1. Об авторе и его сочинении. Предисловие переводчика ⧸⧸ Сильвестр Сиропул. Воспоминания

Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе. 1438-1439. В 12 частях. Перевод с греческого. Вступительная статья. Комментарии и указатели Диакона Александра Занимонца. Санкт-Петербург.

Издательство Олега Абышка. Университетская книга СПБ. 2010. Предисловие переводчика. Автор. Сильвестр Сиропул был представителем того же последнего поколения византийцев, что и святой Марк Эфесский, Виссарион Никейский, Георгий Геннадий Схоларий и Иоанн Евгеник. Он стал свидетелем последних десятилетий византийской истории участников Варентийского собора, который и описал в своих воспоминаниях. был в Константинополе во время его захвата турками, а впоследствии принимал участие в восстановлении церковной жизни при туркократии.

Он родился до 1400 года в Константинополе и умер там же в 1464 году. Большую часть своего служения в патриархии он являлся диаконом, великим экклесиархом и дикеофилаком. И как раз в последнем качестве был членом православной делегации на Ферраро-Флорентийском соборе, где и подписал его Орос. После возвращения из Италии в Византию Сиропул присоединился к православному сопротивлению во главе с Марком Эфесским и чуть позднее к Геннадием Схоларием. Его воспоминания о соборе были написаны, скорее всего, вскоре после 1443 года. а их вторая редакция была произведена около 1461-го. После падения империи ему довелось стать третьим патриархом Константинополя с именем Сафроний после Геннадия Схолария и Исидора. Годы его правления 1462-1464.

Фамилия Сиропул известна в Византии с середины XI века. Она является патронимом, составленным из этнонима «сирос» – «сиреец» и суффикса «пулос». Что касается Сильвестра, то вряд ли можно говорить о недавнем происхождении его семьи из Византийской Сирии, так как все, что о ней известно, относится уже к Константинополю. В середине XIV века известно о двух людях с такой фамилией, занимавших важные места на государственной службе и, вероятно, являвшихся предками Сильвестра. Это Пансеваст Евгений, участвовавший с 1318 по 1332 годы во множестве византийских дипломатических миссий на Западе, и Серафим, претор Димы и служащий столичной Во второй половине XIV века Сиропулы были уже связаны с Великой Церковью. О своих родителях Сильвестр говорит в воспоминаниях, что «Я рожден, вскормлен и воспитан по благодати Божией, замечательнейшими родителями и церковными учителями. Я всегда научался от них и от других знающих и удивительных людей, которых я застал и видел на родине. Иоанн Евгеник, обращаясь к Сиропулу, называет его «священное чадо священных родителей».

В. Лоран не сомневается в том, что отцом Сильвестра был Иоанн Сиропул, известный при Великой Церкви по актам Константинопольского Патриархата в 90-е годы XIV века протегдик с 1396 года. Сакеларий с 1400-го и Великий Скефофилак с конца 1400-го и дальше. О нём известно также, что к 10 января 1399 года он женился вторым браком на Марии. Скорее всего, это и были родители Сильвестра. Дата его рождения является, вероятно, 1400 год, а имя Сильвестр весьма экзотической для Византии того времени, вполне вписывалась в ряд великих, но принятых в семье Сиропулов имен, таких как Христофор, Варфоломей, Серафим и так далее. Образование Сильвестра должно было быть характерным для его круга. Скорее всего, его начали учить его собственные родители, а затем он продолжил обучение в патриаршей школе при Святой Софии.

Там преподавали наиболее известные учителя того времени – Иосиф Вриений и будущий патриарх Ефимий II, тогда еще и гумен Студийского монастыря. У них уже обучались и те итальянские гуманисты, которые приезжали в то время в Константинополь – Франческо Филельфо, Леонардо Бруни и другие. Через эту школу прошло большинство тех, кто занимал важные должности в Патриархате в 20-е и 50-е годы XV столетия. После этой школы Сильвестр не оказался на Пелопонессе в школе Плефона, как многие из его современников – Мануэл и Иоанн Евгенийки, Виссарион и другие. Но сразу стал нести службу в Патриархии. В 1424 году у него был сандиакона и должность учителя Евангелия. Учитель Евангелия должен был читать и изъяснять Священное Писание за богослужением. Возможно, у него были также и педагогические функции.

Уже в то время Сиропул занимался переписыванием рукописей, и в качестве писца он оставил немалый след в византийской книжности того времени. Достаточно сказать, что многие тексты схолария были переписаны рукой Сиропула в сороковые годы, который таким образом являлся его и другом, и секретарем. Вероятно, что многие государственные и церковные документы того времени также были написаны или переписанной рукой Сиропула. В 1403 году Сиропул уже появляется рядом с Патриархом как член его совета и доверенное лицо. Был ли он уже в это время Великим Экклезиархом? В 1429 году Великим Экклезиархом являлся Михаил Вальсамон, который в 1437 году уже известен как Великий Хартофелак. Более вероятно, что Сиропул занял его должность к 1437 году, ко времени отплытия в Италию на собор. Эта должность была одной из наиболее высоких в патриаршей Табеле-Орангах, после Хартофелака и перед Сакелием.

Должность просто экклезиарха отличалась от древних должностей экклезиарха монастырей и архонта церквей и как таковая появилась во времена Никейской империи. При Великой Церкви она упоминается впервые в 1283 году. В 1328 году император Андроник III добавляет к имени Хартофелака эпитет Великий. И очень возможно, что экклезиархи получат такое же отличие примерно в это же время. Ко времени Сиропула шесть или семь высших патриарших относились к числу ставрофоров, то есть носящих крест, как патриаршие архонты нередко и упоминаются в воспоминаниях. Также в 1437 году Сиропул стал одним из коллегии Вселенских Судей Ромеев, следуя в этом за своим отцом, который также занимал в свое время эту должность. Эта должность была одним из предлогов на основании которого Сиропул пытался остаться в Константинополе и не ехать в Италию. Он пытался просить о ходатайстве перед императором Луку Натару.

Натара доложил об этом императору и добавил с благовидным предлогом, что необходимо, чтобы здесь действовал всеобщий суд. А он остановится, если сей уйдет, так как мы не имеем, кого другого оставить, равного ему. Те, кто вокруг него, имеют мало знания для того, чтобы судить. Тем не менее, император решил, что квалификация Сиропула больше пригодится в Италии, а в качестве судьи его заменит кто-то другой. Еще одна из должностей Сиропула с 1439 года – дикеофилак. Это была светская должность, которая, впрочем, при палеологах замещалась обычно церковными лицами. Так Сильвестр Сиропул достаточно быстро достигает высоких должностей в Патриархате. Апогей его должностной карьеры пришелся как раз на канун Флорентийского собора, после которого этот рост сразу прекратился.

Связано ли это было с тем, что немногие из остававшихся высших должностей были уже заняты, как считает Лоран? Наверное. Но более существенным было, скорее всего, то, как Сиропол повел себя на соборе в Италии и после него, по возвращении в Константинополь. В Италии. Флорентийский собор был переломным моментом не только в истории диалога, как такового между католичеством и православием, но и в судьбе каждого из участников этой попытки объединения. Никто из участников собора не мог счесть эту попытку удачной, даже если для католической церкви Флорентийский собор официально считается одним из вселенских соборов. «Мы ничего не достигли», – сказал Папа Евгений, узнав о том, что Марк Эфесский не подписал вероучительное определение собора. Для членов византийской делегации собор стал переломным моментом во всей их дальнейшей судьбе.

Принявшие рано или поздно должны были оказаться на католическом западе. Митрополиты Виссарион и Исидор, будущий патриарх Григорий Мамма. Они, принявшие его решение, должны были проститься с церковной или государственной карьерой, пока решение собора придерживались византийские императоры. Не говоря уже о том стрессе, который все пережили в Италии из-за давления и из-за несбывшихся надежд на подлинное взаимопонимание и единство. Что касается архонтов, как императорских, так и патриарших, к которым относился и Сиропул, то для них поездка на собор была рабочей командировкой чиновников, поскольку они должны были сопровождать свое начальство, выполняя техническую работу и не принимая непосредственного участия в дискуссиях. В самом Константинополе их постоянная близость к высшему начальству давала им, конечно же, определенную степень влияния на события. Но поскольку в Ферраре и Флоренции основные решения принимал император, а не патриарх, то, соответственно, и роль патриаршего окружения делалась менее значимой. В шестой части воспоминаний Сиропул так говорит об этом.

Здесь я хочу рассказать и о положении нашего чина. Первые архонты Великой Церкви, Ставрофоры, принимали участие и в заседаниях, и в обсуждениях, и собраниях, чтобы всегда быть близко к Патриарху. И, подобно тому, как пять чувств не отделяются от человека, так и эти пятеро никогда не отделяются от Патриарха. По этой причине они сидели перед епископами, разве что они сидели на табуретках, а одни лишь архиереи сидели на сиденьях, похожих на троны. Когда в Феррари собирались у Патриарха Архиерея и мы, то мы хотели, чтобы наше положение сохранилось, но так не произошло. Мы многократно говорили об этом, но Патриарх не давал нам никаких ответов сознательно, как я думаю, делая это и отдаляя нас от себя. Итак, мы по необходимости садились, где случится. Во время речей, возражений и состязаний ведь рядом с императором и патриархом говорили и возражали, мы всегда оказывались, по меньшей мере, на пять, десять или тринадцать рядов дальше.

Поэтому мы молчали и поневоле не могли кричать голосом стентера и возражать или же соглашаться с находившимися настолько далеко. Разве когда спрашивали о нашем мнении, мы высказывали его быстро, да и это было редко. Впрочем, они и это прекратили совершенно, не принимая наше мнение, как дальше покажут рассказ. Так, наше редкое слово было совершенно праздным, так что по многим соображениям мы на самих себя накладывали молчание». Таким образом, Патриаршие Архонты не участвовали в соборных дискуссиях, но исполняли технические поручения Патриарха или Императора. Ещё в Константинополе Сирополу вместе с другими было предложено участвовать в подготовительных дискуссиях с представителями западной делегации, но он пытался от этого отказаться. Как только наступило утро, я пришёл к Патриарху и доложил. Вчера я решил доложить и просить, чтобы Вы сотворили мне благодеяние, и я не ходил на встречи, как Вы определили.

Чтобы меня не сочли дерзким, в тот самый час я оставил это без внимания. Но сейчас я пришел просить и умолять, чтобы ты освободил меня от этих встреч, поскольку я не хочу и не выбираю связываться с такими делами. Я сильно умолял его об этом. Патриарх же повелел мне делать то, что решено». Либо считая себя недостаточно подготовленным, Либо, опасаясь войти в конфликт с императором, уже в Италии Сиропул мог отказаться от участия в предвыборных встречах с западными богословами. Я же, писал он, много просил императора и патриарха, чтобы убрали меня из этого числа. Затем и духовника я нашел в качестве союзника и едва смог устраниться от такого труда. Во внутренних дискуссиях византийской делегации Сиропул участие принимал, по большей части поддерживая позицию Марка Эфесского.

Так, во время дискуссии о подлинности цитаты златинских святых Сиропул выразил отрицательное мнение, утверждая, что часто мы не можем отличить тексты Златоуста от псевдо-Златоуста, а разобраться в латинских авторах византийцам тем более сложно. Моему мнению последовали и те, кто говорил после Все же превзошло мнение большинства, и тексты были приняты как подлинные. Итак, будучи по должности вблизи императора и патриарха, Сиропул оказался среди тех, кто пребывал в оппозиции к готовившемуся объединению. И это сказалось на его последующей судьбе. В конце собора Сиропул принял участие в церемонии провозглашения и подписания Ороса. Он вместе со многими другими архиереями и архонтами пытался не подписывать или же не быть в церковном облачении на церемонии провозглашения единства. Но его возражения не увенчались успехом. И это понятно.

Императору было важно в полной мере задействовать в этом событии всех несогласных. И отговорки Сиропула, что если он как архонт не участвовал в голосовании по Оросу, то он не должен и подписывать, результаты не дали. Мог ли Сиропул поступить по-другому? Не поставили свои подписи Подоросом лишь те, кто сумели раньше покинуть собор. Деспот Дмитрий, Иоанн Евгеник и некоторые другие. И Марк Эфесский, отдельно договорившийся об этом с императором и взятый под его защиту. Если во время собора Сиропул был на стороне Марка Эфесского не признавшего решение собора за подлинное восстановление единства, то по его окончании и после возвращения на родину он лишь укрепится в этом мнении. Данный собор, писал Сиропул в конце своих воспоминаний, вовсе не вынес никакого решения и не спрашивали у его участников, кто какое имеет мнение о том, что обсуждается на собеседованиях.

То, что собор собрался вселенский Никто не возражает. То, что собор вынес какое-либо решение, не скажет никто из там присутствовавших. Разве что он просто имел какую-то видимость законности. Греки знали, что Орос подписан императором, подписали и они. Знали и латинине, что он подписан греками и папой, подписали и они. При этом большинство не знало, что в нем написано. После возвращения в столицу Сиропул, как кажется, не лишается своих званий, но его участие в официальной жизни Патриархата постепенно приостанавливается. С этим связано и прекращение его карьерного роста.

Он оказывается в среде православной оппозиции. После Собора Создание оппозиции происходило постепенно. Важнейшим было то обстоятельство, что Константинопольская кафедра после смерти Патриарха Иосифа во Флоренции, еще до подписания Ороса, все еще оставалась без предстоятеля. Византийская делегация вернулась в столицу первого февраля 1440 года, а Патриарх был избран лишь в мае того же года. Кто будет избран Патриархом и каким будет его отношение к подписанной Унии Оставалось решающим вопросом. Патриархом был избран митрополит Кизический Митрофан. Отношение к нему Сиропула было двойственным. Митрополит Кизический Кир Митрофан от юного возраста был известен добрым монашеским житием и стремлением к добродетельной жизни, в чем себя хорошо зарекомендовал, писал Сиропул.

Он ото всех стяжал славу, и все почитали и уважали его как благоговейного, божественного и достойного мужа. Но после смерти патриарха ему нашептали некоторые из императорских родственников, и он стал тешиться мыслью о восшествии на патриаршее место, еще будучи во Флоренции, и таким образом предвкушал императорское повеление. Митрофан оставался константинопольским патриархом три года. 1440-1443. И для этого времени была характерна своего рода политика осторожного выжидания. С одной стороны, Марк Эфесский был отправлен императором в ссылку. Но флорентийский Орос официально не был провозглашен в Софии Константинопольской. Патриарх Митрофан во всем следовал за позицией императора.

А тот ждал, последует ли западная помощь против как результат объединения. А Рим со своей стороны ждал последовательного внедрения Унии в Восточной Церкви. При этом многие из бизантийских архиереев уже успели заявить о том, что они подписали Орос под давлением и теперь отказываются от своей подписи под решениями Собора. Таким образом, позиция власти оставалась пассивно-униадской Коль скоро флорентийские решения не были отвергнуты, а антиуниатская позиция не имела возглавителя. В конце 1442-го, в начале 1443-го года из заключения вышел Марко Фесский и антиуниаты обрели лидера. Широкая дискуссия по вопросу Флорентийской Унии развернулась уже после смерти патриарха Митрофана. 1 августа 1443 года, когда Патриаршая кафедра вновь оказалась вдовствующей. Тогда же был наконец устроен долгожданный крестовый поход против турок, закончившийся неудачей под Варной 10 ноября 1444 года.

Летом 1445 года умер от рака Марк Эфеский. на смертном адре завещавший продолжение своего дела Георгию Схаварию. А в 1445 году патриархом был избран Григорий Мамма, остававшийся на этом посту вплоть до своего отъезда в Рим в 1451 году. Этот второй этап рецепции Флорентийской Унии в Византии 1444-1451 оказался наиболее богатым с точки зрения количества текстов, написанных за или против Унии. С августа 1444 года по ноябрь 1445 в Константинополе состоялось 15 богословских дискуссий по поводу Унии между православными и католиками. Дискуссии проходили в присутствии императора и всего высшего общества. Если основным вдохновителем православных был Марк Эфесский, то само бремя дискуссий легло в первую очередь на Георгия Схолария с православной стороны и на епископа Бартоломео Лапаччи, за спиной которого находился папский легат кардинал Кандульмаро с католической. Судя по всему, именно к этим годам относятся написания Сиропулам воспоминаний о Фарентийском соборе.

В это же время он, должно быть, особенно сблизился со Схоларием. По крайней мере, наиболее важные рукописи Схолария, переписанные рукой Сиропула, относятся ко второй половине 40-х годов. В начале 50-х годов Сиропул был одним из вождей православной оппозиции и являлся членом священного синаксиса, своего рода синода православного сопротивления. Его имя стоит под обращением Синаксиса к гуситам, подписанным 8 января 1452 года. Оставшись в Константинополе, Сиропул оказался в городе и во время его захвата турками. После падения города следы Сиропула теряются. Если он остался в живых, то несомненно, что Геннадий ставший патриархом 6 января 1454 года, должен был приблизить его к себе и, вероятно, произвести в архиереи. По крайней мере, третий патриарх после падения Византии известен с именем Сафроний Сиропул.

Монашеское имя патриарха начинается на ту же букву, что и мирское имя нашего Сиропула. К тому же о других Сиропулах в том поколении пока неизвестно. Так что очень вероятно, что свой жизненный путь Сильвестр Сиропул, участник Флорентийского собора и автор его истории, завершил в качестве патриарха Константинопольского. Сочинение Сильвестр Сиропул является писателем, которому принадлежит только одно сочинение Также ему приписывается небольшое послание, адресованное святому Марку Эфесскому и содержащее его покаяние в подписании флорентийского Ороса. Даже если это сочинение, в рукописи не имеющее указания об авторе, действительно принадлежит Сиропулу, то все же масштаб этого сочинения, пять страниц издания, невелик. Но единственное значительное сочинение Сиропула, его стоит в ряду не только важнейших источников, но и лучших византийских исторических сочинений середины XV века. Сиропул не попал в ряд наиболее известных византийских историков того времени – Дуки, Критовула, Сфранзи и Халкондила. Лишь из-за того, что его сочинения носят более узкий характер, и повествует оно лишь об одном событии того времени.

о Ферраро-Флорентийском соборе. Подлинное название сочинения не сохранилось, так как не сохранилось первой из его двенадцати книг. Однако, насколько его можно восстановить из последующих упоминаний в самом тексте – это воспоминания. Этот жанр восходит еще к началу древнегреческой литературы и сохраняется в новогреческой до настоящего Поскольку в полном названии должно было быть указано как то, о чем воспоминания, так и их автор, то Лоран предлагает такую реконструкцию первоначального названия. Воспоминания о произошедшем во Флоренции соборе, написанной Великим Экклезиархом и Ди Кеофилаком, Диаконом Сильвестром Сирополом. Конечно, встаёт вопрос, насколько история собора, написанная Сиропулом, действительно является воспоминаниями, или же он вёл записи в Италии, которые потом оформил в окончательный и отредактированный текст. Про дневниковые записи в Италии ничего не известно, от них не сохранилось никаких следов. Но, судя по подробности изложения событий в воспоминаниях и по множеству упоминаемых в них деталей, Сиропул фиксировал то, что происходило в Италии, как на совместных с латиниными заседаниях, так и внутри греческой делегации.

Последнее для него даже занимает по значимости первое место, так что сочинение Сиропула посвящено скорее даже не истории Флорентийского собора как такового, а истории византийской делегации на нем. При том, что Сиропул имел доступ ко многим документам Вероятно, что он и сам делал какие-либо записи по ходу самих событий. Но и после Собора, когда он уже занялся написанием самого текста, вокруг было много живых участников тех событий, так что у него всегда была возможность общаться и работать с очевидцами и действующими лицами тех событий. Лоран, как мы будем говорить об этом ниже, предполагал, что Сиропул писал свое сочинение как раз в те годы, когда он много работал вместе со Схоларием. В таком случае Схоларий, также участник собора в качестве императорского чиновника, мог быть незаменимым свидетелем в том, что касалось императора и его окружения. Важный вопрос – когда были написаны воспоминания? Тексты, посвященные собору и полемики с латининами, составлялись со времени самих событий. 1438-1439 годы и вплоть до падения Константинополя.

К какому из этапов борьбы с Варентийской Унией относятся описания ее истории Сиропулам? Французский исследователь Жижи, учитель Лорана, в своей небольшой статье 1939 года Предлагал датировать воспоминания 1451-1452 годами. Он сделал это на основании схолии основной рукописи воспоминаний. Переписчик, говоря о речи схоларии во время подготовки к собору еще в Константинополе, отмечает в схолии, что речь идет о слове схолария, сейчас названного Геннадием, философа и учителем. То есть это написано после 1450 года. Год Пострига и, соответственно, изменение имени Схолария. И до падения Константинополя в 1453 году. Но дело в том, что эта рукопись, действительно написанная в начале 50-х годов, не является автографом Сиропула, как считал Жижи.

Она была переписана Феодором Агалианом тогда как сам текст и его протограф был составлен раньше. Лоран предлагает датировать написание воспоминаний 1443-1445 годами, то есть временем после смерти патриарха Митрофана и до смерти святого Марка Эфесского. После смерти патриарха Митрофана открылась возможность для более широкой, чем раньше, проходили открытые прения, и вот в этой ситуации труд Сиропула мог оказаться востребован. О смерти Марка Эфесского, последовавшей в июле 1445 года, в работе ничего не говорится. В своем первом слове об исхождении Святого Духа, написанном в 1444-1445 годах, Схолари писал Но о том, что произошло на том соборе, также расскажут и разъяснят другие. Так что возможно, что Схолари в этой цитате говорил именно о проекте Сиропула. И в таком случае это подтверждает датировку Лорана. Рукописи и издания Сочинение Сиропула сохранилось в 18 рукописях.

Первое издание было выпущено в Гааге в 1660 году английским исследователем Крейтоном, а научное издание осуществлено неоднократно упоминавшимся Лораном в 1971 году. Протограф сочинения не сохранился. Ко времени автора восходит лишь рукопись, переписанная рукой Феодора Агалиана. близкого к Сиропулу и его кругу человека. Судя по всему, эта рукопись, созданная действительно в начале 50-х годов XV века, до падения Константинополя, была переписана с протографа и является адекватным отражением авторского текста. При издании текста эта рукопись является определяющей. К ней восходят пять других рукописей XVI-XVII веков. Одна из них была переписана в Греции, лишь часть текста А4 на западе.

Помимо этой рукописи и восходящих к ней пяти других рукописей, есть ещё так называемая группа Б, состоящая из 12 рукописей, сохранивших достаточно изменённый текст. Все рукописи группы Б отражают так называемое переиздание воспоминаний конца XV века. Тогда было значительно переработано содержание начальных глав до середины четвёртой, а в последующих главах содержание было оставлено без изменений. Однако во многих местах был отредактирован стиль. Первые главы, в которых рассказывается о подготовке к отправлению в Италию на собор и о причинах всего этого начинания, были отредактированы с учётом туркократии. Тогда как стиль был упрощён и приближен к разговорному. Или, скорее, переписчики не стремились передавать текст буквально и таким образом изменили его стилистику на свой вкус. Можно говорить о причинах, побудивших редактора конца XV века именно таким образом поменять содержание первых глав.

Но в любом случае эта версия не восходит к самому Сильвестру Сиропулу. Одна из рукописей группы B является ещё одной переработкой текста уже в конце XVI века. Это дематический перевод воспоминаний, выполненный Дукой Катабаланосом. Это уже не редакция, а просто переложение текста на народный язык того времени. Если говорить о появлении тех или иных новых рукописей, сочинений в греческом мире, то Лоран связывает это с активизацией католической пропаганды. Ответом на неё было, среди прочего, и появление новой рукописи-сочинения, которая рассказывала об истории Флорентийского собора, остававшегося канонической базой для новых попыток расширения католического влияния на Востоке и заключения локальных уний. Планы издания произведения Сиропула появились на Западе в контексте протестантско-католической полемики. Интересно, что воспоминания не значились в издательских планах Парижского корпуса византийской истории, которые были опубликованы в 1648 году.

Возможно, что католические издатели не хотели спешить с публикацией такого полемического текста. В декабре 1648 года шведская королева Христина пригласила в качестве своего учителя греческого языка и библиотекаря голландского гуманиста Исаака Васиуса. Королевой была создана в Стокгольме настоящая гуманистическая академия с широким кругом европейских связей и интересов. В 1650 году французский гуманист, сенатор и советник короля Клод Сарро передал через Васиуса королеве рукописи, относящиеся к Флорентийскому собору. Очень вероятно, что это и были, или среди них были, воспоминания Сиропула. Когда королева в 1654 году перешла в католичество и уехала в Рим, с ней уехала значительная коллекция рукописей, среди которых Сиропула не оказалась. Манускрипт остался в Швеции под опекой протестанта Васиуса который затем передал его для издания англичанину Роберту Крейтону. Инициатива издания принадлежала канцлеру английского короля Эдварду Хайду, который узнал о том, что Васиус обладает рукописью Сиропула и направил к нему Крейтона, бывшего в то время придворным проповедником.

Крейтон издал рукопись вместе со своим латинским переводом в Гааге в 1660 году. Это стало первым изданием данного сочинения. Возможно, что именно наличие этого издания удержало в конце того же века иерусалимского патриарха Досефея, активного издателя антилатинских текстов, от его повторной публикации. Издание вызвало негодование в католическом ученом мире, которое выразилось в разгромной рецензии А на самом деле в большом томе, выпущенном ученым-греком-ренегатом Львом Аляцием по поводу издания Крейтона и сочинения Сиропула как такового. Похоже, что именно Аляций на долгое время посеял среди католических исследователей сомнения в ценности воспоминаний как источники. В начале XX века интерес к Сиропулу значительно вырос в контексте трудов французских ассампсионистов во главе с Луи Пти, бывшим в то время латинским архиепископом афинским. Среди прочего их труды и, конечно, тех, кто работал вместе с ними, на Востоке или уже в Западной Европе, иезуитов в первую очередь, привели к изданию восьми томов сочинений Геннадия Схалария и целой серии, посвященной Флорентийскому собору. В этой же серии появилось критическое издание воспоминаний Сиропула с французским переводом, комментарием и вступительной статьей, подготовленной Лораном.

В своей небольшой заметке о воспоминаниях, опубликованной в 1939 году, Жужи уже говорил о готовящейся работе Лорана по научному изданию текста. Но опубликовано это было в Риме только лишь в 1971 году. Издание Лорана, безусловно, является непревзойденным и единственным научным изданием воспоминаний на сегодняшний день. Вступительная статья, занимающая почти 100 страниц, ценно в первую очередь исследованием рукописной традиции, которую можно считать исчерпывающим. Комментарий ко всему тексту достаточно подробный, но нередко несёт следы конфессионального подхода. Французский перевод очень хорош. Интересно, что данная работа всё же не привела к заметному росту исследований, посвящённых Сильвестру Сиропулу. Но, конечно же, всё это сделало текст доступным для учёной публики, а наличие хорошего французского перевода облегчило дальнейшие исследования.

В настоящее время готовится английский перевод воспоминаний, а русский читатель теперь располагает русским переводом. Конечно, эта книга не стремится заменить книгу Лорана с ее фундаментальным комментарием и исследованием, но лишь прокладывает для русского читателя путь к знакомству с той эпохой и еще с одним замечательным византийским писателем.