1. Две экклисиологии： св. Мефодий Олимпский vs Евсевий Памфил ⧸⧸ В поисках утраченной Византии

В поисках утраченной Византии Константин Леонтьев, Лев Тихомиров и Российская Церковь их времени Автор и романах ныне епископ Григорий Лурье История христианской мысли рубежа XIX и XX веков представляет интерес самого большого масштаба В истории христианской цивилизации это была такая же переломная эпоха, как и начало четвертого века. Тогда христианство вступало в имперский период своего бытия. Теперь же этот период заканчивался. Христианским мыслителям обеих эпох приходилось решать одни и те же вопросы, хотя и по-разному поставленные, об отношении Церкви к окружающему ее обществу. Как в начале четвертого века, так и сто лет назад рассматривались два принципиально отличающихся друг от друга решения, две парадигмы. В четвертом веке на одной стороне выступали святой Мефодий Олимпский и основоположники монашеского движения, на другой Арианин Евсевий Памфил. Аналогичные партии существовали и в конце девятнадцатого и тем более в двадцатом веке. В девятнадцатом веке интеллектуальное брожение, связанное с предчувствиями краха христианской цивилизации, было более всего характерно для России, хотя в двадцатом веке оно станет в равной степени характерно и для Греции.

Поэтому неудивительно, что именно русские мыслители девятнадцатого и начала двадцатого веков, а именно Константин Леонтьев и Лев Тихомиров привлекут к себе основное наше Но сначала несколько слов об их прототипах эпохи конца языческой Римской империи. Это нам будет необходимо для построения той системы координат, в которой нам предстоит рассматривать явления российской интеллектуальной истории. 2. Экклесиология Святой Мефодий Олимпский вис Евсеви Помфил Экклесиология называется учение о церкви вообще. Ниже мы будем иметь в виду лишь один аспект этого учения об отношениях между церковью и окружающими ее людскими сообществами. Еще накануне Миланского Эдикта святого императора Константина 313 год А может быть даже чуть позднее святой Мефодий Олимпский формулировал христианское учение об отношении церкви и мира в самых что ни на есть традиционных понятиях, унаследованных даже не от церкви апостольских времен, а от церкви ветхозаветной. Церковь Нового Завета странствует в пустыне мира, совершая свой новый исход в землю обетованную, жизнь будущего века, которая восьмая тысяча лет, то есть вечность. Вся история мира – это шесть тысяч лет творения.

Пока эта история продолжается, новозаветная Церковь уже вышла за ее пределы и поэтому для самой Церкви, но не для мира вокруг нее, уже наступила седьмая тысяча лет – тысячелетнее Царствие, о котором говорит апокалипсис. Откровение, 20 глава, 4 стих. Это тоже вечность. но она отличается от восьмой тысячи лет тем, что еще продолжает существовать с миром. Именно с такой экклесиологией церковь вступила в имперскую эпоху своей истории. Экклесиология эта, начиная с четвертого века, продолжалась монашеством и никогда не переставала быть для Церкви нормативной. Но ей с самого начала пришлось вступить в конфликт с официальной Экклесиологией Империи Святого Константина, Империей Орианской, чья Экклесиология тоже была Орианской. Ее создателем стал Евсевий Помфил.

По Евсевию, как Империя христианская, так и Церковь суть образы Царствия Небесного. Глава Империи – Император. который сам является образом Христа. Отсюда очевидно, что и главой церкви во Вселенском, а не в поместном масштабе, также является Император. Разумеется, речь идет о церкви на земле. Это и есть та концепция, которая легла в основу Цезарепопизма. Цезарепопизм в Византии никогда не торжествовал в качестве официального учения, за исключением периодов Арианских смут, IV век, когда он возник, и первого Эконоборчества, VIII век, когда дали новые всходы семена Древнего Арианства, вроде того же послания Констанции Евсевия Помфила с его Эконоборческим учением об образе. В действительной жизни имело место что-то вроде динамического равновесия разных тенденций, а в государственной теории учение о симфонии Государственно-ярюдически и церковно-канонически закрепленные в шестой новелле святого императора Юстиниана 527-565 годы.

Важно понять, что именно в богословских предпосылках концепции Евсевия было орианского, то есть что именно из нее отторгалось преданием церкви. Конечно же, главным была вся созданная орианством субординационистская перспектива. Бог-Отец, далее, то есть ниже, Сын, считающийся Тварью, еще ниже Церковь. Но, во-вторых, онтологические пропасти между всеми тремя ступенями этой иерархии – между Богом и Сыном, между Сыном, как перворожденным в Сеотваре, и Церковью, как Творением. Да, эти ступеньки связываются между собой отношениями проекций. Низшее тут всегда – образ Высшего. Но учение Евсевия об образе не предполагает никакого онтологического причастия друг к другу между тем, что различно по природе. В этой ситуации не может быть никакого учения о Церкви как теле Христовом в самом буквальном физическом смысле, а теле, у которого даже земная жизнь происходит в Вечности.

Соответственно теряется и понятие неотмирности Церкви, ее странствия и исхода в пустыне века сего. Антологически Церковь уравнивается, за некоторыми оговорками, с другой и вполне земной организацией христиан, с империей. Теряется все, о чем совсем незадолго до Евсевия писал святой Мефодий Олимпский. Можно себе представить, какую задачу задало православным богословам рождение христианской империи, да еще и при арианских епископах в качестве повивальных бабок. Задача эта была все же решена, окончательно только при Юстиниане, но практически уже при Феодосии Великом в том же IV веке. Уроки, преподнесенные этому царю святым Авросием Медиоланским, равно как и уроки смирения преподнесенные в ответ святым царем Феодосием всему миру, вошли в историю как одни из первых удачных опытов собственно православной государственной мысли. В основе симфонии, что буквально значит «Согласие», лежит представление об онтологическом различии между Империей и Церковью, хотя бы и взятой лишь в пределах земной организации. Образами Царства Небесного являются и Церковь, и Империя.

Поэтому Евсевий никогда не переставал быть актуальным, а лишь только переосмысливался. Но это образы не в одном и том же смысле. В Церкви, как земной организации, реально присутствует Церковь, как тело Христово. А это уже не просто образ, но сама реальность Царства Небесного. В Империи же ничего такого нет. Она, в отличие от Церкви, не содержит в себе реальности Царства Небесного. Если можно сравнивать Империю с написанной красками иконой Царства Небесного, то Церковь на Земле следует соотнести с Евхаристией. Только на основе такого размежевания возникает возможность симфонии Церкви и Империи.

Отсюда принципы автономии их внутренних структур, законодательства и т.д. Перемещение Центра Христианской Империи в Россию, совершившееся в XVI веке, было сразу же ознаменовано нарушением того динамического равновесия, которое установилось в Византии. Речь идет о том радикальном нарушении канонического строя Российской Церкви, которое было вызвано вторым браком Василия III в 1525 год. и оказавшейся необходимой для этого подменой канонического церковного управления марионеточным. Довольно быстро это привело к отрицанию симфоний не только на практике, но и в теории государственного и церковного права. Концепции ориентского изготовления перестали уравновешиваться чем бы то ни было, и в конечном итоге это привело почти к полному крушению церковной Тут можно предвидеть вопрос, к чему вспоминать о каком-то там арианском наследстве, когда духовный регламент компилировался Феофаном Прокоповичем на основе протестантских кирхен-орд-нунген. Причина для этого есть. Независимо от источника, привлекавшихся Прокоповичем материалов, он использовал их не для чего иного, как для модификации вполне определенной традиции, традиции, которая так никогда и не перестала быть византийской.

И это не говоря уж о том, что греко-российская церковь была в то время лишь частью, хотя и самой весомой, более значительного целого, куда входили еще и восточные патриархаты. Именно благословением восточных патриархов, хотя и полученным при помощи обмана был установлен в России синодальный строй.