10. Московское патриаршество (1589—1633) ⧸⧸ Русское православие

Русское православие между Киевом и Москвой. Глава третья. Московское патриаршество. Установление, падение, восстановление. 1589-1633 годы. Раздел первый. Установление Московского патриаршества. Рим все еще третий, но уже не единственный.

Двадцатилетний период между 1585 и 1605 годами был временем возрождения Церкви Московского государства. На это время приходится правление Бориса Годунова 1552-1605 годы жизни. Сначала только фактическое, когда он правил от имени царя Фёдора Иоанновича, 1584-1598 годы, которому приходился Шурином, а потом и де Юре, когда царем стал он сам в 1598-1605 годы. Версия о том, что на пути к царской власти Годуновым было совершено в 1591 году убийство младшего сына Ивана Грозного, царевича Димитрия, 1582-1591 годы жизни, была пущена в оборот его политическим недругом, боярином Василием Шуйским, когда тот во время смуты стал царем, 1600-1610. А затем была подхвачена официальной историографией Романовых, которые также воспринимали Годунова, даже покойного, как идеологического конкурента. Современные историки, начиная уже с М.П. Погодина 1830-х годов, склонны верить первоначальным выводам Следственной комиссии 1591 года, которую возглавлял тот же Шуйский и которая сделала вывод о несчастном случае. На период правления Бориса Годунова приходится установление московского патриаршества 1589 Акт, упразднивший незаконную автокефалию Московской Церкви.

Как было официально заявлено в грамоте Константинопольского патриарха Иеремии II Траноса, данной в 1589 году в Москве, патриаршество учреждается в ответ на обращение русского царя к Константинопольскому патриарху и трем другим православным патриархам. Прежняя незаконная автокефалия Московской Церкви игнорировалась, как нечто, не имевшее право на существование. Границы нового Патриархата были проведены таким образом, что Киевская Метрополия оставалась в юрисдикции Константинопольского Патриарха и, следовательно, официально признавалась Москвой. Автокефальную Москву признали и даже повысили в статусе до Патриархата. но в обмен ей пришлось отказаться от претензий на Киев. Помимо этого грамота Иеремии содержала упоминания о Москве как о Третьем Риме. Для Иеремии это был всего лишь дипломатический ход. Два Константинопольских собора в 1590 и 1593 В годах, подтвердившие дарование Москве патриаршество, обошли молчанием это упоминание и назначили новому патриархату только пятое место по чести.

Русский царь добивался третьего. Иеремия в своих уступках Москве идет столь далеко, что совершает обряд возведения Иова на патриаршество в соответствии с местным обычаем поставления главы Московской Церкви. Этот обычай заключался в том, что чин возведения епископа на главную кафедру Поместной Церкви, Московскую Метрополию, содержал повторную епископскую хиротонию. Подобные повторные епископские хиротонии были прямо запрещены церковными правилами, апостольским 68-м и Карфагенского собора 59-м. Случай возведения на патриаршество Иова который уже был к тому времени митрополитом московским, был странным вдвойне. Первая епископская хиротония была совершена над Иовом еще в 1581 году, когда он стал епископом коломенским, а вторая в 1587 при возведении в санмитрополита московского. Теперь при возведении в санпатриарха московского Над ним была совершена уже третья епископская хиротония. О значении повторной епископской хиротонии мы скажем чуть ниже, а пока подытожим, что же именно получила Московская Церковь вместе с дарованием патриаршества.

В 1589 году Церковь Московского Государства получила твердую каноническую основу став церковью Третьего Рима с настоящим императором-царем и официально признанным патриархом. Связи с православной Экуменой, по-прежнему возглавлявшейся Новым Римом Константинополем, были наконец восстановлены. Московский Рим утратил свою единственность, но взамен приобрел фактическое лидерство и канонически признанное довольно почетное пятое место среди поместных православных церквей. Московский патриархат обладал явно большей мощью, чем восточные патриархаты. Все они получали материальную поддержку от Москвы, не говоря уже о надеждах избавиться с ее помощью от османского ига. Царь Борис Годунов намеревался перестроить Москву, превратив ее в Новый Иерусалим. По его замыслу, Московский кафедральный собор, который так и не был построен должен был называться Святая Святых. Однако реальность оказалась иной.

Раздел 2. Значение повторной хиротонии московского первосвятителя. Странный богослужебный обряд Московской Церкви был известен давно, но почему-то не привлекал к себе внимание историков до самого недавнего времени. Если в Москве сочли нужным настаивать, чтобы этому обряду подчинился даже константинопольский патриарх, который, казалось бы, должен был сам учить московских епископов чину возведения в патриархии, то совершенно очевидно, что обряд выражал какую-то принципиально важную для Москвы идеологию. Какую? При ответе на подобные вопросы нужно учитывать, что разного рода обрядовые формулы для выражения тех или иных идей еще чаще оказываются многоразового использования, чем формулы словесные. Один и тот же обряд может в разных церковных культурах значить совершенно разное. Классический пример – служение Евхаристии на опреснаках, а не на квасном хлебе.

Оно существовало и в раннем христианстве, и у латинян, и у армян, но при этом у всех получало разные и меняющиеся со временем символические толкования. Поэтому вопрос о происхождении любого обряда всегда нужно отличать от вопроса о его символической нагрузке здесь и сейчас. Параграф 2.1. Происхождение обряда повторной епископской хиротонии Относительно происхождения обряда повторной хиротонии при возведении епископа на первосвятительскую московскую кафедру принципиально важные наблюдения были сделаны не так давно Б.А. Успенским. Он, в частности, обратил внимание на формулу в чинах поставления московских митрополитов, составлявшихся для Афанасия 1564 и Дионисия 1581. Там указывалось, что если поставляемый уже является епископом, то действует по уставу, якоже подобает епископу «Приходите от престола на престол». С этим согласуется и устойчивое на Руси мнение, что отрекшийся от кафедры епископ теряет архиерейство.

До нас дошло несколько отписных грамот русских епископов XV-XVI веков, которые обещают после оставления кафедры не именоваться архиереями и не действовать епископское. Таким образом, согласно этим воззрениям, при переводе архиереи на первенствующую Московскую кафедру имела место потеря архиерейского сана по причине оставления своей прежней кафедры. Это согласуется с предположением Успенского о том, что впервые повторное епископское рукоположение было совершено еще над Ионой в 1448 году. Таким образом, можно считать доказанным, что обычай повторной хератонии для первоерарха возник на московской почве вследствие другого и гораздо ранее укоренившегося убеждения о том, что епископ автоматически теряет свой сан при оставлении кафедры. Это убеждение не святоотеческое, но византийское, причем среди его защитников один из самых видных канонистов Фёдор Вальсамон. 12 век. Как справедливо замечено, в Византии так никогда и не получал однозначного административного разрешения канонический спор, вызванный Константинопольским собором 1151 года. Тогда патриарх Николая Музолона 1147-1151 Не изложили именно за то, что перед возведением на престол он пребывал на покое, покинув свою прежнюю кафедру.

Вальсамон доказывал, что, единожды оставив кафедру, Николай перестал быть епископом, а потому, оказавшись на месте патриарха Константинопольского, он фактически был мирянином, и все его действия незаконны и безблагодатны. Святой Николай Мифонский доказывал в ответ, что даже епископ на покое сохраняет епископский сам. Обе стороны, впрочем, были согласны, что повторного рукоположения, запрещенного канонами, быть не может. Кроме того, случаи вынужденного перевода непосредственно с одной кафедры на другую даже у Вальсамона не рассматривались как потеря епископства. В Москве подошли строже, чем в Альсамон, так как теперь уже не только оставление кафедры, но даже и перевод с кафедры на кафедру стали рассматривать как потерю епископства. Но зато нашли способ эту потерю восполнить, решив пренебречь каноническими запретами повторной хератонии. Вполне вероятно, что мы здесь имеем дело с канонической традицией, маргинальной для Византии, но оказавшейся центральной для одной из византийских церковных провинций – Московской Руси. В Москве из нее сделали свои собственные выводы, когда пришлось решить новый для себя вопрос о чьи не поставления первосвятителя.

Ведь прежде ионы, бывшие в Москве митрополиты, поставлялись в Константинополе. Параграф 2.2. Применение повторной хиротонии к поставлению первосветителя. Есть ли основания утверждать, что уже и при поставлении митрополита Ионы русские епископы полагали, что совершают нечто большее, нежели назначение себе первого среди равных, то есть не просто епископа? Такие основания, может быть, имеются в послании митрополита Полоцкому епископу Симеону от 7 декабря приблизительно 1456 года. Оно заинтересовало уже Макария Булгакова. В ответ на послание Симеона, в котором он обратился к Ионе как к брату, а не отцу, митрополит пишет «Мы удивились, сын мой, что ты отнесся к нашему смирению не так, как изначально относились полоцкие епископы прежде бывшим митрополитом, а по-новому. Не знаем, дошел ли ты до глубокой старости и беспамятства или забыл священные правила и, вопреки им, надмился гордостью.

Но знаем, что ты искусен в Божественном Писании и ведаешь, как Бог за гордость и ангелов свергнул с неба. Но по сути сам, пристало ли бы нам, митрополиту, писаться братом к Святому Патриарху? Да не будет. Но он волен, хоть и не должен писаться к нам, так, своим сынам, когда пожелает. Равно и мы можем так писать к вам, но не вы к нам, наши дети. Разве только увлечетесь гордостью и будете без ума. Не беремся утверждать, имелось ли здесь в виду настоять, пусть и в необычной резкой форме, только лишь на административном первенстве митрополита, или имелось в виду уже нечто большее, в духе того, что мы встретим в более поздней московской экклесиологии. Каково бы ни было понимание смысла повторной хиротонии в XV веке, не представляет сомнения, что в течение XVI века оно успело измениться.

Б.Н. Флориа даже считает вероятным, что повторную хиротонию к концу XVI века перестали применять для перевода епископа на другую кафедру, а сохраняли теперь исключительно для возведения на первосвятительство. Мне кажется, эти данные нуждаются в дополнительной проверке. Как бы то ни было, к 1589 году повторная хиротония при возведении на московскую кафедру уже несет совершенно новую и очень существенную идеологическую нагрузку. Эксплицитные разъяснения этой идеологии до нас дошли лишь от эпохи патриарха Никона, середины XVII века. Но тогда уже было видно, что она не воспринималась в Москве, как сколько-нибудь новое. А так было бы и в том случае, если бы её придумал предшественник Никона, патриарх Филарет. Значит, она никак не младше самого московского патриаршества.

И, следовательно, это та самая идеология, которая развивалась в течение XVI века, и ради которой патриарха Иеремию Траноса заставили совершить в 1589 году столь дикое для него чинопоследование. В письме к патриарху Никону 1655 год константинопольский патриарх Поисий спрашивал, правда ли, что на Руси при поставлении патриарха нарушаются церковные каноны. Это было действительно так. Патриархов продолжали возводить на престол по тому же чину, по которому прежде возводили митрополитов московских. Обычай многократного рукоположения оказался тесно связанным с московским представлением о царе, которое тоже выработалось лишь в течение XVI века. Считалось, что царь главенствует над князьями точно так же, а до 1589 года митрополит Московский, являвшийся де-факто патриархом, главенствует над епископами. Это сакраментальное, а не только административное главенство патриарха над епископами и даже митрополитами и требовало, чтобы Иов был посвящен на патриаршее служение еще одним, пусть даже третьим посвящением, возведением духовного лица в сам патриарха. если даже это митрополит должно представлять собой таинство.

Параграф 2.3. Московский примат вместо примата римского. В особом русском представлении, сложившемся в эпоху незаконной автокефалии Московской Церкви, патриарши-сан был чем-то вроде четвертой степени священства, в дополнение к общепринятым трём. епископа, священника и диакона. Такое же положение епископа и епископов занимал римский папа в церковной организации у католиков, что с XIV века было важным предметом критики со стороны византийских богословов. Например, святой Нил Кавасила о папе. Собственно, именно в этом учении о папе римском, как особом епископе над епископами, состоял тот самый догмат о примате Папы, который никогда не могли признать православные и делали одним из главных пунктов своей антилатинской полемики, начиная с XIV века. Первенство чести и административные преимущества Римского престола, оговоренные в священных канонах, православными никогда не оспаривались.

Оспаривалось лишь латинское понимание римского примата как особой степени священства. В Москве с римским приматом тоже не соглашались, но лишь потому, что придумали примат московский. Собственно, догматическая сторона римского догмата о папе, четвертой степени священства, была в Москве официально принята в отношении к местному первосвятителю. У этого русского папства не было возможности проявиться в церковной политике ни при деспотическом режиме Ивана IV, ни в последующий период Смуты. Но именно оно определило судьбу русской церкви в 17-м столетии. Тогда, в 17-м столетии, Арсений Суханов в своем прении с греками о вере 1650 год, о нем будет речь ниже, сформулирует кредо этого московского папизма совершенно эксплицитно. Царь устроил у себя вместо папы патриарха на царствующем граде Москве, а вместо ваших четырех патриархов четырех митрополитов. В деле патриарха Никона его папистские представления о московском патриархе станут одним из предметов разбирательства и обличения со стороны греков.

После Никона повторная хератония при возведении на московскую кафедру будет отменена. Апопизм больше не будет проповедоваться открыто, как вполне разработанная доктрина. Но, по сути, ничего не изменится. Церковная политика последних московских патриархов будет по-прежнему вдохновляться все тем же идеалом самодержавной власти патриарха над всеми епископами. Московский папизм отличался от обличавшегося византийскими святыми папизма римского только тем, что московский папа был к тому же еще и подчинен кесарю, или, если угодно, хану. Церковь Московского государства приобрела свой особенный строй управления, сформировавшийся через двойную деформацию канонического церковного строя. сначала через подчинение Кесарю, а потом еще и через особого рода попизм, когда власть главного епископа Московской Церкви совершенно всерьез рассматривалась как более высокой степень священства, нежели у остальных епископов. Все это развивалось в качестве прямого следствия формирования в Москве представления о таком православном монархе, в котором, как мы цитировали выше, Алексей Константинович Толстой увидел скорее родственника Змея Тугарина.

По мере приближения идеала монарха к идеалу, как его назвал тот же поэт земного бога, идеал первосвятителя должен был неизбежно приближаться к образу его верховного жреца. Все это выглядело диковато, как с византийской точки зрения Максима Грека или Андрея Курбского так и впоследствии с европейской точки зрения Петра I. Раздел 3. Смутное время. Одновременный крах царства и священства. Относительно короткий временной промежуток между 1605 и 1613 годами был одним из самых критических периодов русской истории. Современники назвали его смутой. Русское общество в целом пережило тогда трагедию, сравнимую с трагедией 1917 года.

История смуты активно переписывалась в 20-е годы 17-го века, и это обстоятельство в дальнейшем заметно отразилось на русской и советской историографии. До некоторых пор документы смутного времени почти не издавались и должным образом не исследовались. В качестве подробного введения в историю Московской церкви периода смуты и вообще мировоззрения той эпохи можно рекомендовать монографию В.И. Ульяновского «Смутное время». В 1605 году умер Борис Годунов. После этого, вплоть до возведения на престол Михаила Романова в 1613 году, ставшего родоначальником последней династии русских царей, в России не было бесспорного правителя. В стране не прекращались гражданские войны, жестокость которых усиливалась из-за участия в них армии Речи Посполитой, состоявшей из поляков-католиков и православных русских казаков, бывших подданными польского короля. Патриарх Иов был свергнут с престола в 1605 году за то, что оставался верен Годунову.

В 1607 году Иов умер. Полякам, поддерживаемым влиятельной частью русского общества, в том числе и духовенства, на несколько месяцев удалось установить свою власть в Москве. Большинством епископов в Патриархии был избран Рязанский архиепископ Игнатий. который был на стороне поляков. В следующем, 1606 году, поляки были изгнаны из Москвы, а Игнатий не изложен. Новым патриархом стал Гермоген, 1606-1612, получивший благословение от больного, престарелого Иова, который сам вернуться на престол уже не мог физически. В 1610 году поляки вновь овладели Москвой. Они посадили Гермогена под стражу и заморили голодом, так как не смогли добиться покорности патриарха их планам.

Гермоген, на которого русские смотрели, как на своего правителя в отсутствии царя, был согласен признать царем сына польского короля, но при условии, что он крестился в православную веру. Поляки же намеревались завоевать всё Московское царство и поэтому не собирались принимать никаких условий. Они возвратили патриаршество Игнатию, который вновь был признан абсолютным большинством русских архиереев. Можно заметить, что большинство архиереев Московской Церкви, в отличие от Иова и Гермогена, всегда и безотказно принимали сторону преобладающей светской политической силы, будь это сила даже католической. Лидером этого беспринципного епископского большинства уже тогда стал Филарет Романов около 1555-1633 годы жизни. Возведенный в 1605 году в Сан-Митрополита Ростовского и Ярославского на одной из главных кафедр Московского Патриархата. Исключительно благодаря личному доверию Лжедмитрия и особенной близости к патриарху-коллаборационисту Игнатию. Более низкие слои русского общества оказались менее раболепными и сильнее приверженными православию.

Нижегородский земский староста Козьма Минин и князь Дмитрий Пожарский возглавили народное ополчение, которое освободило Москву от поляков. Игнатий был свергнут во второй раз, теперь уже окончательно. Патриархом стал Филарет Романов, отец молодого царя Михаила. Его избрали заочно, так как сам он находился в польском плену. Филарет был рукоположен в Патриархе Московской в 1619 году, после возвращения из плена. Сам по себе династический кризис обычно не приводит к церковному кризису. Ситуация в московском государстве была иной. Здесь симфония между царством и священством была подвержена чересчур сильному влиянию царства.

Формально царь, безусловно, зависел от священства. В первую очередь это проявлялось в том, что царь должен был исповедовать православие. Фактически же, в результате Победы и Осифлянства в XVI веке священство находилось в гораздо большей зависимости от светских властей, чем в Византии. Поэтому любое отступление царя от православных канонов отзывалось кризисными явлениями в церкви. Она переживала кризис во второй половине царствования Ивана IV и оказалась в еще более глубоком кризисе в смутное время. Победа над теми, кто поддерживал власть польского короля, была одержана под знаменем православия. Духовными вождями патриотического движения были иов, и после его смерти Гермоген, призывавший русских людей на борьбу с иноземцами. Многие же из архиереев сделались в глазах современников врагами православия, по крайней мере, потенциальными.

Они подорвали свой авторитет, одобрив политику патриарха Игнатия, и вместе с ним были виновны в том, что узаконили ложное православие претендентов на царский трон. Когда смута закончилась, в московском государстве не было ни патриарха, ни архиереев, к которым современники относились бы с доверием. Единственный возможный выход из трудного положения заключался бы в том, чтобы избрать патриархом кого-либо из людей, заслуживших народное доверие во время смуты. Однако патриаршество было отдано той же боярской группировке, которой досталось царство. Поэтому патриархом стал тот, кто возглавлял пришедший к власти боярский род. Этим человеком, как уже упоминалось выше, был Филарет Романов, отец царя Михаила. Раздел четвертый. Патриарх Филарет.

Вторая попытка православной вселенной в пределах только Третьего Рима. Филарет Романов принял патриарши Сан 1619-1633 после того, как ему не удалось занять царский трон. Фёдор Романов претендовал на царский престол ещё в 90-х годах XVI века. Именно по этой причине царь Борис Годунов приказал постричь его в монахе. В монашестве он получил имя Филарет. Когда началась смута, Филарет Романов сразу же поддержал первого самозванца и был возведен Патриархом Игнатием в Сан-Митрополит Ростовского, заняв таким образом одной из высших ступеней церковной иерархии. В дальнейшем он смог удержаться на ее вершине благодаря своей готовности служить любому светскому правителю и любому Патриарху, будь то Гермоген или Игнатий. Вместе с тем Филарет Романов был одаренным политиком, чей род усилился во время Гражданской войны.

Поэтому не случайно, что новым русским царем был избран его сын Михаил. 1613-1645 годы. До смерти своего отца Михаил всего лишь исполнял представительные функции монарха и даже в этой роли не всегда бывал востребован. Фактически Филарет решил проблему согласия между царством и священством, объединив их в своем лице. Несомненно, подобное единство было довольно прочным, но отнюдь недолговечным. Двадцатые и тридцатые годы XVII века были временем острой идеологической борьбы, которая до сих пор, как следует, не изучена. В качестве общего введения монография Ульяновского При Филарете история Смуты была переписана. В официальных летописных источниках той эпохи Патриарх Игнатий изображается злым гением Русской Церкви, а Филарета и его окружение праведниками, действия которых были непогрешимы с самого начала Смуты.

В основе церковной организации Филарета лежала идея возвращения к самодостаточности Московской Церкви, но на этот раз на более законных основаниях, которые появились вследствие учреждения в Московском государстве патриаршества. Чистота православия Киевской митрополии подвергалась серьезному сомнению со стороны Москвы. И не без основания. Киевская Церковь признавала над собой власть Римского Папы, заключив унию с Католической Церковью. Брестская уния, 1596 год. Московский собор 1620 года постановил, что присоединение католиков или униатов к православной церкви возможно только через крещение. Чиноприем через миропомазание, как было во всем остальном православном мире и раньше на Руси, был объявлен преступлением и осужден. Такое решение было беспрецедентным.

Впоследствии оно было отменено Московским Собором 1656 года, но вновь принято Константинопольским Собором в 1756 году, к которому Российская Церковь присоединяться не стала. Само собой разумеется, оно распространялось и на протестантов. На практике постановление Московского Собора 1620 года еще более ужесточилось. Известно несколько случаев, когда было предписано заново креститься православным греком. Так или иначе, греки принимались в лоно Московской Церкви через покаяние. Причина была очевидна. Их вера поколебалась под властью турок, потому что, как считали в Москве, невозможно сохранить веру без православного царя. Возникновение подобных представлений о греческом предшествовала зарождению теории Третьего Рима.

Против таких взглядов на греческое православие выступал еще Максим Грек. Однако до Филарета никто не делал из этих представлений выводов, которые бы приводили к изменению церковных правил. Филарет идет еще дальше. Около 1630 года в Москве был напечатан текст чинопоследования епископской хиротонии в 1648-1652 годах тот же текст был опубликован повторно. В нем епископская присяга повторяет текст, составленный московским митрополитом Симоном где-то в 1505-1511 годах. Рукополагаемое дает слово избегать любых сношений с Первый Иерархом рукоположенным как католиками, так и константинопольским патриархом. Примечательно, что Филарет сам был рукоположен иерусалимским патриархом Феофаном, действовавшим по благословению константинопольского патриарха, не говоря уже о том, что первый московский патриарх был рукоположен константинопольским патриархом непосредственно. Церковную политику Филарета следует определить как политику реформ.

где главной целью была повторная изоляция Московской Церкви. Границы вселенского православия вновь сужались до границ Московской Руси. На этот раз причины такой политики были иными, чем в 15-16 веках, когда Московская церковная организация отчасти просто уступила давлению светской власти, а отчасти и сама стремилась к освобождению от вышестоящей церковной инстанции в лице Константинопольского патриарха. По вполне теоретическому, а не конъюнктурному убеждению Филарета и многих его современников было невозможно найти православие в его чистоте за пределами православного московского государства, то есть там, где не было православного царя. Московская убежденность в невозможности сохранить православную веру без православного царя найдет естественное объяснение, если вспомнить о главной идее московской государственности с ее сверхрелигиозным значением самого государства. Тогда действительно можно понять, что с продолжением изоляционизма и постепенным забыванием о православных народах, с которыми некогда имелся контакт, московская религиозно-государственная идеология приобретала все большую последовательность и завершенность. В XVII веке ей уже пора было осознать, что без главного элемента московской государственной религии, православного царя, невозможно сохранить и зависимый от него элемент – православие. Религиозное значение царства в таких условиях оказывается преувеличенным в такой же степени, как и значение священства, вспомнив, что и патриарший сан теперь воспринимается как четвертая степень священства.

Московская церковь и Московское государство после Филарета представляли собой изолированную идеологическую систему с возросшей напряженностью между непертрофированными царством и священством.