10. Позднейшие имяборцы ⧸⧸ Не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему даждь славу

Елена Кистирова «Не нам, Господи, не нам, но и мне, твоему, дашь славу». Глава, позднейшее имя Борцы. Среди имяборцев, как мы уже говорили, нет единства во мнениях и суждениях даже по самым главным пунктам их учения. В послании Синода 1913 года основным положением, против которого выступили имяславцы, было утверждение, что энергии Божьи не являются Богом, но только Божеством. Поскольку это не новая, а старая и уже осужденная ересь Верлаама, то именно после ее официального оглашения иеросхемонах Антоний Булатович и другие имяславцы прекратили общение с Синодом. В 1914 году они были введены в заблуждение решением суда синодальной конторы, выданном им без упоминания о приписке, что синод соглашается на снятие прещений, но остается при своем суждении в отношении веры. Как только в 1918 году дело выяснилось, имяславцы вновь прервали общение уже с патриархом и его синодом, вплоть до пересмотра этого вероучительного вопроса. Напомним, что согласно Докладу Троицкого, учение имяславцев было осуждено именно постольку, поскольку они считали энергии Божьи Богом.

Профессор Троицкий писал, что если об имени Божьем говорить по внутренней и объективной его стороне, то оно может быть названо Божественным, как энергия Божия, но не Богом. Синод, хотя в своем решении пошел дальше, отвергнув вообще какую бы то ни было объективную связь между именем Божиим и самим Богом, но и профессора Троицкого не осудил, полагая, видимо, главным свое учение об энергиях Божьих. За давностью времени в наши дни многие опасаются признавать, что имяславцы были правы в своем исповедании веры, ведь их оправдание неизбежно ведет к осуждению официального постановления Святейшего Синода, впоследствии подтвержденного и Патриаршим Синодом, хотя и временно, в ожидании будущего Соборного решения. Среди современных имяборцев есть такие, которые полностью принимают постановление 1913 года, а заодно, желая укрепить авторитет архиепископа Антония Храповицкого, приемлют и развивают его крестоборческую ересь. Но есть и такие, которые не хотят принимать варлаамитское учение. Однако, желая быть верными чадами тех синодов, они замалчивают свои с ними расхождения и представляют дело так, будто бы имяславцы были осуждены только за почитание имен Божьих энергиями Бога. Именно такая позиция отражена в одном из сочинений Владимира Мосса. Нам не хотелось бы углубляться в разбор этой апологии, поскольку для серьёзного вероучительного сочинения мы полагаем необходимой, по крайней мере, простую добросовестность.

которое в данном случае не наблюдается. Так Владимир Мос пишет. Божественный свет, который святые апостолы увидели на горе в Фаворе, будучи Божественной энергией, был и есть Бог, или Божественность, если использовать терминологию русских богословов. Этой изящной фразой он даёт понять, что всё дело просто в несколькой иной терминологии русских богословов, то есть авторов синодального послания. На самом же деле Владимиру Моссу не может не быть известно, что синодальное послание именно отрицало, что Божественный Свет есть Бог, а не просто Божественность или Божество. Такое лукавство дает автору возможность чувствам превосходства укорять имя славцев в непослушании церковным властям. Кроме того, Владимир Мосс упоминает, что Вселенский Патриарх Герман V осудил учение имя славцев, исходя из предположения, что в формуле «Имя Божие есть Сам Бог» под словами «Сам Бог» подразумевалось Существо Божие. Но не мог Мосс не понимать, что, следовательно, Патриарх Герман V не возражал против того, что Имя Божие есть энергия Бога.

Имяславцы же, со своей стороны, поясняли, что выражение «Сам Бог» отнюдь не означает «Существа Божие», но означает «Тот самый Бог». именуемым этим именем, а не какой-то иной бог, особый и отдельный. Таким образом, патриарх Герман Пятон на самом деле проявил единомыслие с имяславцами и осудил то учение, которое они никогда не исповедовали, а Владимир Мос, прикрываясь авторитетом патриарха, отвергает учение, которое тот нисколько не осуждал. Оставив в стороне другие подобные сознательные или не совсем сознательные искажения фактов, мы скажем только несколько слов об именах Божьих, которые Владимир Мосс делит на тварные и нетварные, будто бы смешиваемые имя славцами. Он полагает, что слово и имя в обычном смысле суть просто звуки, и только в иносказательном смысле словами и именами могут называться Божественной энергией. На самом же деле, в самом обычном понимании, слово не есть просто набор звуков в отрыве от смысла, но именно смысл, выражаемый звуками. А в богооткровенных именах этот смысл, составляющий суть слова, есть божественная истина, то есть энергия божества. Поэтому иеросхемонах Антоний Болотович и писал, что если говорить о богооткровенном имени Божьем по внешней его стороне, то есть со стороны звуков, в которые оно обличено, Тогда мы говорим, что Бог присутствует во имени Своем.

Если же говорить о самом имени, то есть о выражаемой им Богооткровенной истине, то она, как энергия Божия, есть сам Бог. Таким образом, Слово, доступное для слышания, чтения и произношения, является плотью Божественных истин, и эта плоть неотделима от воплощённого в ней смысла. О двойственной природе Слова Писания с особенной ясностью пишет преподобный Максим Исповедник. Он пишет «Мы говорим, что всё Священное Писание, словно некий духовный человек, разделяется на плоть и дух. И кто утверждает, что слова Писания есть плоть, а смысл его есть Дух или Душа, тот не погрешит против истины. Поэтому, несомненно, мудр тот, кто пренебрегает тленным и становится целиком принадлежащим нетленному. Евангелие являет саму истину, присутствующую в нас посредством букв, которая до этого была сокрыта тенью закона и предизображена пророками. Из следующих слов преподобного Максима видно, какова аналогия, или лучше сказать, неразрывная связь между тем, что касается ипостасного слова, и тем, что относится к Богу откровенным словесам.

Цитата. Слово Божие называется плотью не только потому, что оно воплощается, но и потому, что Бог-Слово, изначально мыслимые просто как сущие с Богом Отцом и как обладающие ясными и нагими образами истины, касающейся всех тварных вещей, не содержит в себе ни притчи и иносказания, ни повествования, нуждающегося в аллегорическом толковании. Но когда Бог Слова пришел к людям, не могущим ногим умом соприкасаться с ногими умозримыми вещами, то, изъясняясь с ними по их обыкновению, Он становится плотью, в которой сочетается пестрая множественность повествований, иносказаний, притч и темных изречений. Ибо наш ум при первом соприкосновении со Словом соприкасается не со словом-ногим, но со словом-воплощенным, то есть с пестротой речения, сущим по естеству словом, но плотью по внешнему виду. Поэтому оно, будучи поистине словом, кажется для многих плотью, а не словом. Но смысл освященного Писания не есть то, что представляется многим, но нечто иное, ведь слово становится плотью через каждое из начертанных речений». Конец цитаты. Заметим, что к плоти, которой становится Слово, относятся не только буквы и звуки, но и помышления, доступные человеческому уму, в особенности после грехопадения, те самые притчи и иносказания, о которых пишет преподобный.

Эта пестрота речения кажется плотью, поскольку доступна нашему чувству и уму, однако есть на самом деле Божественное Слово, не изменившееся при воплощении. Особенно важно, что именно в силу реальности этого воплощения, в силу неразрывности плоти и духа богооткровенных словес, человек имеет возможность восходить к созерцанию духовных истин. Цитата. Начатку на учение людей в благочестии присуще иметь как бы плотский характер, ибо при первом соприкосновении с Богопочитанием мы ознакомляемся с Буквой, а не с Духом Священного Писания. По мере же духовного преуспеяния, соскабливая тончайшими умозрениями плотинную массу речений, мы становимся чистыми, насколько то возможно людям, в чистом Христе для того, чтобы иметь силу сказать по апостолу. Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем. Ясно, что это происходит благодаря простому соприкосновению ума со Словом, помимо тех покровов, которые окутывают Его, и происходит тогда, когда мы, начиная от познания Слова через плоть, преуспеваем в познании Слава Его, как Единородного от Отца. как Закон был, согласно явленному тогда посредством его знанию, приготовлением детоводимых им ко Христу, явившемуся во плоти Слову, и приводимых к Евангелию в его первое пришествие, так и Святое Евангелие есть приготовление детоводимых им ко Христу, имеющему явиться в Духе Слову, и приобщаемых к будущему миру в его второе пришествие.

Потому что всякое слово, подпадающее необходимости выражения буквами и звуками, есть вместе плоть и дух, становясь тем или иным, соответственно, познанием каждого. Пусть он, человек, преодолевая букву, благоразумным изучением Священного Писания, мудро возносится к Святому Духу, в Котором пребывает полнота благ и сокрыты все сокровища премудрости и ведения. И если кто окажется достойным быть внутри этих сокровищ, тот обретет самого Бога, начертанного на скрижалях своего сердца благодатью Духа, открытым лицем, как в зеркале, увидеть славу Божию, сняв покрывало буквы. Если же человек не ставит себе такой цели, но воспринимает Бога откровенное речение только по плоти, по внешности их, то Писание не будет для него спасительным. Ибо Божественный говорит апостол, Письма Бог убивает, а Дух животворит. И посему буква, когда ей поклоняются самой по себе, обычно убивает в себе слово для поклоняющихся ей, как и красота тварей, когда на нее смотрят не ради славы сотворившего, а обыкновенно лишают смотрящих разумного благочестия». И если мы будем полагать, что в Евангелии реально присутствует только человеческая речь, то в нем для нас не будет пути восхождения к Духу, и мы останемся среди тварного, не только тварных букв, но тварных чувств, мыслей и смыслов. Общение наше с Уплощенной Истиной будет тогда мнимым.

Так из ложной веры проистекает и ложная направленность в духовной жизни, в особенности молитвенного делания, как мы уже замечали выше. Ведь если реальность присутствия самого Бога в Его имени и в Богооткровенных словах молитв отрицается, то человеку остается полагаться на свои переживания и чувства, которые он будто бы может направить к Богу помимо этих словес. Это есть именно тот путь прелести, от которого многократно предостерегают учителя молитвы древние и более поздние. И на этом примере видно, насколько неразрывна связь догматики и аскетики, веры и благочестия в христианской жизни. И вот Владимир Мосс, например, утверждает, будто бытварные оболочки имён и суть собственные имена, существующие независимо от смысла, и совершенно отвергает тем самым понятие о Божественном Откровении и о реальности Просвещения посредством его человеческого ума, а вместе с тем, не понимая этого, отвергает саму основу православного благочестия. Мосс полагает, что только в устах святых божественные слова, хотя уже и не являясь словами Божьими, все-таки имеют какой-то духовный смысл, поскольку Дух обитает в этих святых. Но те же слова может произносить нечестивец или бес, и тогда, по мнению Мосса, ничего божественного в этих словах уже нет. Он пишет, Но если не говорить о воплощении самого Бога Слова, то после того, как эта истина воплощается, так сказать, в область тварного, она приобретает автономное существование и может быть использована или манипулирована врагами Божиями.

А в этом использовании или манипулировании Истины Дух Истины не играет никакой роли». Однако мы видели изучение преподобного Максима, что воплощение божественных истин в различные повидимости речения не только подобно, но и существенно связано с воплощением самого ипостасного Слова Божия. И как ипостасное слово осталось собою и не умолилось при воплощении, так всякое слово истинное при воплощении не умаляется и не изменяется, хотя и облекается как бы плотью, то есть теми составляющими, которые сообразны человеческому уму и даже телесному составу человека. Как Сам Господь Иисус Христос, ходя по земле, был доступен не только для почитания, но и для поругания, Так и слово истины, явленное человеком, может быть поругано путем смешения с ложью и хулой. Однако именно о вплотившихся словесах своих Господь сказал, слово ежеглаголых сие судит Ему в последний день. Ясно, что речь идет о слышимых словах, и не только о сказанных Самим Спасителем, но и произнесенных Его апостолами до предела Земли. Если же энергиями Божьими не считать эти слова, то как они могут судить человеков? Когда ангелы возвестили о рождении Спасителя мира пастырем, а те поведали эти слова его Пречистой Матери, то сказано «Мрям же сблюдаше вся глагола сия», слагающая в сердце своим.

Какие же слова слагала она в сердце, ангельские или человеческие? Но ясно, что Божественные слова, возвещенные через Ангелов и Человеков, И если святые пророки и апостолы послужили явлению в мир Бога откровенных словес, то они в этом уподобились отчасти преблагословенной деве, без чистоты и смирения которой невозможно было бы воплощение Слова Божия. Сказав «Се, раба Господня, буди мне», по глаголу Твоему, она стала поистине взаимодавшей плоть Привечному Богу. и те святые послушанием Богу и самоотвержением удостоились как бы взаимодать Ему свои человеческие свойства для воплощения божественных истин. Но как рожденный от Девы не пристал быть истинным Богом, так и отрыгнутое от пророческих уст Слово почитается Церковью как истинное Слово Божие. Когда же эти боготкровенные слова мы слышим и от простых людей, или читаем их сами в книгах, то они сохраняют свои свойства, а не меняют их. И действительно, если бы природа их зависела от произносящего, то в бездушной книге они вообще были бы лишены всякой осмысленности. Что же происходит, когда эритики или даже бесы произносят слова Божественной истины?

Конечно, происходит надругательство над нею, которое и является причиной осуждения, так что само это слово, как говорил Господь, судит нечестивцев. Это совершенно подобно тому, что говорится в песнопениях Страстной Седмицы о самом Господе, Который претерпевал муки, заплевания и заушения, суд износя языком. Поэтому и святой Иоанн Златоуст говорит в Слове против иудеев, что нельзя похвалить их за почитание пророков, ибо иудеи подобны разбойникам, держащим в своем вертепе тех святых мужей, ругаясь над ними и понося их. И это святитель говорит именно потому, что поношением для святых пророков является извращение истин, в которые они сами веровали, и искажение пророческих слов, которые они возвещали людям. Ясно, что о самих пророках лично говорится это именно в связи с попранием иудеями божественных словес, как бы содержимых в узах. То же самое говорит и апостол об извратителях Закона Божия, что они «содержат истину в неправде», то есть не просто лукавые человеческие слова произносят, но истину Бога Откровенную смешивают с неправдой. Как воплотившийся Сын и Слово Отче, помимо Божественной природы, восприяло человеческую, и это ради спасения человеков, так и Божественные слова, явленные людям, имеют внешнюю и человеческую сторону, без которой мы не могли бы с ними соприкоснуться и почерпнуть истинную веру и спасение. Апостол же говорит, Аще же и разумехам по плоти Христа, но ныне к тому не разумеем.

Так и мы, хотя вначале по внешней стороне воспринимаем слова Божие, но должны перейти от буквы к духу, чтобы знать истину Божию не по плоти и не быть убитыми смертоносной буквой. И это не потому, что буква сама по себе зла, а потому, что судящие по букве отделили её от Духа, расторгали в своём уме это единство точно так же, как судящие о Христе, только по человечеству и отвергшие Его Божество. Владимир Мосс, ища иные обоснования для имя-божьего учения, помимо варлаомизма, вынужден в своем отступлении от православного учения об имени Божьем заходить еще дальше синодального послания 1913 года. Так он пишет и не раз подчеркивает, что имена Божьи являются человеческим изобретением, в то время как послание все-таки признает, что имя Божье божественно, потому что открыто нам Богом. В заключительной части своей работы Владимир Мосс приводит слова из доклада профессора Троицкого, который пишет, что хотя имя Божие не есть Бог, но в молитве, как в виде практической, а не теоретической деятельности нашего духа, Установление такого различия невозможно, ибо, раз наше сознание будет занято чисто теоретической мыслью о том, что имя Господа и Сам Господь – не одно и то же, молитвы уже не будет, а будет отвлеченное теоретическое размышление. Конец цитаты. Эти слова являются лучшим свидетельством против имяборчества, ибо истина о Боге никогда не препятствует молитве. Мы видим, что все богослужебные тексты, песнопения и молитвы церковные полны догматических определений.

Но если некая идея, касающаяся Бога, препятствует молитве, то это ясно показывает ее ложность при всем кажущемся правдоподобии. Неудивительно поэтому, что, стоя на таком ложном фундаменте, Владимир Мосс завершил своё сочинение описанием изобретённой им иерархии бытия, на вершине которой находится Бог. Ниже – разумные творения, ангелы и человеки. А ещё ниже – иконы, богослужения, крест, Христов и имена Божии. Автор не приводит источника для своего фундаментального открытия, и без колебаний ставит ниже человека в почитаемый Ангелами и Человеками Крест Господень, о котором Святой Григорий Палома пишет следующее. но не только понятие Слова, Креста и Тайна, но и самое знамение Его божественно и достопоклоняемо, будучи священной и честной печатью, освящающей и совершающей данные от Бога человеческому роду вышеестественные и незреченные блага. отъемлющие проклятие и осуждение, уничтожающие тление и смерть, доставляющие вечную жизнь и благословение, спасительное древо, царский скипетр, божественные трофеи над врагами, видимыми и невидимыми, хотя бы неразумным еретикам в их безумии и не нравилось это, ибо они не постигли значения апостольской молитвы, чтобы возмочь постигнуть со всеми святыми, что суть широта и долгота, и глубина и высота. так как Крест Господень является возвещающим все домостроительство Его пришествия во плоти и заключающим в себе всю тайну относительно сего, и простирающимся во все концы, и всеобъемлющим то, что вверху, то, что внизу, то, что вокруг, то, что между.

Кроме того, если бы кто поклонялся знамению Креста, не имеющему написания имени Христова, то такой, быть может, справедливо был бы прейцаем, как делающий нечто сверхдолжного. Но когда пред именем Иисуса Христа преклоняется всякое колено небесных, земных и преисподних, а это поклоняемое имя носит на себе крест, то какое безумие не преклонить колено пред крестом Христовым». Здесь святитель опровергает и высказанное Владимиром Мосом суждение, будто бы не над писанием имени Христова освещается изображение креста, но сама его форма несет в себе силу, прогоняющую демонов. Как указывают многие отцы, кресты разбойников имели такую же форму, не обладая той же силой. Поэтому-то при обретении Креста Христова было явлено чудо исцеления и воскрешения мёртвого именно от того честного древа, на котором распят был Спаситель мира. Прочее мы не станем здесь разбирать, остановившись на уже сказанном, ибо для непредвзятого ума верующего человека очевидно, что имя «борчество» в любой своей форме, так или иначе, приводит к отвержению основ христианской веры. Поэтому, не мудрствуя паче, нежели подобает мудрствовать, будем мудрствовать по мере веры, не строя отвлеченных теоретических размышлений, которые противны молитвенному опыту святых и разрушают нашу собственную молитву и благочестие.