10. В тюрьме ⧸⧸ Епископ Сергий Дружинин. Петроградские иосифляне

Епископ Сергий Дружинин в тюрьме под следствием. Епископ Сергий был арестован 7 декабря 1930 года по стандартным обвинениям в контрреволюционных преступлениях. Несомненно, владыка ждал ареста. К тому времени гонения все нарастали, многие храмы, в том числе и Храм Воскресения на Крови, были закрыты, аресты иосифлянского духовенства производились по всей стране. Арестовали Владыку в доме Мельникова на станции Володарской, где он проживал последние годы, и доставили в дом предварительного заключения на Шпалерной улице. Обстоятельства ареста и дальнейшего пребывания Владыки в тюрьме неизвестны, но представление об этом можно составить по воспоминаниям других арестованных. Вот яркое свидетельство молодой иосифлянки Валентины арестованный и осужденный по тому же делу. В течение последних месяцев 1930 года, узнавая о новых арестах, она понимала, что дни ее сочтены.

Ощущая свою обреченность, Валентина дорожила каждой возможностью побывать на службе в оставшихся незакрытыми последних иосифлянских храмах. Так и тем декабрьским вечером. Возвращаясь после всеночной И еще, поднимаясь по лестнице, я вдруг остро ощутила, что и мой час настал. Я спешно поставила греть воду, чтобы помыть голову, но было уже поздно. Звонок в дверь, обыск, черный ворон, и меня увезли. Внутренняя тюрьма при ГПУ на Шпалерной улице, теперь улица Воинова. Там принимала меня казавшаяся очень сердитой и крикливой надзирательница, прозванная бабкой. Когда она дежурила, ее крик раздавался во всех коридорах.

Последовал обычный при приеме тщательный обыск, во время которого раздевают догола. «Снимай крест!» – скомандовала она. Я взмолилась. «Оставьте крест!» «Снимать! Не разговаривать!» – сердето закричала она. Кончив записи, бабка повела меня, как будто забыв про крест, и я вошла в ворота тюрьмы, ликуя, что крест остался на мне. Привели меня в общую камеру, рассчитанную на 15-17 человек, в которой находилось 45 арестантов. В камере была своя староста и соблюдалась строгая дисциплина при размещении людей.

Новички укладывались на небольшом свободном участке возле унитаза и потом, по мере освобождения мест, продвигались дальше. Старожилы достигали кровати. Я добралась до кровати, вернее доски, положенной на выступы между двумя кроватями, через два с половиной месяца, перед переводом в одиночку. Но не это было страшно. Страшным было горе и страдание невинных людей, матерей, оставивших дома грудных детей, людей, виновных только в том, что они родились у неподходящих родителей, сидели в камере и уголовницы, но их было меньшинство, а в основном там томилась петроградская интеллигенция. люди большой культуры духа, в присутствии которых, несмотря на их обычную сдержанность и непритязательность, уголовники и малокультурные обитатели не смели ни выругаться, ни хамить, чувствуя их духовное превосходство и невольно подчиняясь ему. Через два с половиной месяца Валентину перевели в одиночную камеру, и после этого начались допросы. Судя по материалам следственного дела, и епископа Сергия после первого допроса в день ареста также почти два месяца не допрашивали.

Лишь 13 января 1931 года ему было объявлено постановление о мере пресечения. В качестве меры пресечения способов уклонения от следствия суда указывалось содержание подстражи в ДПЗ по первой категории. то есть Владыка содержался в одиночной камере. То же самое было принято в отношении епископа Василия Докторова, который также был арестован 7 декабря 1930 года, правда, допрошен на следующий день и еще 9 декабря, но затем и его допросы возобновились лишь в феврале 1931 года. В это время раскручивалось следствие по новому групповому делу Иосифлян. В обвинительном заключении оно значилось как «Дело по обвинению дружинина Ивана Сергия Прохоровича, докторова Владимирова Василия Ивановича и других в числе 75 человек». Вместе с владыками Сергием и Василием по этому делу было арестовано 89 человек, из них более 40 клириков и 12 монашествующих. Осуждено 74 человека.

В отношении 11 человек дело было прекращено за отсутствием состава преступления. В отношении двоих за их смертью во время следствия, в отношении еще двоих материалы дела были выделены в особое производство. Первыми были арестованы еще в августе 1930 года настоятель единоверческого Никольского храма Алексей Шеляпин и в сентябре протеерей Викторин Добронравов. Основные аресты духовенства Петроградской епархии были произведены 27-28 декабря. Как значилось в обвинительном заключении, полномочным представительством ОГПУ ВЛВО был вскрыт и 27 декабря 1930 года ликвидирован существовавший с 1928 года в Ленинграде церковно-административный центр Всесоюзной монархической организации церковников истинно православных, и отмечено, что частичная ликвидация этого центра была проведена в 1929-1930 годах. Имелось в виду первое групповое дело, по которому были арестованы архиепископ Дмитрий Любимов и другие клирики и миряне. В январе 1931 года к следствию по делу были привлечены клирики церкви села Лебяжья Иерий Иван Лебедев и Диакон Андрей Драгунов, клирики со станции Вырица Пафнутий Акиншин и Георгий Преображенский, клирики из Стрельницкой церкви Варсис Виноградов и Никифор Стефанов, а также служивший в разных иосифлянских храмах архимандрит Александр Полежкевич. прибывший из Ростова по приглашению епископа Сергия.

22 апреля 1931 года проведены последние аресты. В ДПЗ на Шпалерну были доставлены настоятель Александра Невской церкви в тайцах иеромонах Никодим Лаврешов и еще большая группа иосифлянских, по выражению чекистов, бесприходных и бродячих попов, а также монахов и мирян из разных социальных слоев. Все они обвинялись как участники контрреволюционной монархической церковной организации, истинно православной. Цель этой организации, как утверждало следствие, была следующая. Организация, состоящая из светских и церковных лиц, ставила своей задачей решительную борьбу с советской властью с целью ее свержения и восстановления монархического строя. История организации излагалась по стандартному образцу. Приведем выдержки из обвинительного заключения. Борьба против соввластий со стороны Православной Церкви с начала Октябрьской Революции нашла, прежде всего, свое отражение на деятельность Церковного Собора 1917-1918 годов.

Контрреволюционные силы пытались еще на Поместном использовать церковь в борьбе с пролетарской революцией. На избранном ему соборе патриарха контрреволюционные церковники смотрели не только как на главу церкви, как на церковный центр, но и как на главу нации, пытаясь под знаменем патриаршества объединить контрреволюционные силы. Эта борьба сказалась в первый период деятельности патриарха Тихона и особенно в период изъятия церковных ценностей в 1921-1922 годах. Внутри так называемой Тихоновской церкви сохранилось наиболее непримиримое настроенное к советской власти течение — мирян, духовенства и иерархов, монархистов по убеждениям и связанных с контрреволюционными монархическими организациями, которые пытались и после покаяния и осуждения патриархом Тихоном своей деятельности сохранить прежнее контрреволюционное направление церковной политики, не мирились с происшедшей социальной революцией и пытались столкнуть Церковь на путь борьбы со властью. Одной из таких влиятельных церковно-монархических групп являлась часть ленинградского духовенства и мирян, объединенных вокруг Собора Воскресения на Крови, который в период времени 1923-1927 приобретает в Ленинграде значение центра самого крайнего реакционного направления среди духовенства тихановской ориентацией. Еще до возникновения Организации истинно православных группа пыталась, сдвигив настроения части духовенства Ленинграда в духе идей, выраженных митрополитом Сергием в его декларации 1927 года, возвратить на контрреволюционную тихановскую платформу. Один из видных впоследствии деятелей организации, священник Вирюшский, занимавший в группировке руководящее положение, пытался единоличной поездкой в 1926 году к митрополиту Сергию добиться назначения в Ленинград митрополита Иосифа Петровых, как одного из реакционнейших иерархов. Предполагалось, что митрополит Иосиф в Ленинграде сыграет роль преграды прогрессивным настроениям духовенства.

Выступление митрополита Сергия с его декларацией 1927 года послужило только толчком к отколу от него и от возглавляемой им церкви этой наиболее непримиримой, агрессивно антисоветски настроенной части иерархов, духовенства имерян, и к ее последующему оформлению в виде контрреволюционной монархической организации церковников истинно православных. Из упоминаемой выше группы Ленинградского духовенства сложился вскоре Церковно-административный центр организации, так как в Ленинграде в Кафедральном соборе Воскресения на Крови имели место своего пребывания временно митрополит Иосиф и постоянно архиепископ Дмитрий Любимов, епископы Сергий Дружинин и Василий Докторов, церковные вожди контрреволюционной организации истинного православия». Интересно отметить, что история возникновения организации почти дословно совпадает с текстом обвинительного заключения по центральному делу всесоюзной контрреволюционной монархической организации «Истина Православная Церковь», которая в это же самое время разрабатывалась в Москве. По этому центральному делу были привлечены к следствию митрополит Иосиф Петровых, архиепископ Дмитрий Любимов, епископ Алексей Буй, киевский священник и осифлянин Анатолий Жураковский, ряд московских священников и активных мирян из научной интеллигенции. Одной из ведущих ролей в этой организации чекисты отводили Михаилу Александровичу Новоселову, являвшемуся, по их определению, одним из идеологов и организаторов движения «Истина православная». и создателем политического центра организации в Москве, а затем и церковно-административного центра в Ленинграде. В Ленинграде Новоселов вступает в тесную связь с группировкой Тихоновцев, объединяемых храмом Воскресения на Крови, подчиняет своему влиянию наиболее агрессивно антисоветски настроенных представителей этой группировки, убеждает их встать на путь нового контрреволюционного выступления под флагом церкви и духовного возглавления контрреволюционной монархической организации церковников истинно православных», говорится в обвинительном заключении. Далее, приводимое в обвинительном заключении по Ленинградскому делу характеристика основных руководителей церковно-административного центра также дословно повторяется позднее в материалах центрального дела.

Руководители Московского политического центра создали в Ленинграде влиятельный, спаянный общей ненавистью к советской власти и готовый к борьбе за восстановление самодержавия церковно-административный центр организации истинно православных. Вставшие во главе этого церковного центра и иерархии являлись махровыми монархистами. Митрополит Иосиф Петровых, чьи церковно-политические взгляды ярко выражены в изданном им дневнике «В объятиях отчих», напоминающем творение Иоанна Кронштадтского, церковного апологета монархизма. Архиепископ Дмитрий Любимов, по показаниям самих обвиняемых, чтитель Иоанна Кронштадтского и его идеалов Святой Руси, православия и самодержавия. Епископ Сергий Дружинин, бывший настоятель Сергиевой придворной пустыни бывший духовник в течение 18 лет семьи великого князя Константина Константиновича и королевы Эллинов Ольги Константиновны, человек, преданный престолу и ненавидящий большевиков за расстрел царской семьи, и епископ Василий Докторов, такой же монархист по убеждениям. Остальной руководящий состав церковно-административного центра состоял из бывшего петербургского духовенства, приверженцев славянофильских идей и заложенных в их основах самодержаве и православие». Очевидно, что при составлении обвинительного заключения следствие использовало главным образом рукописные признания протеереев Василия Вирюшского и Никифора Стрельникова. Причем, помимо того, что их показания постоянно цитировались дословно, некоторые фразы из показаний протеерея Василия приводились без кавычек в основном тексте документов.

По свидетельству Валентины Ждан, следователь как-то сказал ей во время допроса, из всего привлекаемого по вашему делу духовенства только один Василий Верюшский еще может быть полезен. О методах работы следствия заметил. В каждом групповом процессе следователи ОГПУ сначала изучают всех привлекаемых по данному делу, нащупывая слабое звено. Потом ударяют по этому слабому звену и тогда вся цепь рассыпается. Валентина предполагала, что из всех привлекавшихся по делу сочли таким слабым звеном ее, и поэтому первый удар на нее и направили. Молодая 25-летняя девушка окончила экономический институт, изучала Маркса, жила в главном штабе, как называлось у следователей, квартира протеерея Федора Андреева. В Ленинград приехала из Киева, где у нее были связи с общиной протеереи Анатолия Жураковского, но, очевидно, не только она была слабым звеном. Следствию нужны были показания, подтверждающие основные обвинения в антисоветской контрреволюционной деятельности организации, и от обвиняемых требовали написать роман под названием «Монархическая контрреволюционная организация Иосиф Ляйн».

Надо было писать, как собирались представители духовенства и интеллигенции, планировавшие реставрировать монархию, как готовились они пригласить из-за границы членов или родственников бывшей царской семьи. Следователь поучал меня. Представьте себе, что на белом коне под звон колоколов въезжает в Ленинград какой-нибудь Кириллович или Владимирович. Так вот, я не говорю о тех, кто будет организовывать их приезд или встречать Это явная контрреволюция. Не о тех, кто боится встречать, но будет радоваться их появлению, сидя дома. Это тоже контрреволюция. Но даже тех, кто не будет ни радоваться, ни встречать, но не выйдет, чтобы не допустить такого въезда. Политически грамотно в данный момент всех их назвать контрреволюционерами.

Исходя из таких соображений, создавались искусственные процессы с целью уничтожения духовенства, аристократии, интеллигенции, истинных носителей духовной культуры русского народа. На все мои отказы от написания требуемого романа следователь грозил. Мы вас штурмом возьмем. И начался штурм. Вызывали каждую ночь, иногда по несколько раз. Требовали подтверждения диктуемых показаний. Тяжело вспоминать. Хочу только сказать, что нельзя осуждать людей, которые выдают друзей, клевещут на себя.

В застенке меняется психика. А ведь я была молодежь, которой, по словам следователя, у нас чуткое отношение. В это время уже арестовали моих отца и мать. Шантажируя, чекисты говорили, что арестован и брат, грозя изничтожить его на Торфяных болотах. Убеждались, что судьба всех моих родных зависит от меня. И это было самое страшное. Я чувствовал, что если они будут на этом играть, я могу не выдержать. Но нельзя было показать, как это для меня страшно.

И в один из таких моментов, когда мне говорили «Пожалейте своих родных, они погибнут из-за вас», я собрала все свои силы и цинично ответила «Что мне их жалеть? Вы их взяли, вы их и жалейте». И они отступили с родными. На себя я готова была принять все, что угодно, и говорила Спрашивайте обо всем, я вам все расскажу. А мне отвечали. О вас мы будем спрашивать у других, а вы должны дать сведения о ваших знакомых. У нас такой метод. Требовали отказа от моих религиозных убеждений.

Я помню, в одну из таких ночей меня вели на допрос по каким-то подвалам. В здании шел ремонт. Бегали крысы. А я думал, лучше бы были пытки. Тогда в физических страданиях можно было бы забыть о моральных вызванных угрозами родным и чтением убийственных показаний друзей. Возвращаясь в камеру, я не в силах была добраться до кровати и падала на каменный пол. Моя соседка Ольга Степановна всегда дожидалась меня и нежно уговаривала. «Ушат крови тех людей, которых вы защищаете или не хотите назвать, не стоит одной вашей слезы».

Вот ее любимая присказка. Апостол Петр отрекся. а потом покаялся и был принят. Вы можете уступить им и отказаться от своих убеждений, а потом покаяться. Вы что, считаете себя сильнее апостола Петра? Где же ваше христианское смирение? На одном из допросов следователь сказал Валентине. Если бы вы знали, как хорошо ваше дело улеглось в наши планы, мы сами не ожидали такого успеха.

Мы не верим ни в Бога, ни в черта, и нам не нужно, чтобы за нас молились. но нам надо было изъять лучшую, с вашей точки зрения, и наиболее опасную для нас часть духовенства. Мы понимали, что это опасное для нас духовенство не согласиться с декларацией митрополита Сергия. Результаты превзошли наши ожидания. Мы выполнили план на 300%. Мы изъяли почти все, что у вас ценное в церкви, оставили только костяк. Тело изъяли, оставили скелет. Подождем, когда он обрастет, и изымем опять.

Во время одной из ночных бесед следователь сказал. Мы умеем уважать врагов. Вот епископ Сергий Дружинин прямо говорит. Я не верю вам. Счастливой жизни на земле вы без Бога не построите. Вот таких врагов мы уважаем. Показания владыки Сергия действительно поразительны. Следует отметить, что на первом допросе он повел себя более чем осторожно.

Сразу заявил, что не сочувствовал тому, что Иосифо-Димитриевская организация превратилась в антисоветскую, и что не отходил от нее только в силу своей личной привязанности к епископу Димитрию и митрополиту Иосифу и по каноническим причинам. При этом признал, что вначале все входящие в организацию говорили о расхождении с митрополитом Сергием по каноническим причинам, а впоследствии уже обвинения шли в том, что он, Сергий, приспосабливается к советской власти, власти безбожной, с которой надо всячески бороться, а не приспосабливаться к ней. Однако спустя полтора месяца епископ Сергий не стал скрывать, что и сам разделяет подобные умонастроения. На допросе 17 февраля 1931 года Владыка прямо заявил «Причинами, побудившими меня примкнуть к организации истинно православных, возглавляемых митрополитом Иосифом Петровым, явились мои взгляды в оценке политики советской власти по церковному вопросу. Оговариваюсь, что истинно православными или защитниками истинного православия называли сами себя лица примкнувшие к этой наиболее непримиримой церковной группировке. Я считал, что церковь советская власть стремится уничтожить, разрушает и издевается над цветынями, и что сама православная церковь не может оставаться безучастным зрителем всех этих, так сказать, мероприятий со стороны советской власти, оскорбит и должна бороться за свое существование. Однако сразу же после выступления группы иерархов церкви против митрополита Сергия Нижегородского, я не примкнул к ним, так как сначала смолодушествовал». Здесь, вероятно, владыка Сергий имел в виду свое колебание после запрета его в священнослужении синодом митрополита Сергия 30 декабря 1927 года.

После этого некоторые лица, продолжал он, как, например, Священник Фёдор Андреев, Священник Василий Вирюшский, Архиепископ Дмитрий Любимов. Зная мое прошлое, мои взгляды, твердость в вере и в православии уговорили меня примкнуть к этой новой оппозиции. В этих беседах со мной означенные лица высказывали мне точку зрения истинно православных, на положение церкви, взаимоотношения церкви и советской власти и перспективы развития православия. Помню, что священник Федор Андреев, отличавшийся большими познаниями в богословских и своим непримиримым отношением к советской власти говорил, что советская власть является властью безбожной, разрушающей храмы и оскверняющей святыни, что церковь не может стоять в стороне от политики, а должна бороться с советской властью. Законной же властью, по словам Федора Андреева, является та власть, которая стояла на защите православия, то есть царская власть. Преосвященный Дмитрий Любимов внушал мне мысль стоять в правоте православной церкви. отвергал советскую власть как власть безбожную, сатанинскую, с которой необходимо православной церкви бороться, и придерживался тех же взглядов, что и священник Андреев в вопросе о законной власти, то есть считал понятие православие и Русь неотделимы, и законной властью может быть только царская власть. Аналогичных взглядов придерживался и священник Мирюшский, который со мной еще беседовал о неканоничности поведения митрополита Сергия.

В результате этих уговоров и по собственному убеждению я примкнул к организации истинно православных в конце 1927 года. На другом допросе, спустя неделю, Владыка Сергий добавил. К истинно православным я примкнул сознательно, и вот почему. Советская власть безбожная, а раз она безбожная, она недолго просуществует. Поддерживать безбожную власть, это стать самому безбожником. Митрополит Сергий в своей декларации поддерживал советскую власть и повел церковь Христову по ложному пути на погибель. Нужно было как-то спасать православную церковь. И я после нескольких бесед с архиепископом Дмитрием Любимовым, священниками Никитиным, Верюшским, умершим Андреевым, сознательно перешел к этой группе духовенства, чтобы вместе с ними встать на защиту истинного православия.

и, если потребуется, умереть. Истинное православие может существовать только при монархии. Только он один может восстановить мир и любовь, только монархический строй может восстановить порядок в разоренной России и возможность церкви процветать на погибель всех гонителей православной церкви. Своих убеждений я не скрывал и старался в этом духе воспитывать верующих. Можно представить, как удивляли и вместе с тем радовали Подобное откровение заявления. Владыка не писал роман, а просто высказывал свои убеждения. Но они, как нельзя лучше, укладывались в чекистский сюжет контрреволюционной монархической организации. Недаром в обвинительном заключении подчеркивалось, что о политическом лице организации достаточно исчерпывающе говорят сами обвиняемые.

И далее дословно приводились показания епископа Сергия. Более того, Владыка как будто специально давал повод для обвинений. Так, на упомянутом допросе 23 февраля 1931 года он добавляет «Будучи несколько лет духовником великих князей Константиновичей, я питал себя уверенностью, что с гибелью советской власти я буду опять духовником оставшихся в живых Константиновичей. Года три тому назад я получил от Гавриила Константиновича из-за границы поклон. Поклон передал через одного певчего церкви Воскресения на Крови, который ездил за границу вместе с капеллой. Не отрицаю того, что, говоря о скорой гибели советской власти, я говорил своим духовным чадом – терпеть осталось недолго, вернется время, когда мы вновь будем разъезжать на царских автомобилях. Листки о предшествии Антихриста я действительно давал читать. Раздавая, я говорил, что настали времена гонений на веру православную.

что переживаемое нами время – время гонений и антихриста. Листки эти сохранились старого дореволюционного издания у меня среди книг. Казалось бы, к чему так откровенничать с заклятыми врагами? Не лучше ли было скрыть свои взгляды и тем самым избежать обвинений в политических преступлениях? Но Владыка Сергий, вероятно, понимал, что бесполезно доказывать свою аполитичность или лояльность к безбожной власти, для которой само существование верующих людей, и тем более священнослужителей, уже являлось ярой контрреволюцией, то есть политическим преступлением. Возможно, в преодолении своей осторожности на первом допросе, который Владыка мог расценивать как проявление малодушия перед богоборцами, он решил не кривить душой и говорить им все, что он о них думает. Особенно примечательен допрос владыки 3 марта 1931 года. Будучи двадцати лет духовником великих князей, я был целиком преданным.

Государя я считал и считаю помазанником Божиим, который всегда был с нами, с нами молился и вместе с нами вел борьбу с хулителями церкви. За его убийство, за убийство наследника я ненавижу большевиков и считаю их извергами рода человеческого. За кровь помазанника Божьего большевики ответят. За все то, что большевики совершили и продолжают совершать, за расстрелы духовенства и преданных церкви Христовой, за разрушение церкви, за тысячи погубленных сынов Отечества большевики ответят. И русский православный народ им не простит. Я считаю, что у власти в настоящее время собрались со всего мира гонители веры Христовой. Русский православный народ изнывает под тяжестью и гонениями этой власти. Стремление советской власти посредством коллективизации, устройства колхозов спасти свое положение не пройдет.

Крестьянство политикой соввластий недовольно. О настроениях крестьянства я знал от приезжавшего в Ленинград духовенства для посвящений. В наши задачи входила обязанность разъяснять верующим, что советская власть, как власть безбожная, недолго просуществует. Я и мои единомышленники считали, что истинное православие через церковь приведет раззоряемую большевиками Россию к нашей победе, к победе над врагами и гонителями веры православной. На последних допросах Владыка Сергий подробно рассказывал свою биографию, также не скрывая своей симпатии к великим князьям и императору Николаю II. Он подчеркивал, что факт отречения государя встретил с огромным сожалению скорбя за помазанника Божьего. Так и в отношении Октябрьской революции он прямо заявил. «Я воспринял ее как тягчайшее бедствие для страны, означающее безвозвратную гибель прежней России.

Со всеми антисоветскими выступлениями по местному церковного собору 17-18 годов и московской патриархии я был солидарен. В момент изъятия церковных ценностей я стал на позиции патриарха Тихона. и считал, что достояние церковное должно быть нерушимо, и изъятие церковных ценностей явилось актом грубого насилия и произвола со стороны соввластий. Мне жаль было Тихона за его раскаяние перед советской властью, и я считал, что Тихон проявил больше уступчивости, чем полагалось. Я считаю, что если бы после смерти Тихона был создан Второй Поместный Собор в целях избрания нового патриарха то этот собор, как и собор 17-18 годов, должен был бы заявить во всеуслышание, что Церковь православная советскую власть не намерена признавать как власть безбожную. Подобное неприятие безбожной власти, конечно же, ею расценивалось как тягчайшее преступление. И хотя по законам, даже советским, наказывались не настроения, а конкретные практические действия, тем не менее епископ Сергий был обвинен как опасный политический преступник, а конкретные действия были по обыкновению выдуманы и приписаны. Из церковных общин и приходов чекисты умело создавали повстанческие контрреволюционные организации.

В обвинительном заключении по делу епископ Сергий охарактеризован как один из основных руководителей организации истинно православных. Конечно же, его имя следует первым по списку. и епископ Василий Докторов, а также протеереи Николай Стрельников и Викторин Добронравов обвинялись в том, что являлись членами контрреволюционной монархической церковной организации истинных под руководством политического центра создали в Ленинграде церковно-административный центр, группируя вокруг себя все реакционные силы духовенства и враждебно настроенные к советской власти элементы города и деревни, и руководили деятельностью отделений и ячеек на территории Союза СССР. Причем следствиям особо отмечалось, что они формировали ячейки-приходы из погромно-черносотенного монархического элемента с целью подготовки к открытому выступлению против соввласти, свержении ее и восстановлении монархии. 8 октября 1931 года всем обвиняемым был вынесен приговор. Епископы Сергий и Василий были приговорены к пяти годам тюремного заключения. Протаереи Никифор и Викторин к десяти годам концлагеря. Тринадцать священников вместе с монахом Алексием Карцевым и двумя активными членами двадцатки к пяти годам концлагеря.

Тридцать семь человек к трём годам концлагеря, остальные семнадцать к трём-пяти годам высылки в Северный край. Владыка Сергий вместе с епископом Василием были отправлены в Ярославский политический изолятор, куда прибыли с 7 декабря 1931 года. В каких условиях содержался Владыка в этой тюрьме неизвестно. Не сохранилось никаких свидетельств, кроме приобщенных к материалам следственного дела кратких служебных записок и запроса гражданки Матрёны Ивановны Степановой от 11 апреля 1931 года, в котором она покорнейше просит дать справочку о местонахождении епископа Сергия. Еще ранее, 3 мая 1931 года Матрёна Ивановна обращалась за помощью в Политический Красный Крест. Екатерине Павловне Пешковой и просила сообщить о местонахождении Владыки, который содержался ранее в тюремном лазарете и был выслан из Ленинграда 29 ноября 1931 года. Матрёна Ивановна писала «Сказали, что Владыку в Ярославль отправили, куда я немедленно и поехала, но там его не оказалось. Потом посоветовали поехать мне в Свердловск.

Но туда не было возможности ехать, да еще, наверное, неизвестно, там ли он. И вот до сих пор к моему великому прискорбию я ничего не знаю про него. Даже возможно, что он, бедный, уже не жив, так как он все время тяжело болел. Как я была бы благодарна вам, если бы вы навели насчет него справочку и немедленно мне сообщили, жив ли он и что с ним, бедным, случилось. Даже если бы вы сообщили мне очень грустную весть Я была бы Вам очень за все это благодарна и признательна. Очень тяжело находиться в полной неизвестности насчет него. Простите, что я осмелилась Вас беспокоить своей просьбой. Нас много, а Вы одна.

Вся надежда на Вас. Буду с нетерпением ожидать ответа по адресу Ленинград, улица 3, 3 июля, дом 8. квартира 21, Матрёне Ивановне Степановой. По неграмотности Матрёны Ивановны Степановой расписалась А. Фёдорова. 20 июня 1932 года Матрёне Ивановне ответили, что епископ Сергий Дружинин содержится в Ярославском политизоляторе. Самоотверженная женщина, вероятно, сразу же выехала туда в надежде свидетельствовать с владыкой, а потом отправляла ему посылки за что и сама вскоре пострадала. Ее арестовали и выслали на три года в Казахстан.

Получал ли владыка посылки после этого, неизвестно. Возможно, что еще оставались на свободе его духовные чады, которые продолжали ему помогать, подвергаясь риску в любой момент быть арестованным. В январе 1935 года епископ Сергий был отправлен в Москву, в Бутырский изолятор, для помещения в больницу. Приобщенные к делу справки из санчасти бутырского изолятора НКВД указано, что владыка поступил в больницу 22 января 1935 года с жалобами на головные боли и головокружение. По поставленному медкомиссии диагнозу было принято заключение. По состоянию здоровья нуждаются в больничном лечении в течение месяца. В апреле 1935 года Владыка Сергий был возвращен в Ярославский политизолятор. 7 декабря 1935 года кончался его пятилетний срок тюремного заключения.

Примечательна характеристика Владыки, подписанная начальником политизолятора 15 сентября 1935 года. За время пребывания Дружинина в Ярославском политизоляторе за таковым ничего предосудительного установлено не было. Его поведение было в политизоляторе удовлетворительное. Это объясняется весьма возможно тем, что Дружинин слаб здоровьем». Однако немощного, больного старика не отпустили на свободу. 7 октября 1935 года особое совещание при НКВД СССР постановило отправить епископа Сергия в ссылку в Мариевскую автономную область.