1. Кто начал спор об имени Божием ⧸⧸ Антоний Булатович. Моя борьба…

Иерусалимский монах Антоний Болотович. «Моя борьба с ими борцами на святой горе». Петроград. Исповедник. 1917 год. Посвящение. Посвящается предсвященщему епископу Анатолию. Ваше Преосвященство, в 1914 году, когда в Думу был внесен запрос по поводу выпиющего афонского дела, Вы с высоты Думской кафедры изволили бросить мне в лицо следующее обвинение, будто вся афонская смута обязана своим возникновением стремлений моему к обогащению насчет кассы скита.

Мое боевое прошлое и мои научные экспедиции в неведомые страны Африки, совершенные мною во время нахождения в высочайших командировках, вы тоже изволили охарактеризовать как авантюры ради поисков за тем же обогащением. Изволили вы даже объяснить оставление мною военной службы и поступление в монашество тоже тем же желанием обогащения в монашестве. На эти клеветые и чудовищные по своей нелепости для всякого маломальски знающего меня Я до сих пор не отвечал. Впрочем, тогда же в защиту мою без моего ведомых желания выступили печально, во-первых, мой товарищ полицей Крупенский, во-вторых, князь Арбелиане, в-третьих, моя матушка Болотович, которая с документами в руках доказала, что не я, а монастырь обогащался во всё время моего нахождения в нём на мой счёт. В начале 1916 года в историческом вестнике появилось сочинение имя борца монаха Клемента, в котором он до такой степени извратил фактическую сторону истории Афонской смуты, замолчав о дне события, предав другим совершенно ложное освящение, что вынудил меня взяться за перо и восстановить историческую истину событий. Так как вы изволили в ответ на открытое к вам письмо князя Ашбелиане выразить желание, чтобы я сам высказался об афонских событиях и моем участие в них, и так как предлежащий труд является до некоторой степени таким ответом, то я осмеливаюсь посвятить его вашему предсвященству с просьбой, прочитав его, еще более убедиться в том, что вы изволили ошибиться в ваших определениях. Русского на Афоне Свято-Андреевского скита в изгнании ирисхимонах Антоний 30 ноября 1916 года. Глава 1.

В январской книжке исторического вестника за 1915 год было помещено повествование об афонских событиях 1912 года, заглавленной «Черный бунт». В мартовской же книжке 1916 года была помещена статья, заглавленная имя «Боженческий бунт». Первая статья была написана господином Касвинцевым, с которым я имел удовольствие быть знаком. Интересуясь афонскими событиями, он неоднократно посещал меня, беседовал со мной, и я давал ему пользоваться некоторыми документами. Беседовал он также со многими иноками, вывезенными архиепископом Никоном со Святой Горы. Но все же в его описании афонских событий имеется много неточностей. Автор другой статьи, монах Клемент, был на фоне одним из главарей той партии «Имя борцов», с которой я боролся за честь и славу имени Господня. Его статья, написанная по его словам во имя правды и с целью поставить рядом с картиной господина Касвинцева другую картину на один с ней сюжет, еще более неточно выражает истинный ход событий и проникнута тенденциозностью.

Цель монаха Кремент убедить читателя, что события, которые произошли на Афоне, то плод агитации иерархии монаха Антония и бунт против законной игуменской власти. Отец Антоний якобы прелестился юридической книгой с химонахой Лориона на горах Кавказа и, прелестившись, увлек в ту же ересь братьев Скита. Но в описании отцом Климентом истории афонской смуты с целью будто бы восстановить искаженную в печати имя божниками истину афонских беспорядков и обличить имя божников в их бунтовстических на Афоне деяниях, Вошли тенденциозные искажения и умолчания, что вынуждает меня выступить с обличением отца Климента в его неправде. О пристрастности и тенденциозности описаний монаха Климента свидетельствует, во-первых, самое заглавие, которое он дал своему труду, имя боженческий бунт или плоды учения книги на горах Кавказа. Ибо то, что произошло на Святой Горе в 1912-13 годах, никак нельзя назвать бунтом. А во-вторых, поднявшееся волнение произошло не по вине книги на горах Кавказа, а по вине агитации тех афонских иноков, которые стали проводить среди братьев мысль, что имя Господне есть номинальное, простое собственное человеческое имя, одинаковое с именами разных других Иисусов, и бессильное в божественных действиях. Буддам, как известно, называется возмущение подчиненных людей против поставленной над ними законной власти, от которой они желают избавиться, но не могут сделать этого иначе, как путем насилия. Но на Афоне и в Андреевском скиту игумен выбирается самой братьей, причем статья 4 Устава Андреевского скита гласит, что братья, в случае недовольства своим игуменам, имеют право сменить его простым большинством голосов.

Итак, мог ли быть какой-нибудь бунт при этих условиях? Раз братья имеют возможность, в случае недовольства своим начальством, сменить его, то для чего же ей бунтовать? Так на самом деле и было. Возмущённые ими боческими выходками своими игумена-братья Андреевского с Кита решили сменить его, и, пользуясь своим законом правом, низложил его большинством 302 голоса против 70, но игумен Иранин, не желая расставаться с властью, прибег ко всяким проискам, доносам и клеветам, и достиг того, что, с одной стороны, убедил посольскую власть Константинополя, что недовольство против него братья есть бунтовщическое дело, требующее вмешательства власти и употребления силы для подавления его, а, с другой стороны, оклеветал братье перед греческую церковную власть в Ересе, приписав ей такие богохульные мнения о имени Господем, которых братья никогда не выражало. Наконец, достиг вмешательства в афонское дело и российской синодальной власти таким образом, ценой изгнания большинства братьев с Кита, ценой поправления монастырского устава и всех божеских и человеческих законов справедливости, удержал свою игуменскую власть. Главным его восподвижником и вдохновителем во всех этих действиях был тот самый монах Климент. который ныне выступил в историческом вестнике с целью восстановить искаженный имя божником истину и нарисовать другую картину, нежели ту, которую нарисовал Касвинцев, и другими красками на тот же сюжет. Какова эта картина, каковы краски и каков сюжет, читатель увидит ниже.

Итак, во-первых, отец Климент приписывает вину всего богословского спора В книге отца Иллариона и говорится, что начало богословским спорам на Афоне положили февоитские пустынники, которые, пристившись ересью Иллариона, стали проповедовать ее на Афоне и повели акитацию против тех, которые не соглашались с их мнением. Но так ли это? Фиваистские эскетяне представляют собой дисциплинированную, убогую, смиренную, кроткую и молчаливую братью, совершенно не способную к тем действиям, которые ей приписал отец Клемент. Часть этой брати живет общежительной жизнью в самом скиту и проводит время в труде на разных послушаниях, выстаивает долговременные афонские богослужения, весьма мало интересуясь какими-либо богословскими вопросами. Эта часть брати за весьма малыми исключениями книги отца Илариона не читала. Другая часть братья живёт в нескита и далеко отстоящих друг от друга каливах, в единённо-безмолвно трудясь на своих рукоделиях, всю неделю безвыходно пребывает по своим каливам, а накануне праздников, ослушав обедние пообеды в трапезе, молчаливо возвращается по домам. Среди этих иноков есть выдающиеся подвижники, весьма начитанные святотейской литературой. Есть искусные делатели Иисусовой молитвы, большая часть из них – люди престарелые, таким образом и эта часть не была способна осуществить те агитаторские действия, какие ей приписал Отец Климент.

Среди этих иноков было несколько человек, которые читали книгу отца Лориона. Эта книга им весьма понравилась, ибо в ней отец Лорион изложил то самое учение о молитве Иисусовой, которое они исконнее познали из святотейских творений. Итак, возможно ли было ждать какой-либо агитации от этих иноков, если бы даже на самом деле они престились ересью Лориона? Эта ересь могла бы остаться только в них самих, ибо не имея общения друг с другом, не имея возможности учить и проповедовать, как могли они престить иноков на Святой Горе? Очевидно, что утверждение отца Климента ложное, и причину волнения надо искать в других и в другом. В действительности виной Афонской смуты явилась не книга отца Лориона, а статья Иннака Хрисанфа, написанная против книги отца Лориона. в который тот опровергал издавна существующие святотические мнения о молитве Иисусовой, о божественном достоинстве и божественной силе имени Господня, и тем возмутил простецов, безмолвников, молитвенников и старцев и воинских. Вот где первый повод к афонской смуте.

Затем эта смута разрослась в большое возмущение, когда среди афонитов явились агитаторы тех мнений, которые высказал инок Хрисанф. Такими были высокообразованы иноки отец Алексей Киреевский и романах Феофан и другие. которые прельстились рационалистическими мнениями о имени Иисусовым, что это имя есть простое собственное имя человеческое, одинаковое с прочими человеческими собственными именами, и потому не может иметь того первостепенного значения в молитве Иисусовой, какую ему предает Отец Илларион, и отнюдь не может якобы быть называемым самим Богом. Вот эта-то проповедь мнений впервые высказана иноком Хрисанфом и деятельно распространяемая отцом Алексеем Киреевским, и вывела из состояния глубокого покоя афонское верующее простое инчество. Простецы-иноки стали смотреть на проповедников это новое имя борческой ереси, Отца Хрисанства и его единомышленников, как на еретиков, начали сторониться от них, уходить из церкви, где служили эти лица, перестали принимать от них благословения. Но сторонники Отца Хрисанства были весьма влиятельные на Афоне, имели связи с российскими духовными сферами. Их открыто поддерживал архиепископ Антоний Храповицкий. Не мудрено поэтому, что на их стороне оказалось монастырское начальство Феваиды.

Начались репрессии, которые и содействовали усилению проповеди имя славе и обличению имя борчества. Отец Киреевский проповедовал ерость, пустынники защищали веру православным во имя Господне, а начальство становилось на сторону еретиков. и налагала кары на всех подвижников и пустынников. Из сказанного ясно, что утверждения отца Климента Будды Февроидса, прочитав книгу отца Лориона, стали бегать по Святой Горе, агитировать и всех принуждать принимать этот новый догмат, расходятся с истиной. Также произвольно и неверно название Исповедния Божественного Достоинства и Божественной Силы Имени Господня новым догматом. Этот догмат «Имя Божие – Сам Бог, Имя Господа Иисуса Христа – Сам Господь Иисус Христос» далеко не новый. Еще в VII веке его высказал святой Григорий Синаид, говоря, что молитва «Есть Бог» действуя вся во всех. А во II веке святой Иустин Философ сказал о божественных истинах, божественного откровения, что истинно есть Бог.

В XI веке святой Симеон Новобогослов раскрывает тайну божества имен Божиих, говоря, что эти имена, будучи словами текучими и простыми, когда они относятся не к Богу, суть, свет, Святодейственный Бог истинный, когда они относятся к Господу Богу. Это самое выразил Отец Иоанн Красштадский словами «Имя Божие есть Сам Бог». Это самое высказал святой Тихон Задонский, говоря, что «Имя Божие свято само в себе и заключает в себе божественные свойства». Это самое высказал епископ Игнатий Брянчанинов, говоря, что «сила молитвы Иисусу заключается в силе призываемого и исповедуемого имени Господа Иисуса Христа. Эту самую истину высказывали другие святые и учители церкви. Ее повторил схемонах Иларион, престарелый под Вижник Кавказский. Книга его, изданная впервые с разрешения духовной цензуры в 1907 году, была затем повторена. В третий раз в количестве 10000 экземпляров она была издана Киевской Печорской Лаврой.

Итак, не ясно ли, что неположительное учение отца Лариона было виной смуты, но отрицательное учение Инока Хрисанства возбудило спор и вывело из инертности кроткую послушную немудрствующую черную массу. Было это так. Ревность некоторых властных афонитов к славе своей обители и зависть их к возрастающей славе Кавказа, которая возрастала благодаря книге отца Илариона и привлекала внимание христианского мира к пустыням кавказским, Боязнь того, чтобы это не отвлекло благочестивых искателей спасения от горы Афонской на Кавказ, а за ними и щедрых жертв христолюбивых жертвователей. Наконец, личные счеты заправила Пантелеймоновского монастыря Духовника Агафадора. Вот причина возникновения на Афоне агитации против книги отца Илариона. Агитация началась с раскритикования книги отца Илариона по инициативе Иннака Хрисанфа. Универсант Хрисанф поселился на Афоне в 1881 году, убежав из России вследствие принадлежности своей к книгелистам. Здесь он скрылся под другой фамилией в Ильинском скиту.

К нему-то и обратился духовник Агафадор, чтобы написать возражение на книгу отца Илариона. Инохрисант, взявшись за предложенную ему критику, остановился, во-первых, на словах отца Илариона «Имя Божие есть Сам Бог». Или еще, как выражается Ацарион, имя Божие в молитве есть как бы сам Бог для молящегося. И в эту глубокую тайну христианства возил присущий ему рационалистическо-скептический скальпель. Рецензия инициаторам Афонской смуты отца Агафадором была передана на просмотр маститому фивоитскому старцу схимнику Мартыниану. Последний был весьма начитанным иноком. выдающимся подвижником, пользовавшимся уважением у пустынников скита. И, естественно, он возмущен был кощунственной рецензией.

Возмутились ей и другие пустынники, ознакомившись с рецензией в рукописи, что высказали отцу Агафадору. Однако отец Агафадор не принял во внимание их мнение и не только не остановил распространение этой рецензии, но напечатал ее с благословения архипископа Антония в Русском иноке. Отец Иларион на эту рецензию ответ свой озаглавил «Рецензия на рецензию» и приложил его ко второму изданию своей книги «На горах Кавказа». У инока Хрисантфа появился весьма деятельный проповедник его идей в лице отца Алексея Киреевского. Происходя из хорошей богатой дворянской семьи Орловской губернии, пройдя несколько курсов в университете и один или два курса духовной академии, он покинул мир и приехал иночествовать на Афон. Здесь ему понравилась пустынная феврейская местность, где он себе построил небольшую иноческую келью, вернее виллу. и благодушествовал, но не подвязался, занимаясь более чтением, чем молитвой, и более развлечением и посещением других обителей, чем безмолвным уединением. Во время одного из своих скитаний по пустынным калибрам скита он посетил одного подвижника, делателя Иисусовой молитвы, в день его ангела.

Пустынник гостеприимно угостил его, чем мог. И вот, во время беседы с пустынником, отец Алексей завел речь о молитве Иисусовой, о книге отца Илариона, и дерзко высказал следующее мнение. На что такое имя Иисуса? что отец Иларион придает ему такое значение в Иисусовой молитве. Простой человеческой собственное имя, как и другие имена человеческие. Эти слова покороли благоверного инока, смутили его, и он попросил отца Алексея оставить его и удалиться из его кельи. Отец Алексей ушел, на своей проповеди не прекратил и стал высказывать свои мнения об имени Иисусовым и перед другими братьями Скита. Это повело к тому, что стали смотреть на него как на еретика, перестали брать от него благословения, начали отказываться служить с ним вместе литургию.

Вот тогда-то началось то, о чем говорит отец Клемент, что иноки фивоистские забегали по святой горе. Но забегали они не ради агитации, а для того, чтобы успокоить свой смущенный дух, возмущенный отрицанием божества имени Господня, которое они услыхали из уст отца Алексея Киреевского. Кому же побежали иноки? Побежали они к уважаемым подвижникам, побежали к людям, известным своей начитанностью, своим образованием на фоне, чтобы сообщить им и пожаловаться на то, что они услыхали от отца Алексея. Но подвижники и простецы Афонски не нашли у высокообразованных иноков того, чего искали, ибо высокообразованные иноки оказались единомышленниками с отцом Алексеем, и спор распространился. Тогда иноки обратились к монастырским властям с жалоби на неслыханное до толи мнение. Но те, не имея ни достаточно духовного опыта, ни богословской образованности, и кроме того, подстрекаемые Агафадором, положились на мнение образованных единомышленников Отца Хрисанства и Отца Алексея, и не дали должного разрешения начавшемуся спору. От этого смута еще больше увеличилась.

Ревнующие не по разуму и оскорбленные отношением к нему простецов и необразованных пустынников, которых он называл лапотниками, сухарниками. Отец Алексея стал писать своему покровителю, архиепископу Антонию Храповицкому, представляя ему всю начавшуюся смуту в своем освящении и оклеветывая пустынников, которые якобы обожествляют самые звуки и буквы имени Иисус, в отличие от Бога. Дав веру этой клевете, архипископ Антони письменно похвалил отца Алексея за его ревностную проповедь, вопрос чего? Увы, не веры, но не вере во имя Господне. Утешил его переносимых им ради этой проповеди обидах и скорбях, причиняемых ему темными, необразованными, фанатичными мужиками-феяицами, и поощрял его продолжать свою деятельность в прежнем духе. Таково истинное начало смуты. Читатель может видеть, как несогласно с правдой и насколько тенденциозно утверждение отца Клемента, будто во всем виновата книга «На горах Кавказа», и как ложно то, что он рассказывал, что будто бы усвоив учение отца Лариона, помянутые иноки, стали распространять его своем скиту Фиваиди. В первое время пропаганда не имела успеха, так как из среды фивоитсов выступили противники этого нового учения, вследствие чего начались с киту религиозные пререкания и споры.

Имябожники повели против противников своих агитацию, заслоивали их всюду и от всех требовали бегать от них, как от заразы. Затем отец Клемент добавляет, таким образом получилось начало насилия. Но и это неправда. Начало насилия произошло совсем не так. Февраицы тут ни при чем. Начало последовало от заправил Пантелеймонского монастыря, духовника Агафадора и покорного ему игумена Месаила. И на самом деле, какое насилие могли бы применить подначальные скитяне классным имяборцам? Отцу Алексею отцу Хрисанфу, отцу Феофану, отцу Агофадору и другим.

Отец Хрисанф пребывал в другой обители. Отец Феофан жил на другом конце Афона, самостоятельный был, не досягаем для пустынников и воинских. И тем более, не досягаем был для пустынников действительной глава всего Пантелеймоновского монастыря, отец Агофадор. Может быть, отец Климент называет насилием то, что пустынники стали сторониться отца Алексея и бегать от него, и осуждать его мнение пред другими. Но это насилием назвать никак нельзя. Нельзя назвать эти действия ни пропагандой, ни агитацией, которая велась бы якобы пустынниками по какому-то заранее обдуманному плану. Ибо это было всецело стихийным проявлением оскорбленного духовного чувства каждого. Каждому благочестивому простецу казалось грешным брать благословение во имя Господне от того лица, которое заведомо хулило имя Господне, и для их духовного чувства тягостным ощущалось присутствие за божественную литургию, которой служил хулитель.

Однако во всех прочих отношениях с отцом Алексеем Инники не позволяли себе никаких дерзостей и не наносили ему никаких оскорблений. Но где же настоящее начало насилия? Начало насилия произошло тогда, когда отец Агафадор побудил игумена Месаила начать репрессивные действия против тех, которые отказались брать богословение у отца Алексея или отказывались от сослужения с ним. Вот тут-то и началось истинное насилие со стороны мощных и властных игуменов, поощряемых к тому же архиепископом Антонием Харповицким. И вот начались изгнания из кита, запрещение священнослужения, отлучение от святого причастия, наложение разных дисциплинарных взысканий. Так, например, Иродиакон Марин за то, что отказался в Великом посту 1912 года служить вместе с отцом Алексеем, был отлучен игуенным месаилом на три года от священнослужения, лишён права носить куколь и переведён на низшее послушание на кухню. За 1911 год было удалено или вынуждено к удалению из Кита восемь лиц за несогласие в мнениях с отцом Алексеем. Но где же те насилия со стороны имя славцев, о которых говорит отец Клемент?

Пусть укажет хоть одно. На действительности и инициаторами афонской смуты, и пропагандистами нового догмата, и агитаторами отнявшими мир высотой горы и насильниками и злыми клеветниками, засловищами убогих иноков фивоистских, явились афонские меборцы, а не имяславцы. Явилась кучка лиц, державших в своих руках власть, в союзе с высокообразованными интеллигентами и полуобразованными полуинтеллигентами афонскими. И эта сторона, в противность утверждению отца Климента, явилась стороной нападающей. Емеславцы же, бесправные убогие и малообразованные в светских науках, но глубоко начитанные в святотельских книгах и опытные в подвиге молитвы, явились стороной обороняющейся, каковой они суть и доселе.