＂Бей монахов прикладами!＂ Прошение имяславцев. 1917 г. ⧸⧸ Исповедники имени Божия

Прошение иноков-изгнанников афонских во Всероссийский съезд духовенства и мирян о прекращении церковного на них гонения и о восстановлении их иноческих прав. 23 мая 1917 года. В 1913 году мы, иноки афонских обителей, Монастыря Святого Великомученика и Целителя Пантелеймона и эскита Святого Апостола Андрея Первозванного, были насильственно вывезены со святой горы Афон без всякого суда и следствия по голословному, недоказанному обвинению нас в мнимой ереси и ради отказа нашего исполнить самочинное, безусловное требование архиепископа Никона – подписаться под синодальным посланием от 18 мая 1913 года или добровольно покинуть святую На таковое требование он не имел полномочия ни от Святейшего Синода, ни от Святейшего Патриарха. За отказ наш исполнить это незаконное требование над нами было произведено истязание по самопроизвольному распоряжению архиепископа Никона и состоявших при нем чиновников Министерства иностранных дел, безо всякого на такое насилия полномочия ни от российской правительственной, ни от церковной не от патриаршей власти. 3 июля военным десантом, состоявшим из 150 человек 50-го Белостокского полка при двух пулеметах, который был вытребован архиерпископом Никоном из Царьграда под ложным предлогом бунта в монастыре и якобы необходимостью усмирить бунтовщиков, над ними было произведено неслыханное истязание, состоявшее в окачивании нескольких сот собравшихся для служения в вечерне иноков сильнейшей струёй холодной воды в упор из двух пожарных шлангов в течение более часа. После этого истязания, во время которого иноки, стоя на месте, падая и подымаясь от сбивавшей с ног сильной струи и защищая от неё глаза и лицо, держимыми в руках иконами, немолчно вопияли ко Господу о помиловании и спасении, на иноков, среди которых были и глубокие дряхлые старцы, были брошены в атаку заранее отобранные для этого охотники солдаты, предварительно напоенные вином, причем среди них было немало иноверцев. По команде «бей монахов прикладами» они стали беспощадно избивать несопротивлявшихся старцев и по мокрым лестницам с четвертого этажа свергать вниз, причем многие скатывались замертво. Избитых, мокрых до костей и израненных иноков, выгнав из монастыря, погнали на транспорт в Херсон, вытребованный для этого из Царьграда архиепископом Никоном, и засадили в трюм.

Более шестидесяти иноков оказались пораненными и были перевязаны и зарегистрированы судовым врачом. Более тяжело раненые были положены в монастырскую больницу, при этом раны наполовину были штыковые. Четыре инока, как утверждали очевидцы греки Конон и Андрей, были ночью тайком похоронены. Всего свезено было в первый день на пароход более шестидесяти иноков. Но на следующий день по требованию монастыря, который нуждался в людях для послушаний, Около 200 иноков были насильно возвращены в монастырь, несмотря на их протест, ибо они не желали разлучаться с единомысленной с ними братьей. И на Херсоне было оставлено 439 иноков Пантелеймоновского монастыря. К ним было присоединено 187 иноков Андреевского скита. И 8 июля эти 616 иноков были отправлены в Одессу.

Вслед за ними на следующих пароходах с Афона выехала большая часть насильно оставленных и еще много других единомысленных с изгнанниками. Всего, кроме насильно вывезенных, добровольно выехало около тысячи. Более малодушные покорились власти и остались на Афоне. Таким образом, совершенно независимые от российской синодальной власти и находящиеся на чужой территории Обители Пантелеймоновская и Андреевская, вопреки их утвержденным уставам, вопреки и воле громадного большинства самоуправляющейся братьи, были отняты от этой братьи и отданы неугодным для братьев двум игуменам – Месаилу и Иерониму, с несколькими десятками их приверженцев. И российская правительственная власть заставила покориться путем терроризации более малодушную братью этим двум игуменам, поправ освященную древностью свободу самоуправления в этих монастырях. По свидетельству самого архиепископа Никона, в Пантелеймоновском монастыре из числа 1700 братьей только 100 человек были единомыслены с игуменом. Прочие же единогласно требовали его смены. Смотри его книжку Имя Божники, страница 83.

В Андреевском скиту из числа 370 человек только 70 были сторонниками Иеронима, прочие же 306 единогласно требовали его смены. Таким образом, архиепископ Никон совершил незаконнейшее вмешательство во внутреннюю жизнь самоуправляющихся афонских обителей. которое, не говоря уже о том, что оно представляло из себя нарушение и международного, и канонического права, и было посягательством на свободу русских граждан проживать где кому угодно за границей. Но оно было позорнейшим проявлением фанатизма и нетерпимости синодальных иерархов российских того времени и постыднейшим обнаружением на глазах у всего мира самого грубого самопроизвола нашей, как церковной, так и правительственной власти, беспримерного в истории Афона. В Одессе изгнанники были подвергнуты новым насилием и издевательством. В темных каретах, под усиленным конвоем, как самых тяжких политических преступников, их свезли с парохода, частью в тюрьму, частью в арестный дом при баульварном И там грубую полицейскую рукою после отказа иноков добровольно снять с себя эмблемы монашества, с них сорвались схемы, аналавы, пароманы и даже донательных иноческих крестов. Повергая эти святыни на пол, причём с некоторых иноков, предоставили снять схемы и аналавы еврею иноверцу. продавцу готового платья, который был вытребован полицией для того, чтобы иноков одеть в мирское платье.

Некоторым инокам насильно острегли волосы, обрели бороды, большую часть переодели в куцы и пиджаки, за которые удерживали двойную против существующей плату, в уродливые картузы, похожие на эрмолки. Некоторым же отрезали фалды их подрясников. Иноков даже хотели заставить обманным образом подписаться под отречением от монашеского сана. Причем это отречение было написано на обратной стороне подписного листа, которую не показывали подписывающимся. Однако один из иноков настоял на том, чтобы ему дали прочитать и обратную сторону бумаги. Таким образом подлог обнаружился и подпись прекратилась. Большая часть инаков была вслед за этим разуслана по этапу на места приписки и там подвергнута полицейскому надзору. Три инака заключены в тюрьму и продержаны в отделении самых тяжких политических преступников в камерах номер 1, 2 и 3 в одиночном заключении 50 дней.

Тридцать семь иноков были в течение пятидесяти суток заключены в арестном доме при бульварном участке в качестве политических преступников. Архимандрит Давид и с ним восемь старцев были в течение одиннадцати месяцев подвергнуты монастырскому заключению в Андреевском подворье, где их томили в тесном скученном помещении, подвергая и издевательствам, и брани, и даже ударам. У иноков было отнято в Одессе все их личное имущество. Причем у некоторых были отобраны целые светоотеческие библиотеки, которые были старательно собираемы иноками и приобретаемы ими на собственные деньги. Были отобраны и келейные святыни иноков, которыми они особенно дорожили. и которые получили или в дар, или в наследство от своих старцев, или приобрели на собственные средства. Даже Библии и собственные богослужебные книги и те были отобраны. Причем это имущество за малыми исключениями не возвращено.

Впоследствии некоторым возвратили по их настоятельным требованиям монашескую одежду, но как бы глумясь над ними прислали не ту, которая была у них отобрана, но совершенно не подходящую по росту, и вместо новой отобранной прислали старую изношенную. Не возвратили инокам и их монастырские вклады, несмотря на предъявление расписок на них, и все прошения, которые иноки подавали о возвращении своих вкладов и о возмещении за построенные на свои деньги каливы, остались без ответа. Отобраны были у иноков также и их личные келейные записки, рукописи и тому подобное, и тоже не возвращены. На местах приписки многие иноки оказались в самом бедственном положении, ибо, прожив на Афоне много лет, были такие, которые провели до пятидесяти лет, они потеряли всякую связь с родными. Знавшие их повымирали, а молодое поколение их родственников или само бедствовала, или не хотела брать на себя содержание престарелых иноков, изгнанников. В первое время изгнанникам совсем не выдавали паспортов. И только после внесения в Государственную Думу запросов правительству по поводу Афонского дела, за которое правительство, между прочим, не ответило, административное преследование было прекращено. Инокам стали выдавать паспорта.

Но церковное преследование по местам не прекращалось. Особенно жестоко преследовали изгнанников в некоторых приходах не в меру ревностные священники. Они нещадно клеймили иноков и еретиками, и революционерами, понуждали их покаяться и подписать формулу отречения от мнимой ереси, поносили их перед прихожанами. Был даже случай, что один священник донёс на одного изгнанника, Григория Нарышкина, губернатору, и его чуть не сослали в места не столь отдалённые, и только убедившись в полной неповинности его, продержав месяц в тюрьме, выпустили. Изгнанника в священники выгоняли вон из церкви, не допускали к святому причастью, и отказывали в нём даже на смертном адре как было, например, с монахом Севастьяном и с схемонахом Афиногеном. Отказывали даже в отпевании умерших, как то было с теми же монахами, причем последнего согласились отпеть только по мирскому чину и после того, как с него, положенного в гроб, сняли схему. Святейший Синод, как известно, санкционировал самочинные действия архиепископа Никона и оправдал его в отмутительной жестокости, приняв на веру его голословное обвинение нас в ересе и в корне ложный доклад о фактической стороне дела. Нас официально заклеймили совершенно несправедливой и обидной кличкой «имябожцы», приписывая нам тем самым, будто мы из имен Божьих делаем себе каких-то особых богов.

В официальной церковной печати на нас нещадно клеветали с намерением очернить нас и вооружить против нас приходское духовенство и наиболее преданных чад церкви. С поощрения синодальных иерархов, покровительствовавших смещённым нами и восстановленным ими игуменом Месаилу и Иерониму. Афонскими подворьями печатались с разрешения духовной цензуры возмутительные по своей клеветливости листочки и брошюры, в которых не только нещадно извращалась фактическая сторона дела, но нам приписывались такие мнения об имени Божием, которые мы никогда не думали высказывать. И эти листки и брошюры во множестве распространялись по всей России. Святейший Синод демонстративно удостоил игуменов Месаила и Иеронима, разогнавших происками своими большую часть своей братьи высоких наград за ревность якобы о православии. И они достигли такой дерзости, что послали бывшему государю-императору благодарственную телеграмму за то, что он избавил афон от революционеров и сектантов. Все эти гнусные и злостные клеветы торжественно печатались в официальных органах и нас лишали возможности печатно там же их опровергнуть. Наши прошения которых мы оправдывались и просили о беспристрастном расследовании дела, оставлялись с Святейшим Синодом безо всякого ответа.

И такое несправедливое отношение к нам и пристрастие к нашим противникам, игуменам Месаилу и Иерониму, и ясно выраженное упорное нежелание Святейшего Синода беспристрастно разобрать афонское дело по существу, а также явная несправедливость синодальной формулировки тезисов об имени Божьем в послании к инокам от 18 мая 1913 года и несогласия ее с катехизисом и учением Святых Отец, все это вынудило нас к тому, что мы, наконец, 18 апреля 1914 года подали в Святейший Синод заявление о нашем отлучении от всякого духовного общения с Ним. В то время в Москве при синодальной конторе был назначен суд над 25-ю в кавычках имябожцами, которых Синод считал заглаварей мнимой ереси, и которых только и нашёл нужным отдать под суд из числа 616 изгнанных с Афона за мнимую ересь. Но обвиняемые, за исключением нескольких человек, на этот суд не явились. Однако из заочного рассмотрения раньше представленных нами в Святейший Синод исповеданий, суд убедился, что тех мнений, за которые нас обвиняли в ереси, мы на самом деле и не думали высказывать, ибо в наших исповеданиях мы категорически утверждали следующее. Повторяю, что именно я, вслед за отцом Иоанном Кронштадтским и другими одобрявшимися Святейшим Синодом церковными писателями, и согласно с учением Святых Отец, имя Божие и имя Иисусова Богом и Самим Богом я чужд как почитание имени Божия за сущность Его, так и почитание имени Божия отдельно от Бога, как какое-то особое божество, так и обожение самих букв и звуков и случайных мыслей о Боге. На основании этого утверждения суд не счел себя в праве вынести нам обвинительный приговор, который необходимо должен был бы привести к отлучению нас Святейшим Синодом от Церкви. Но в своем определении постановил следующее. Синодальная контора нашла, что в исповеданиях веры в Бога и во имя Божия, поступивших от названных иноков, в словах, повторяя и так далее, смотри выше, содержатся данные к заключению, что у них нет оснований к отступлению ради учения об именах Божьих от Православной Церкви.

Поэтому Синодальная Контора сама пошла навстречу уже отложившимся обвиняемым и командировала к нам епископом Одеста Верейского, чтобы убедить нас взять обратно наши отложения и прибыть в Москву, где нам для жительства будет предоставлен Покровский монастырь. Такое неожиданно милостивое и справедливое отношение к нам, и мягкость, и такт епископа Модеста, противоположные фанатической нетерпимости, деспотизму и жестокости архиепископов Антония и Никона, побудили нас послушно пойти на зов добрых пастырей и вскоре нам мнимым в кавычках главарям и мебожцам было разрешено святое причащение, а затем и священнослужение. Определение о нас Московского суда было утверждено указом Святейшего Синода от 10-24 мая 1914 года, № 4186, и копия с него была вручена нам. Этот указ являлся оправдательным приговором не только для привлеченных к суду, но и для всей прочей единомысленной, а имея Господней, изгнанной за мнимую ересь братья, ибо представленные исповедания выражали понимание не только одних, в кавычках, главарей, но всей изгнанной братьи. И поэтому логически необходимым последствием этого оправдания главарей должно было быть распространение его и на прочие заурядных иноков, которых даже не нашли нужным привлечь к суду. Казалось бы также естественным, чтобы церковная власть, убедившись в несправедливости воздвигнутого против нас гонения, должна была порадоваться, что чада церкви, которых заподозрили вне православия, пребывают в правом исповедании веры Христовой, и поэтому поспешить отменить свои прежние карательные указы обнародовать оправдание, снять с нас обидную кличку «имя божцы» и возвратить нам наши обители. Но на деле вышло не так, ибо, щадя престиж двух своих членов, архиепископов Антония и Никона, Синод не пошел по этому естественному и единственно справедливому пути, но, подобно тому, как то описывается в деяниях, осудив нас явно, хотели оправдать тайна. И поэтому московского, неприятного для синодального самолюбия оправдательного приговора, которым налагалось неизгладимое клеймо осуждения на всю безумную и жестокую, ничем не оправдываемую афонскую эпопею, было решено не обнародовать и о прекращении гонения не объявлять.

Благодаря этому получилось вопиющее по своей несправедливости положение. В то время как главные, мнимые виновники уже священно действовали, менее виновным отказывали иногда в напутствии святейших тайн даже на смертном адре. В то время как главные, обвиняемые сами предавали земле павших на брани православных воинов, менее виновных по кончине их священники отказывали даже погребать. В то время как главные обвиняемые без требований от них покаяния или какого бы то ни было письменного отречения были приняты в церковное общение и помещены в обители, от менее обвиняемых продолжали в епархиях требовать письменного отречения от несуществующей ереси, без которого не принимали ни в какие обители. разве только тайком от епархиального начальства и в качестве только рабочих или наемных певчих и по мирскому паспорту. Одним словом, для более виновных вошел в силу указ о их оправдании, а для менее виновных остались в силе указы о их осуждении. Это двусмысленное положение пребывает и до сих пор. И как то видно из получаемых нами от наших рассеянных старцев писем, еще и доселе в некоторых епархиях и приходах гонение против нас со стороны духовенства не прекращается.

Если работоспособные иноки, в конце концов, нашли себе как кто заработок в миру, кто приют в обители, то престарелые в большинстве случаев бедствуют, не находя себе приюта для молитвенного труда и покоя для своей старости. И все мы, невзирая на неповинность в ереси, и до сих пор не восстановлены в наших иноческих правах и не возвращены в наши обители, которые мы продолжаем считать нашим неотъемлемым достоянием. Ибо, как известно, каждый инок, вступая в братство-общежитие, совершенно отрекается от всего своего имущества от всякого попечения о себе самом, отдаёт всё, что имеет, в обитель и даёт пред Престолом Божиим обет нестижания и послушания. Дав такие обеты, каждый инок обязуется ими, отложив всякую заботу о себе, самоотверженно трудится на пользу обители, беспрекословно и безвозмездно подвизаясь на всяких послушаниях, иногда губительных для его здоровья. Но если таковые суть священной обязанности инока по отношению к его обители, то этим обязанностям, естественно, должна соответствовать гарантия для инока в том, что он не может быть вышвырнут из обители по самопроизволу начальства. Разве только в случае действительного впадения в ересь или в такие тяжкие и неисправимые пороки и смертные грехи, которые делают недопустимым дальнейшее пребывание инока в обители. Но в таких случаях, когда иноки бывали удаляемы из афонских общежитий по прожитию в них многих лет, они требовали материального возмещения, и если им отказывали, то искали судом и их удовлетворяли. Мы видели, что нас, афонских иноков, подвергли массовому изгнанию по подозрению в ересе без следствия и суда над нами.

И поэтому, если подозрение не оправдалось, и на суде оказалось, что ереси в нас нет, то и не будучи осуждены никаким духовным судом, не будучи формально отлучены от церкви за ересь, на каком основании караемся мы и досели изгнанием из наших обителей и почему нам не дают возможности пользоваться правом жительства в принадлежащих нам обителях, в которых мы давали обет пребывать до смерти и которые, в свою очередь, взяли на себя обязательство содержать нас до самой смерти. Ибо если бы такого обязательства не существовало, то и посмертный обет инока подвязаться безвозмездно в послушаниях и обет нестижания были бы невозможны. Если нам ответят, что нас в настоящий момент нельзя возвратить на Афон по политическим обстоятельствам, то мы на это возразим, что у наших обителей имеется целых шесть подворий в самой России и целый монастырь в Бессарабии, отнятый правительством во время этой войны у болгарского монастыря Заграфа и отданный Андреевскому скиту, и поэтому политическая обстановка отнюдь не может препятствовать тому, чтобы нам предоставили для жительства несколько наших подворий. 616 иноков, насильно вывезенные архиепископом Никоном из наших обителей по проискам двух смещенных нами игуменов и по интригам архиепископа Антония, мы имеем полное основание считать себя неизменно иноками наших обителей – Пантелеймоновской и Андреевской – и полноправными членами этих общежитий. и собственниками общего монастырского достояния наравне с неизгнанными братьями. Вольными нашими потами и трудами наших отцов, безо всякого участия или помощи правительства, создались в короткое сравнительное время эти две афонские обители. И поэтому мы считаем себя в полном праве требовать, чтобы нам или возвратили отнятые от нас обители, или предоставили несколько или, наконец, дали бы вместо отнятых обителей другую в России и выделили нам пропорциональную часть монастырского капитала, лежащего в государственном банке в России, чтобы на эти средства мы могли обосновать новое общежитие. Справедливость наших прав на монастырское имущество особенно рельефна.

Если вспомнить, что, например, Андреевское подворье в Петрограде всецело построено изгнанным ныне ктитором, то есть попечителем Андреевского скита Архимандритом Давидом. Его трудами собран был необходимый для постройки миллионный капитал. И сверх того через его руки Андреевский скит получил жертву в миллион двести тысяч рублей от известного миллионера Иннокентия Сибирякова. который разновременно передал отцу Давиду два миллиона четыреста тысяч рублей, предоставив ему раздавать эти деньги по его усмотрению. Отец Давид раздал половину на благотворительные дела и бедные монастыри в России, а другую половину отдал в скит, за что и удостоен весьма почётного звания кититара, единственного ныне в Андреевском скиту. И вот ныне этот единственный Андреевский ктитор, строитель его подворья, бессребренник Отец Давид, будучи изгнан на кончине своих лет из устроенной им обители, был принужден нищенствовать, если бы его не приютили в Покровском монастыре, не имея права ступить даже на порог того подворья, который он сам построил, и той обители, на благо которой положил столько и в который, прожив сорок лет, потерял всё своё здоровье. Многократно мы обращались в Святейший Синод с просьбами, чтобы он или прекратил против нас гонение и восстановил бы наши права на основании им самим утверждённого определения Московского суда, или назначил авторитетную и беспристрастную комиссию для пересмотра дела по существу. И тогда, в случае признания нас виновными в ереси, отлучил бы нас от Церкви.

Но ни того, ни другого Святейший Синод не делал и оставался глух на все наши просьбы. Поэтому ныне мы решаемся апеллировать к Вам, представители Святых Божьих Церквей Земли Русской и взываем к Церковнообщественному суду всей Святой Руси и просим обратить внимание Святейшего Синода на вопиющее на небо афонское дело. Если Святейший Синод не счел для себя возможным обвинить нас в ереси и отлучить от Церкви, то мы считаем себя вправе требовать следующего. Первое. Оправдание двадцати пяти главных обвинявшихся, или, как официально называли главарей ими божцев, должно быть распространено и на прочих за единомыслие с ними вывезенных со Святой Горы по подозрению в ереси, но к суду не привлеченных. Второе. С нас должна быть снята обидная и несправедливая официальная кличка имя Божцы, и должны быть отменены прочие запрещавшие нас указы, формулы отречения, установленное было для воссоединения нас с Церковью и прочее. И об этом должно быть обнародовано в церковных ведомостях.

Третье. До времени, когда откроется возможность для нас быть возвращенными на Афон, нам должны быть предоставлены для жительства наши подворья в Одессе. Они должны быть отданы нам в полное распоряжение. Нынешние настоятели их будут смещены, и на их место мы поставим выбранных нами настоятелей. Прежде находившиеся на подворьях братья, может по желанию каждого или остаться на подворье, подчиняясь вновь избранному нами начальству, или перейти на другие наши подворья в России. Смененные настоятели, ввиду того, что они снабжены доверенностью за печатью монастыря, останутся до времени на подворьях, до смены их другими лицами, и подчинятся вновь избранным настоятелям этих подворьев. Они должны предоставлять все требуемые для содержания братья средства. Сверху этих требований мы просим Всероссийский съезд ходатайствовать перед Святейшим Синодом о разрешении совершить отпевание над лишенными такового нашими усопшими иноками.

От имени изгнанной братьи подписались. диктитр Святоандреевского скита и настоятель в изгнании Архимандрит Давид, соборный старец монастыря Святого Великомученика и Целителя Пантелеймона в изгнании и уполномоченные братья монах Ириней, соборный старец Святоандреевского скита в изгнании и уполномоченные братья иеросхемонах город Москва, Покровский монастырь.