с первых дней выброски нашей сафоны. То, что происходит во Вселенной за текущее десятилетие с 1911 года, людям с плотским разумом, поглощенных вихрем суеты земной по стихиям века сего, Кажется, что всё это свершается по простому стечению обстоятельств.

А находящимся под покровом благодати, свободным от этого отупляющего омрачения, озаряющая ум благодать Божия открывает, что Вселенная находится под гневом Божьим и всё совершаемое в ней по действию сатаны, которому она предана за тяжкий грех хулы Имя Божие. Из Писания нам известно, что Бог никогда не наказывает без предупреждения подлежащих казни нераскаянных грешников. Так, перед казнью «Всемирным потопом», последним вестником о ней, Бог уполномочил праведного Ноя. О казне Содома и Гаморы и окрестно городов Бог открыл Аврааму, о самом Содоме – праведному Лоту. Дне Невию был послан пророк Иона. Его проповедью ненивийский народ раскаялся, и Бог помиловал великий город Ненивию. Пророческие книги Ветхого Завета полны предупреждений о казнях разных народов и самого Царства Израильского. Итак, наказывая нераскаянных грешников, Бог открывает о грядущих казнях.

Так и ныне, предавая казнь нераскаянных улителей имени Своего, Бог открывает видение Своему Избраннику-Старцу Арсению о грядущем гневе Своем на Вселенную и о пролетии крови по всей земле. Проповедовать же о такой грозной казни Бог предназначил не одного проповедника, которому было видение, но весь сон афонских иноков, ставших на защиту славы имени Его. Если бы озверевшая куча Синодская в своей ярости не предала бы неслыханному поруганию и распылению по всему пространству русского государства полторы тысячных сон проповедников, разве был бы услышан голос немощного старца отца Арсения? Предупредительная же проповедь о казне по правосудию Божию необходима, чтобы противники Божии не имели оправдания на всемирном страшном суде. По нашей любви и уважению к личности преснопамятного Отца нашего, Схиагумена Арсения, и по Его заслугам в Церкви Христовой, нам приятно повторять и дополнять сведения о Нем. После многолетних миссионерских трудов в России Отец Арсений выжилал закончить свое земное странствование на Святой горе Афонской, где после окончания семинаровского курса, как было об этом уже выше сказано, он полагал начало своему монашеству. Отец Арсения прибыл на Афон умирать, о чем всегда просил молитвенную Матерь Божию, Верховную Ягуменю Святой Горы Афонской. Мы говорим об этом из его собственных слов.

Но, прибыв на Афон, он вступил в новый подвиг Исповедника Имени Божия. Этим Исповедником готовятся изгнание с Афона и пожизненное заточение в мир, горнелой безмерных искушений, страданий, бурного кипения осатаневшего мира за Исповедание Имени Божие. В этот чин исповедников мужественно вступил Отец Арсений. Чтобы исполнилось его желание умереть на Афоне и венчать его чином исповедника, неведомыми для человека судьбами своими, Господь определил Своему рабу умереть на Афоне в подвиге непоколебимого исповедничества, защитником славы имени Божия. О конце его подвига мы скажем в своем месте, приличном достоинству исповедника. А пока мы видим его со связанным языком на болезненном одре, на который он слег на второй день своего умолчания. Сейчас же мы продолжим сказания о действиях посланников Синодской кучи. Нет, мы не скажем, что приезд Никона на Афон и болезнь Отца Арсения было случайным совпадением.

Мы уверенно утверждаем, что с прибытием врага Божия во Святую Гору Бог открывает видение рабу Своему Отцу Арсению судьбы Вселенной полностью. А нас, иноков-исповедников имени Божия, известил только заголовком, чтобы не устрашить нас предназначенными Богом казнями на Вселенную. Отец Арсений умолк навсегда, а на другой день лег на болезненный одр. А Никон в эти же дни применяет сатанинские ухищрения и коварства к исповедникам имени Божия в обители святого великомученика Пантелеймона. Но не одолев их, испытав своё бессилие, враг Божий Никон посылает правую руку свою профессора Троицкого в Андреевский скит. До болезни отца Арсения они не осмелились коснуться Андреевского скита, а как только получили известие о внезапной болезни знаменитого миссионера, они дерзнули попытаться сломить наше исповедание. Но в своих попытках Троицкий нашёл в нас тот же дух и непоклебимую крепость, как и в исповедниках Пантелеймоновских.