1. Антоний Булатович. Оправдание веры Об авторе

Иеросхемонах Антоний Булатович. Оправдание веры в непобедимое, непостижимое, божественное имя Господа нашего Иисуса Христа. Сведения об авторе. Иеросхемонах Антоний в миру Александр Ксаверевич Булатович. Годы жизни 1870-1919. Александр Ксаверевич Булатович родился в 1870 году, 26 сентября старого стиля, в городе Орел, в семье традиционно военной. Его отец, генерал-майор Ксаверий Викентьевич Булатович, происходил из древнего дворянского рода, идущего от Касимовского хана Саин Булата Бек Булатовича. в 1563 году принял христианство с именем Симеон.

Мать Александра Булатовича, Евгения Александреевна, тоже происходила из семьи потомственных военных. В три года Александр лишился отца. Мать, оставшаяся с тремя детьми, переехала в имение своей тетки в село Луциковку Харьковской губернии, ныне Сумская область Украины. Мальчик с детства любил военные игры. Необыкновенная живость характера сочеталась в нем с удивительной набожностью, хотя в юности он на некоторое время отошел от своей детской религиозности и увлекся учением Льва Толстого. С 14 лет, начав обучение в Александровском лицее, Булатович закончил его в 1891 году в числе лучших учеников. В том же году он был зачислен в лейб-гвардии гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии. Приблизительно в середине 90-х произошла встреча Александра Булатовича с отцом Иоанном Кронштадтским.

В Кронштадт он приехал тайком от матери и сослуживцев. Это был день его духовного перерождения, которое, однако, оставалось до времени скрыто от посторонних. Почему? и последовавшее спустя несколько лет решение Булатовича принять постриг вызвало столько недоумений в обществе. Офицер Булатович был всецело предан своей службе и требователен к подчиненным. Равнодушно относился к увеселениям, а на балах и приёмах стоял в стороне, словно отбывая повинность. Неожиданно для всех Александр Булатович Подал прошение об участии в санитарном отряде, которое Российское общество Красного Креста командировало в Эфиопию, в то время с большим трудом удерживавшую независимость от европейских держав. Летом 1896 года мне представился случай предпринять путешествие внутрь Абиссинии.

Западные области, куда я направился «Были мною выбраны потому, что в этом направлении Эфиопия почти ещё совершенно не исследована», – писал он впоследствии. О серьёзности подготовки Булатовича к этому новому для него делу говорит уже одно то, что он, проконсультировавшись со знаменитым профессором Болотовым, самостоятельно выучил амхарский язык. С первых же дней своего существования русская миссия Красного Креста встретила много затруднений. 18 апреля 1896 года отряд всё же прибыл в порт Джибути, и тут для дальнейшего передвижения возникла необходимость послать курьера, который смог бы найти мулов в городе Харар без сношения с эфиопской столицей Энтото. Александр Булатович вызвался совершить это опасное путешествие по гористой незаселённой местности и, впервые сев на верблюда, преодолел расстояние в 350 верст за 90 часов. То есть намного быстрее профессиональных курьеров. Булатович оставался в Эфиопии после того, как отряд Красного Креста в январе 1897 года окончательно покинул страну. Результатом его путешествия явилась основанная на дневниковых записях книга «От Энтота до реки Бара».

Булатовичем впервые была нанесена на карту значительная часть речной системы юго-запада Обиссинского Нагоря и описаны истоки нескольких рек. Помимо географических и этнографических сведений, книга «От Энтота до реки Бара» содержат и важные наблюдения, касающиеся Эфиопской церкви. По возвращении из Эфиопии в апреле 1897 года Булатович был произведен в поручики и награжден орденом Святой Анны Третьей степени. Издав книгу о своем первом путешествии, он в сентябре того же года вновь отправился в Эфиопию, уже в составе дипломатической миссии и во второй раз встретился с императором Менеликом II. По предложению императора он принял участие в военной экспедиции с войском полководца Вальда Георгиса по землям Каффы, куда прежде не ступала нога европейцев. Чтобы предупредить о поездке русское посольство, Булатовичу пришлось за 42 дня преодолеть верхом 2000 километров. Силы мои были всё это время напряжены до крайности, не говоря уже о физическом утомлении, болезни и лишениях. Немыслимым казалось в такой малый срок успеть побывать на берегу моря, вернуться обратно, снарядиться и со всем обозом сделать пятисотвёрстный переход.

Армия Вальдо Георгиса должна была выйти к южным рубежам Эфиопии и поставить там эфиопские флаги. что означало бы присоединение этих земель к империи Менелико. В походе Булатович, как всегда, вел географические наблюдения. Перед заходом солнца я производил солнечные наблюдения для определения часового угла. Раз, то есть генерал Георгис, по любопытству посмотреть, как винтят солнце, и его конвой толпой обступил мой инструмент. Я показал Вальде Георгису Солнце, которое удивило его своим быстрым прохождением через волосок, и даже прочел маленькую лекцию по астрономии, объяснив установку инструмента по уровням, значения отсчетов, годовое и суточное вращение Земли и прочее. Он меня очень внимательно слушал и большую часть того, что я говорил, пересказывал по своему окружающим. А те, от удивления, только быстро щелкали языком и издавали другие, выражающие удивление, восклицания, усиленно порываясь к инструменту, чтобы увидеть, как это в трубе ходят небесные светила.

Определяя свое местоположение с помощью приборов, Булатович наносил на карты все, что находилось в окрестности. Среди открытий Булатовича был горный хребет, который он назвал именем императора Николая II. 26 марта 1898 года отряд вышел к берегу озера Рудольф. Здесь Булатовичу принесли израненного и брошенного ребенка, примерно трех лет, которого Булатович подобрал, вылечил и оставил у себя, назвав Васькой. Он вспоминал об этом так. «Мальчишка молча стоял передо мной, широко расставив ноги. Он был страшно окровавлен Но кровь большей частью присохла. Маленький страдалец не стонал и не плакал, а только кротко глядел на нас всех.

Когда я его положил для перевязки на спину, он, увидав в моих руках ножницы, стал отбиваться всеми силами и жалобно кричать, ударяя себя ладоньками в грудь. Суровые солдаты, пролившие на своем веку немало крови, и те не могли от жалости смотреть на невинно пострадавшего. оболевавшегося кровью мальчишку, и один за другим уходили. Первым удалился сам раз. Я очистил рану, обмыл ее составом сулемы и кокаина и сделал перевязку, уложил мальчиков в моей палатке. В честь мальчика путешественник назвал скалистый мыс на берегу озера Рудольф Васькиным мысом. Васька быстро научился говорить по-русски, в том числе приветствовать Булатовича словами «Здравия желаю, Ваше Высокоблагородие». Впоследствии Булатович забрал Ваську в Россию, крестил и позаботился о его образовании.

В мае 1898 года Булатович вторично вернулся в Россию из Эфиопии, был произведен в штаб с Ротмистры и награжден Орденом Святого Станислава Второй Степи. Из Эфиопии он привёз высшую военную награду Эфиопии – золотой щит и саблю. В начале 1899 года Булатович сделал доклад на собрании Императорского географического общества, которое в 1901 году наградило его серебряной медалью имени Семёнова-Тяньшанского. Итогом второго путешествия по Эфиопии стала книга с войсками Менелика II. 10 марта 1899 года Булатович был вновь отправлен в Эфиопию по личному ходатайству министра иностранных дел Муравьёва, который писал о нём военному министру Куропаткину. Названный офицер сумел зарекомендовать себя самым блестящим образом во время поезда к своих пограницах с Эфиопией. Он вполне освоился с местными нравами и обычаями, ознакомился с языком страны, которым свободно владеет, и проявил редкие выносливость, храбрость и присутствие духа. За несколько дней до отъезда, 5 марта 1899 года, Булатовича принял в Зимнем дворце государь император Николай II.

Причем встреча проходила вне правил. то есть вне установленного протокола. Третье путешествие Булатовича в Эфиопию длилось немногим меньше года. На этот раз в его задачу входили не только осмотр территорий и занесение местности на карту. Он должен был также изучить политическую обстановку в стране, сделать доклад о состоянии эфиопской армии и спрогнозировать последствия возможного конфликта с Англией. В феврале 1900 года Булатович покинул Эфиопию. Согласно газетным сведениям, на пути домой Булатович посетил Иерусалим, где при гробе Господнем дал обет посвятить оставшуюся жизнь Богу. Впрочем, из его собственных книг можно увидеть, что это решение было принято им раньше, в связи с чудесным спасением от смерти.

За время своих поездок по Эфиопии Булатович сблизился с Негусом Менеликом, который, по сообщению главы русской дипломатической миссии Власова, восторгался и удивлялся деятельностью Булатовича, его железной энергией, выносливостью и привычке ко всем лишениям, знаниям военного дела и необычайным мужеством, перед которым отступают все преграды и опасности. Булатович стал легендарной личностью в Эфиопии. Власов также писал о нём. «Этот офицер доказал самым блестящим образом не одним абессинцам, а всем европейцам, находящимся здесь, на какие подвиги самоотвержения способен офицер, вышедший из русской школы и имеющий высокую честь числиться в рядах императорской гвардии». Книги Булатовича об Эфиопии как представляющий и сейчас значительный научный интерес, были переведены на английский язык в 1990-х годах Ричардом Зельцером, автором двух исторических романов о жизни Булатовича. Вернувшись в Россию, Булатович попросился в Маньчжурию, где европейские державы совместно с Россией усмиряли боксёрское восстание. В конце июня 1900 года боксеры захватили железнодорожную станцию Хайлар. Отряд Булатовича ворвался в Хайлар и двое суток удерживал его до подхода основных сил.

По словам современника, Булатович воспринимал войну не как печальную необходимость, а как нечто светлое, хорошее, святое. Он искал войны и военных приключений, жаждал их Во время военных действий он вместе со своим эскадроном постился и читал Евангелие по голове в день. «Минута боя, – говорил Булатович, – самый благородный, святой момент. Нет выше этого момента. Разве бывают тогда у человека злоба, расчеты, лукавства, сребролюбие и другие пороки? К каждому бою он готовился как к смерти, очищая свою Считал, что людям порочным нельзя идти на войну, ибо по-настоящему храбрым может быть только человек нравственно чистый. Малейшее пятно – и появляется трусость. Сравнивал войну с причастием, которому надо готовиться всей жизнью.

Войны оборонительные ставил особенно высоко. Святые войны оборонительные – они Божье дело. В них проявляются и чудеса храбрости. В войнах наступательных таких чудес мало. В 1901 году Булатович вернулся в полк, где был назначен эскадронным командиром. В 1902 его производят в Ротмистры и награждают Орденом Святой Анны II степени с мечами и Святого Владимира IV степени с мечами. Он также получает разрешение носить пожалованные ему французским правительством Орден Почётного Легиона. Однако после путешествий по Эфиопии и китайской кампании здоровье Булатовича было подорвано.

Он сильно повредил зрение и ослаб физически после перенесённого тифа. 18 декабря 1902 года он сдал командование эскадроном, а 27 января 1903 года уволился в запас по семейным обстоятельствам. и поступил послушником в Азерскую Никифоро-Геннадьевскую пустыню, что за Невской заставой в Петербурге. Конечно, этот шаг был совершен не без влияния отца Иоанна Кронштадтского, с которым он встречался неоднократно и который, в конце концов, благословил его отправиться на Афон. Одну из таких встреч, имевшую место 26 августа 1903 года, Булатович описывает в книге «Моя борьба с амиборцами на Афоне». «Мы вместе с бывшим моим игуменом, отцом Георгием, приехали в Кронштадт, желая повидать дорогого батюшку. Но его не было дома. Он был в Петрограде и должен был приехать только вечером.

Проходя мимо его дома, я мысленно пожелал, хоть бы мне батюшка дал какое-нибудь словечко в руководство. Вечером отец Анн приехал, и мы с отцом Георгием пошли к нему на квартиру. Нас впустили, и отец Георгий прошел к нему в комнату, а я, как смиренный послушник, остался ждать на кухне, не дерзая беспокоить батюшку в столь поздний час. Там я сидел в ожидании, пока выйдет отец Георгий, и, счастливый тем, что побывал хотя на квартире у дорогого батюшки, мирно сидел в уголочке и занимался Иисусовой молитвой. Каково же было мое удивление, когда вдруг сам Отец Иоанн пришел на кухню и, направившись ко мне, ласково приветствовал, поцеловал и повел к себе в комнаты. Спросив меня о моем духовном житье-бытье, он вдруг повернулся, побежал в другую комнату и оттуда вынес свою книжку и, вручая ее мне, сказал «Вот тебе в руководство». Вместе с Булатовичем в монахи ушли шестеро солдат его эскадрона. Ваську Булатович сначала взял с собой послушником, однако позже его пришлось отправить на родину из-за постоянных насмешек, которым ученый темнокожий ребенок подвергался от местных мальчишек.

Бывшие же солдаты вслед за своим командиром отправились на святую гору Афон, где поселились в Андреевском скиту Ватопецкого монастыря. 8 марта 1907 года Булатович принял схему с именем Антоний, а 8 мая 1910 года был рукоположен в Священный Сан. Здесь он вел затворническую жизнь, мало что зная о происходящем даже в том монастыре, насельником которого был. В это время на Афоне уже начались смущения, вызванные некоторыми статьями и высказываниями касательно имени Божия, будто бы являющегося обычным человеческим словом. В марте 1911 года иеросхемонах Антоний Булатович вновь отправился в Эфиопию, откуда вернулся лишь в январе 1912 года. Формальным поводом для поездки было его желание навестить своего крестника Ваську и преподать ему причастие святых Отец Антони также вновь встретился со своим старым знакомым Негусом Менеликом II, к тому времени тяжело больным. Кроме того, отец Антони хотел выяснить возможность открытия русской церковной миссии в Эфиопии и создания подворья Андреевского скита на острове озеро Шали. Однако этим планам не суждено было сбыться.

Шестого января 1912 года иеросхемонах Антоний был отозван на Афон, увозя с собой одни надежды и ни одного положительного обещания со стороны власти имущих. После своего окончательного возвращения из Эфиопии Булатович сразу вступил в борьбу за почитание имени Божия. «Слава Богу! И благодарю Его, что Он, сподобив меня некогда подвизаться в передовых отрядах конницы, которыми мне довелось предводительствовать на войне, ныне сподобил меня еще безмерно больше милости подвязаться в передовом отряде защитников имени Господня», — говорит он в одном из своих писем. О первом периоде борьбы Булатович рассказывает в упомянутой нами Высшей книге. Этот период закончился изданием поспешно составленного синодального послания 1913 года, а также насильственной высылкой сафона сотен русских монахов с запрещением причащаться, а священникам служить, с лишением монашеского звания и рассылкой их по местам приписки. Среди высланных были старики, не имевшие в России совершенно никаких средств к существованию, иные из них жили на Афоне так давно, что только теперь, во время изгнания, впервые увидели железную дорогу. Некоторые подробности дальнейшей истории имяславия читатели могут найти в нашем издании в приложении, помещенном в конце.

Так как обсуждаемый вопрос некоторым представляется довольно запутанным вследствие сложности и спутанности самих событий, то хотелось бы привести высказывание известного философа Владимира Эрна, который в то время писал «Говоря по-простому, тут нечего было и решать. В горных пустынях Кавказа воспели новую песнь имени Божию. На старом Афоне тысячеголовым подвижническим хором продолжали священные словословия. Казалось бы, самым простым и легким было присоединиться к светлому духовному торжеству и своим авторитетом внести порядок в строй в новое движение духа, приобщивший к нему весь православный мир. Но Синод по-простому и легко войти в новое движение не сумел. Действия Синода, причины этих действий и печальные их последствия ярко характеризуют эпоху, родившую революцию в нашей стране. Не случайно будущий новомученик Михаил Новоселов чье осуждение по этому поводу было более подробно приведено в приложении к данному изданию, упоминал также об интеллигентском и бурсатском рационализме, проложившем в наше церковное общество широкий путь протестантскому субъективизму и лжедуховности. 28 августа 1914 года, после того, как первое осуждение меславцев было частично и довольно непоследовательно отменено, отец Антоний добровольно и на своем иждивении отправился на фронт Первой мировой войны в качестве армейского священника и воевал в Польше и в Карпатах.

Подняв в решительный момент солдат в атаку, он был впоследствии представлен к боевому ордену святого Владимира Третьей степени с мечами. Перенеся возвратный ТИФ с уже подорванным здоровьем в боях под Сапаковчиком, отец Антоний вновь руководил атакой, за что командование ходатайствовало о награждении его наперстным крестом на Георгиевской ленте. Возвратившись с войны, я оказался в совершенном безвыходном положении, ибо, служа безвозмездно, я не имел никаких сбережений. Мать же моя лишилась всего своего имущества, и меня, полуслепого, один афонский инок привез в Москву в конце февраля сего года. Здесь я обратился к Святому Патриарху с просьбой дать мне приют в обители, и я был приуказан к Покровскому монастырю, но без разрешения священнослужения. Лишение меня священнослужения повергло меня в большую Ибо, навыкнув с благословения преснопамятного отца Иоанна Кронштадтского служить ежедневно Божественную Литургию, я неопустительно служил таковую ежедневно, и во время боев под огнем, и во время походов, за редким исключением действительной невозможности. И в этом священнослужении привык находить живопитание для моей многогрешной и мертвенной души. Выяснив с трудом, что причиной запрещения было прежнее обвинение в ереси, отец Антоний попытался добиться, чтобы его допросила об исповедании веры секция Священного Собора Российской Церкви, созданная специально для рассмотрения вопроса о почитании имени Божия.

Так как этого не произошло, то после окончания Собора он обратился с подобной же просьбой в Синод, но ответа не получил. В октябре последовало постановление Синода, подтверждающее запрещение в служении, хотя и с указанием, что решение вопроса о почитании имени Божия зависит от Священного Собора. В конечном счете, отказавшись почитать имя Божие только относительно, как от него ныне требует церковная власть, Отец Антоний заявил о своем отложении от всякого духовного общения с этой впредь до разбора дела по существу. Затем отец Антони уехал в Луциковку, где жил в уединенной келье, продолжая, будучи почти слепым, печатать на машинке письма в защиту боголепного почитания имени Божия. Здесь он был убит неизвестными лицами в ночь с 5 на 6 декабря 1919 года. Местные жители до сих пор почитают память отца Антония, и хотя место его захоронения долгое время не было точно известно, но 6 сентября 2003 года мощи его были обретены, и на месте их обретения в настоящее время построена часовня. В этом небольшом очерке мы довольно много внимания уделили разносторонней деятельности Булатовича не имеющий прямого отношения к его богословским трудам. Нам хотелось, чтобы читатель мог хотя бы отчасти составить себе представление об этом человеке – самоотверженном, бескорыстном, мужественном, не привязанном ни к комфорту, ни к имуществу, ни к самой своей жизни и верном долгу в любых обстоятельствах.

Такой человек должен бы пользоваться уважением даже со стороны тех, кто не соглашается с его взглядами. К сожалению, в ходе тогдашней полемики о почитании имени Божией некоторые лица, в первую очередь архиепископ Антоний Храповицкий, позволяли себе различные выпады и даже прямую клевету в адрес отца Антония. И хотя часть измышлений уже тогда была отвергнута, но распространение вымыслов и домыслов продолжалось и впоследствии. Вот почему мы надеемся, что ознакомившись с некоторыми фактами его биографии, читатели не будут склонны легкомысленно и пренебрежительно относиться к личности этого замечательного человека. Временный конец спорам о почитании имени Божия был положен несоборным решением, оно так и не было вынесено, а всей ситуацией, вызванной революцией в России. Однако в последние годы этот вопрос вновь стал предметом пристального внимания. Но богословские труды отца Антония Булатовича и сами по себе являющиеся важным историческим наследием, свидетельствуют о том, что богословская мысль тесно связана с молитвенным опытом. Именно богословская мысль, а не просто общенозидательные рассуждения или отвлечённые с холостические экскурсы.

Мысль эта нисколько не иссякла, а продолжала своё существование по крайней мере, в начале XX века. Поэтому закономерно, что интерес к этим трудам оживляется после десятилетий забвений, к чему, мы надеемся, будет способствовать и настоящее издание. Елена Кистирова.